От этой даты — 15 ноября — и ведет хронологию белое движение.
Белый, синий, красный!..
Не комета, не чудеса затмения — во всю ширь над Россией… Огненный Крест. Да возродится святая Русь предков!
Три эскадрона текинцев и полк «георгиевцев» уже зимой, по снегу, пробиваются на юг. Путь среди враждебного населения изобилует лишениями. Что ни день — стрельба, рубка, заслоны… трупы. А эскадроны только за своим генералом. Пока за своим генералом…
Великий тотемный знак России — трупы.
Тотем — слово из языка индейского народа оджибве, означающее «его род». У каждой родовой группы — свой предмет (или живой организм), которому все поклоняются, это своего рода божество родовой группы или целого народа.
Надежды и оправдания всех свершений — трупы. Здесь на трупах расцветает жизнь. Нет ее без страданий и трупов.
Корнилов приказывает текинцам следовать без него, это облегчит им продвижение, а сам в солдатском, один, с подложными документами, продолжает странствие в белый стан.
Необъятный поток солдат с фронта разливается по России, и в этом потоке неприметный сухонький мужичонка, почти старик. И все богатство его — бело-сине-красный. Зело верует в эту игру цветов мужичонка, крестится на них, несет в сердце. А для пущей сохранности на груди, под солдатской истрепанной шинелью, — браунинг. Ну точь-в-точь как у Федорбвича, только тот держал свой за брючным ремнем. Прижмет его локтем искалеченной руки и продирается через толпу. И какой леший его гонит на юг?!
Нет, тут все понятно: великий тотемный знак Руси — трупы.
Мало их ей. Будет откупаться за новую веру еще добрых полвека. Сколько же народу ляжет! Стряхнет с себя, как вшей, десятки миллионов, вроде и не нужны ей. И всей этой погибели, муки не охватить разумом. Уж от одной смерти близкого существа человек каменеет, а тут на десятки миллионов! Одна чернота в глазах…
Приглядывается Лавр Георгиевич к соседям по вагону, чадит дешевой папироской, а то и махру тянет, угощается кипяточком, вспоминает фельдшера Мрняка и свои двадцать тысяч крон долга.
Может, будет так: вернет долг, а?..
Короста грязи и седоватая щетина на скуластом желтоватом лице генерала в солдатском трепаном барахлишке. Дозерился Богу Лавр Георгиевич. Верует в судьбу.
Обнаруживая офицеров в вагоне (как ни переодевайся, а чует мужик золотопогонника), солдаты выкидывали их на ходу: скатертью дорога, ваше благородие!.. И садили матом.
И это было счастье, поскольку чаще убивали (стукнут по башке — и готов). А как же, это офицерье виновато в крови и горькой жизни, это они гнали на убой под германца. Слово в слово повторяли мужики слова Ленина. Мудрость великих книг, выжимки из мировой культуры, опыт дискуссий воплощались в каждому понятные, до предела простые слова (вроде «грабь награбленное»). Уж куда проще!
Поэтому офицеры не ехали на юг, а пробирались кто в чем одет и призаросшие до неузнаваемости — родная мать не признает! И это очень хорошо, стало быть, есть надежда доехать…
19 ноября Новочеркасск взбудоражен — здесь генерал Корнилов! Сила воздействия его на людей такова — уж одно это мнится избавлением. Будет над Россией бело-сине-красный стяг! Вернется!
Советские историки несколько по-иному излагали версию событий в ставке, а стало быть, и бегство генералитета из Быхова.
Так, журнал «Вопросы истории» (1968, № 3) сообщает:
«…Изучение архивных документов позволяет сделать заключение, что контрреволюционному генералитету удалось сбежать на юг вследствие изменнических действий поручика Шнеура.
В. К. Шнеур — профессиональный провокатор, сотрудник царской охранки с 1907 года. Во время первой мировой войны служил в одном из гусарских полков. После свершения Февральской революции выезжал в Англию. В Петроград приехал в первых числах ноября 1917 года и вскоре был назначен исполняющим обязанности начальника штаба революционных войск по ликвидации ставки. Шнеур умышленно тормозил наступление революционных отрядов на Могилев, дав возможность организаторам контрреволюции сбежать на юг и организовать там силы для борьбы с советской властью.
Отряд (из матросов Балтфлота и солдат Литовского полка. — Ю. В.), отправленный из Петрограда 11 ноября, вступил в Могилев 20 ноября, то есть тогда, когда контрреволюционный генералитет сбежал из Могилева и Быхова. Отряд, наступавший из Минска, должен был вступить в Могилев 18 ноября, однако не дошел даже до Быхова и лишь 21 ноября достиг Жлобина.
