В госпитале для русских раненых служит русский врач Гутковский.
29 июня Мрняк приносит Корнилову форму австрийского ландштурмиста, документы, и они покидают госпиталь. Доктору Гутковскому и раненым офицерам удается несколько дней скрывать побег[43].
Почти до самой румынской границы Корнилов и Мрняк едут в поезде [44]. Дальше пути расходятся, к несчастью для чеха, ибо его арестовывают. Военно-полевой суд приговаривает Мрняка к расстрелу; по обжалованию приговор заменяется на двадцатипятилетнее тюремное заключение, но, надо полагать, скорое крушение и распад австро-венгерской монархии возвратят свободу Мрняку.
Корнилову удается перейти румынскую границу: он в безопасности. Румыния вот-вот выступит на стороне Антанты.
Слов нет, ему и многим другим сложно понять, если вообще возможно, как это Ленин и его единомышленники сподобились проехать через Германию и, мало того, разваливать после русскую армию, превращая Россию в политический и военный труп. Уразуметь партийную логику Ленина эти люди не могли.
В их представлении Россия была единой: генерал Корнилов — сын простого казака, и генерал Алексеев — сын сверхсрочнослужащего солдата, и генерал Болдырев — сын деревенского кузнеца, и адмирал Колчак — сын морского артиллерийского офицера, и Ленин — сын статского генерала, и все-все — это лишь сыновья России, у которых одна забота — сражаться, отстаивать целостность и самостоятельность Родины. Что священнее Родины? Склони голову перед ней, росс!
А это что за люди, которые разрушают русскую государственность? Десятилетия за границей — на партийные средства, пожертвования… Ученье в лучших заграничных университетах, лучшие библиотеки мира, вдумчивая кабинетная работа. И житье — в лучших городах, курортных местечках старой Европы. А тут сызмальства — кадетский корпус, армейская лямка, ученье на трудовые рубли, служба с риском для жизни, война, гибель и увечья товарищей — и все во имя Родины.
И вот эти господа из «германского вагона» травят офицерство, организуют расправы над ним, позорят честь, имя офицера… Смириться с этой ядовитой политической работой, развалом тыла, фронта ради партийных догм, чужеземной философии, власти, за которой так и маячит торжествующий кайзеровский шишак[45]?!
Ленин и большевики сдают Россию врагу — вот вывод из каждодневной практики семнадцатого года. Вывод, который четко откладывается в сознании большинства русских генералов, офицеров и интеллигентов.
В письме Ганецкому и Радеку в Стокгольм Ленин 12 апреля 1917 г. (вскоре по возвращении из Швейцарии через воюющую Германию) сообщает:
«Буржуазия (+ Плеханов) бешено травят нас за проезд через Германию. Пытаются натравить солдат. Пока не удается: есть сторонники и верные…
Положение архисложное, архиинтересное…
Крепко жму руку и желаю от души всего лучшего. Пишите чаще, будьте архиаккуратны и осторожны в сношениях.
Ваш В. Ульянов» [46]
На Ганецком завершалось отмывание денег из Германии. Причин для того, чтобы быть «архиаккуратным» и «осторожным», имелось более чем достаточно.
Рабочий Петроград и гарнизон встретят Ленина восторженно, но уже спустя несколько дней в газетах проскользнет недоумение, как это удалось Ленину и его коллегам-эмигрантам проехать через Германию, ведь на фронте каждый день гибнут русские. Недовольство наберет мощь шторма, а после и урагана. Ленин и Троцкий примутся помещать в газетах объяснения. Но почти все газеты уже наладятся писать о Ленине и других эмигрантах из «запломбированного вагона» как об «агентах Вильгельма». Это не просто ураган, а ураган травли.
И кто, вы думаете, ее вдохновитель? Не поверите — Бурцев! Да, наш уважаемый Владимир Львович Бурцев — ужас бывшего департамента полиции, разоблачитель провокаторов в политических организациях дореволюционной России (один Азеф чего стоит).
«Он набрасывал густую тень подозрений на имена Ленина, Троцкого, Зиновьева и многих других, в том числе даже Горького. Все эти люди обвинялись в том, что они, сознательно или бессознательно, служат интересам германского кайзера.
В своей краткой отповеди Горький крикнул Бурцеву: «Жалкий вы человек!..»
Клевета не убила большевиков; напротив, ее необоснованность и конечное крушение подняли в глазах массы авторитет таких деятелей, как Ленин…
Бурцев доказал как раз обратное тому, что желал…»[47]
Время заставляет по-новому взглянуть на события весны и лета семнадцатого. Одни признания генерала Гофмана дают основания для качественно другой оценки работы Ленина: объективно она служила врагам России, вела к ее разрушению. Большевики уповали на мировую революцию; она, по их расчетам, должна смести и кайзеровскую Германию, а с нею и Брестский договор. Не вышло. И быть России преданной и проданной, не одолей союзники Германию и Австро-Венгрию к осени 1918-го. Эта победа смела бремя самого кабального в истории России договора.