Действия Шнеура и командира минского революционного полка Ремнева не дали возможности большевикам Минска в срок выполнить указания В. И. Ленина. В письме из Петрограда 10 ноября 1917 года перед большевиками Минска В. И. Ленин поставил задачу: приложить все усилия для ликвидации духонинской ставки к 14-му, самое позднее к 15 ноября. Но это письмо более двух суток продержал у себя Ремнев, прибывший из Петрограда 12 ноября. Только 14 ноября, когда его вызвали в ВРК Западной области и настойчиво потребовали письмо, он вынужден был отдать его. Таким образом, время было упущено (то есть Корнилов и другие генералы успели уйти на юг. — Ю. В.)…
Судебно-следственная комиссия Петроградского революционного трибунала проверила личность Шнеура. Был допрошен бывший директор департамента полиции Белецкий, который подтвердил, что Шнеур работал в царской охранке… Шнеур сейчас же был арестован и под сильным конвоем доставлен в Петроград, где и заключен в Петропавловскую крепость…»
Раз генералы утекли из Быхова и Могилева, их можно и нужно догнать и уничтожить — именно такое распоряжение отдает Ленин. Из красного Петрограда спешно отбывает вооруженный отряд; крупный отряд формируется ревкомом Западного фронта. В погоне за Корниловым пожирает километры и бронепоезд. Не дать золотопогонным тварям прорваться на юг!
25 ноября 1917 года — первый бой у станции Тамаровка (это в двадцати восьми верстах от Белгорода). Общее руководство красными войсками осуществляет прапорщик М. К. Тер-Арутюнянц, комиссар революционного полевого штаба по борьбе с контрреволюцией. Бой дает представление о составе корниловцев — приблизительно одну треть отряда Корнилова составляли юнкера и офицеры.
26 ноября красные отряды под командой Пролыгина настигают у станции Унеча Текинский полк во главе с Корниловым. Пролыгин доносил о результатах боя:
«Полк (Текинский. — Ю. В.) быстро отступил в разных направлениях в ближайшие леса и деревни. Под Корниловым убита лошадь. Вместе с комендантом по охране, многими без вести пропавшими офицерами и всадниками исчез и генерал Корнилов».
19 декабря советские газеты поместили сообщение о том, что под Белгородом разбиты корниловцы.
Итак, началось преследование «контры».
Вот отчет о боевых действиях:
«Отряд корниловцев в составе одного ударного полка, 2-го и 8-го Оренбургских ударных батальонов и 5-го отдельного ударного батальона, численностью в 5–6 тыс. человек при 200 пулеметах, нами стерт в порошок. После боя у станции Тамаровка… наш отряд преследовал противника на протяжении ста верст и уничтожил его как организованную боевую величину».
Журнал описывает и последующие события.
«Потерпев поражение, бросив текинцев и георгиевцев, Корнилов переоделся в солдатское обмундирование и в таком виде прибыл 6 декабря 1917 года в Новочеркасск. Генерал Корнилов, — писала газета «Известия», — прибыл в Новочеркасск в форме солдата одного из пехотных полков. Всю дорогу проделал в качестве солдата-большевика, самовольно оставившего фронт. Ехал без документов в вагоне 2-го класса. Генерал Марков приехал в Новочеркасск с двумя офицерами и пятью-шестью солдатами за день до генерала Корнилова».
Остается лишь гадать, кто брал интервью у генералов для красной газеты «Известия», ведь красная и белая версии данных событий заметно разнятся.
Из протокола Совета Народных Комиссаров от 7(20) декабря 1917 г.:
«Назвать комиссию — Всероссийской Чрезвычайной Комиссией при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем — и утвердить ее…
Комиссия сконструируется окончательно завтра. Пока действует Ликвидационная комиссия ВРК…»[60]
Не менее пятисот-шестисот человек в день умерщвляли в Москве в переполненные горячей кровью и мукой годы: 1937-й, 1938-й, 1939-й…
Случались недели — валили по тысяче в день и больше. На четырех городских кладбищах только и успевали рыть братские могилы — ров за рвом…
Но и в эти цифры мы не верим. Убивали миллион за миллионом (не считая тех, что сморили голодом). Какая уж тут тысяча людей в день! Счет шел на несколько тысяч…
В сполохах Огненного Креста отчетливо проступает: две правды выстраивают свои слова. И каждая для каждой — приговор.
Никто не должен противиться белой правде.
Никто не должен противиться красной правде.
Потому уже издревле тотемный знак России — трупы.
Две правды сталкиваются:
— Ленина, классовая: уничтожить всех угнетателей-кровососов и установить справедливый порядок;
— белая (Алексеева, Корнилова, Деникина, Шульгина, Милюкова, Колчака…): отстоять Россию от немцев, укрепить армию, сохранить революцию по Февральскому образцу — чтобы Россия сама диктовала законы своему вечу.
Правда Ленина — исчерпывающе справедлива, если бы она не предполагала под собой кровь и принуждение (и отнюдь не только в Гражданскую войну).
Одна часть русских, и очень значительная, преследовала и казнила другую — не очень значительную, — а вместе представляли почти всю Россию. Винтовочным дулом приставлен был ко лбу вопрос: «В кого веруешь, русский?»
При историческом, то есть временном сравнении, уже зная, чем что обернулось (ленинская революция и строительство высшей мечты человечества — социализма), иначе предстают и программы партий, и революция, и Гражданская война.
Все это позволяет иначе рассматривать события первых лет революции — всю ее программную жестокость, теперь уже очевидно бессмысленную (а какой ужас был бы, увенчайся эта жестокость сытым завтра — хоть этого и не могло быть!), ибо она не добывала и не приближала свободу, а, наоборот, ее отнимала. Одна несправедливость постепенно замещалась другой. И между этими несправедливостями благодаря преступно-смелой фантазии Ленина и следующего за ним большевизма — горы трупов