Владимир Львович был дружен с Савинковым не только из-за Азефа, но и в связи со своим народовольческим прошлым. В молодости Бурцев отсидел 18 месяцев в английской тюрьме за призывы убить Николая Второго. Скончался эмигрантом в Париже 80 лет от роду (1942). Вот такая история еще одной жизни и бури, которую вожди большевизма смогли преодолеть, не утратив доверия простого люда. Наоборот, под урез семнадцатого численность большевистской партии подросла к двумстам тысячам. Это были убежденнейшие бойцы, на них и лег весь груз революции и первых лет Гражданской войны. Не груз, а огнедышащая лава.
Карлейль отмечал: «Силен был тот, кто имел церковь». Историк имел в виду единство мировоззрения, которое дает церковь. После Октября семнадцатого такой религией в России станет ленинизм. Он явится тем идейным и духовным раствором, который намертво скрепит красную новь. Но для этого следовало выжечь из сердец Бога Небесного и бога семьи: отца ли, мать ли, или гордость за свой род.
И выжгли.
И люди стали принадлежать Системе.
Ни в чем другом Ленин не определял свои позиции столь однозначно, как в отношении к государству. Уже стала афоризмом его знаменитая фраза:
«Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства».
Ленин усвоил навсегда как непреложную истину: рабы не сбросят цепи без уничтожения господ. А господа — это все, кроме тех, кто не стоит за станком или не пашет. Следовательно, социалистическое государство было, есть и будет, дабы защищать трудового человека. И он, Ульянов-Ленин, призван организовать эту защиту, служить ей и отдать ей свою жизнь — это для него свято.
Ради освобождения рабочих от угнетения, кабалы он заключит договор с дьяволом, возьмет деньги у кого угодно (сатана — это так, детские игрушки) и согласится на что угодно — любые жертвы, любую кровь. Без революционного насилия справедливое устройство мира для рабочего человека недостижимо. Понимание этого определило не только политику, но и весь психический, душевный склад Ленина. И именно здесь вместе с победой таилось и его поражение. И, умирая, великий Ленин так и не осознал, что насилием никаких устойчивых форм бытия (в том числе, разумеется, и экономического) создать невозможно.
Ленин заранее был обречен на поражение.
Все, что они, марксисты, вывели как непреложные законы экономики, бытия, оказывалось блефом, утопией. Доказательства вздорности их представлений, превращенных в государственную политику, последовали незамедлительно: топор палача не успевал обсыхать от крови. Лишь террором, безграничным принуждением можно было заставить существовать это государство и как-то шевелиться экономику. Палач стал выдыхаться, а государство — разваливаться. Прежде рухнули величавые декорации первого государства социализма, после обнажилось гнилое, исчервленное нутро, и погодя Земля услышала отчаянный стон целого народа…[48]
А тогда, в семнадцатом, Ленин знал определенно одно: Парижская коммуна, а раньше республика Робеспьера пали от недостатка решительности. Надо действовать, не отвлекая внимание и энергию на жертвы. Только безграничное революционное насилие откроет возможность к существованию государства рабочих и крестьян. Он, Владимир Ленин, знает это определенно.
И вы проклинаете Ленина?
Неужто не сознаете — Ленин был самой сокровенной мечтой и только поэтому люди пошли за ним, отдали души, сердца…
Жизнь без нужды, без надрыва, без вечного подавления слабого сильным, торжества толстого кошелька, должности, вечного страха перед завтра — за это люди сомкнулись вокруг Ленина.
Люди мечтали о справедливости и добре. И великий Ленин был убежден: ключи от Справедливости и Добра у него — у него и партии, которую он научил борьбе.
Вера Ленина в марксизм граничила с религиозной. Отсюда и такие слова: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно».
Обманул?
Обмануты?
Он превратил нас в десятки миллионов трупов, разбитые судьбы, муку нищеты, одно скорбное унижение, но ОН был нашей мечтой. Выше этой мечты люди не знали ничего.
Почему гибнут все наши мечты?
Почему у нас нет воли подняться выше инстинктов размножения, насыщения властью и эгоизма? Ведь любое насилие — ничто без людей. Что такое дряхлый старик диктатор? Что такое орущий Гитлер? Что вообще Зло без людей? В действительность его превращают люди. И не тысячи, и не миллионы, а ббльшая часть народа.
Ленин явился нашей мечтой. Мы молились на него: с ним все дурное сползет с нас, как гнусная короста, и мы станем другие. Мы славили не кровь, а восход новой жизни — той, в которой зло станет невозможным.
Не стали другими.
И все это было. И это надо помнить. Нельзя забывать.
Иначе мы ничего не поймем в том, что было…