«…Правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России… Кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания помощи как в пути, так и в дальнейшем. Все заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилия врага, остаться в Крыму».
«Я решил в ночь на 31-е перейти в гостиницу «Кист» у Графской пристани (это в Севастополе. — Ю. В.), где помещалась оперативная часть моего штаба; там уже находился штаб генерала Скалона…
Около полуночи вспыхнул пожар американских складов Красного Креста. Толпа черни начала грабить склады, однако прибывшая полусотня моего конвоя быстро восстановила порядок. Ночь прошла спокойно.
С утра 31 октября начали погрузку прибывшие из Симферополя эшелоны. Раненые грузились на оборудованный под госпитальное судно транспорт «Ялта»…
В сумерки прибыл генерал Кутепов со своим штабом. Войска отходили в полном порядке. Всем желающим остаться была предоставлена полная свобода, однако таковых оказалось немного. Генерал Кутепов рассчитывал закончить погрузку к десяти часам утра.
В десять часов утра 1 ноября я с командующим флотом объехал на катере грузящиеся суда. Погрузка почти закончилась. На пристани оставалось несколько сот человек, ожидавших своей очереди. При проходе катера с усеянных людьми кораблей и пристани неслось несмолкаемое «ура». Махали платками, фуражками… Больно сжималось сердце, и горячее чувство сострадания, умиления и любви ко всем этим близким сердцу моему людям наполняло душу…
Снялись последние заставы, юнкера выстроились на площади. У гостиницы стояла толпа обывателей. Я поздоровался с юнкерами и благодарил их за славную службу.
— Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идем на чужбину, идем не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга…
Заставы погрузились. В 2 часа 40 минут мой катер отвалил от пристани и направился к крейсеру «Генерал Корнилов», на котором взвился мой флаг. С нагруженных судов неслось «ура».
«Генерал Корнилов» снялся с якоря…
Прикрывая отход пехоты, наша конница сдерживала врага, а затем, быстро оторвавшись, усиленными переходами отошла к Ялте. Красные войска значительно отстали, и ожидать их прихода можно было не ранее следующего дня.
Около полудня (следующего дня. — Ю. В.) транспорты с войсками снялись. Облепленные людьми, проходили суда, гремело «ура». Велик русский дух, и необъятна русская душа…
В два часа дня мы снялись и пошли на Феодосию…
После недавних жестоких морозов вновь наступило тепло, на солнце было жарко. Море, как зеркало, отражало прозрачное голубое небо. Стаи белоснежных чаек кружились в воздухе. Розовой дымкой окутан был берег…
Посадка прошла блестяще. Войска с барж были перегружены на «Россию». Корабли вышли в море. (На 126 судах вывезено было 145 693 человека, не считая судовых команд. За исключением погибшего от шторма эскадренного миноносца «Живой», все суда благополучно пришли в Царьград.)
Огромная тяжесть свалилась с души. Невольно на несколько мгновений мысль оторвалась от горестного настоящего, неизвестного будущего. Господь помог исполнить долг. Да благословит Он наш путь в неизвестность…
Я отдал приказ идти в Константинополь[80]…
Спустилась ночь. В темном небе ярко блистали звезды, искрилось море. Тускнели и умирали одиночные огни родного берега. Вот потух последний…
Прощай, Родина!
30 декабря 1923 г. П. Н. Врангель»
Трагические фигуры русской истории, а точнее — смуты: Корнилов, Колчак, Алексеев, Врангель, Деникин, Марков, Дроздовский…
Около 60 млн. человек — цифра, которую я привожу постоянно. Она складывается из смертей, которые оказались непосредственным следствием Октябрьской революции, то есть попытки силой провести в жизнь план ленинской утопии. Это жертвы и Гражданской войны, и уничтожения классово чуждых, и коллективизации, и вала 1935–1939 гг., и Великой Отечественной войны (террор во всем его затейливо-садистском многообразии плюс сталинское постижение военного искусства: горы трупов, отступление до Волги, потом клали людей без пощады, выскребываясь к нашим границам долгих три года), новых массовых арестов…
Подсчет дает цифру около 70 млн., не считая загнанных в гроб нуждой, недоедом, горем, отсутствием лекарств, ужасной медициной, слезами отчаяния — всей системой будничного, каждодневного насилия.
И еще о рядовых коммунистах: какая разница, что рядовые члены партии в массе своей были честными людьми? Все они подпирали и подпирают темную силу, которая насилует волю народа, навязывает ему свою власть.
Царское правительство намечало в 1918 г. переобмундировать армию: в частности, вместо папах солдаты должны были получить остроконечные суконные шлемы, другими должны были стать и гимнастерки, шинели. Образ былинного воина — защитника родной земли должна была создавать новая форма — это была мысль Николая Второго. Склады были забиты новым обмундированием.
Так и перешли склады с новейшим обмундированием к новой власти. И объявились эти шлемы как революционные буденовки.
Смерть белым гадам! Даешь коммунизм!..
У красных были десятки тысяч бойцов, которые искренне верили в светлое коммунистическое завтра и люто ненавидели белых. За идеи Ленина — Троцкого они готовы были сложить головы, и складывали.
В белых, их победе видели рабство, палачей и захирение России. Любые потери, невзгоды, но одолеть белых гадов!
Даешь коммунизм!
И при всем том Красная Армия занималась и разбоем и насилиями. Эта стихия грабежа и насилий оказалась такой, что в 1924 г. политбюро (по настоянию Михаила Васильевича Фрунзе — нового наркомвоенмора) приняло решение о ее полной демобилизации; нетронутым сохранялся костяк армии: бывшие унтер-офицерские и командирские кадры. С осени 1924-го на основе этих кадров и стала разворачиваться новая РККА.
О той армии, которая воевала в Гражданскую войну и была демобилизована в 1924-м, Фрунзе докладывал политбюро как о банде разбойников с весьма ограниченной боеспособностью. А вскоре и Троцкого заменили. И Фрунзе занял его место.
Маяковский отозвался на замену Троцкого Фрунзе.
Заменить ли горелкою Бунзена
Тысячевольтный Осрам[81]?
Что после Троцкого Фрунзе нам?
После Троцкого Фрунзе — срам!
После смерти Ленина на руководство партией претендовали Троцкий, Зиновьев, Сталин, Красин и Фрунзе.
Михаил Васильевич закончил три курса Петербуржского политехнического института. Его отличали исключительные способности, дорога в науку была не открыта, а распахнута.
Он не из эмиграции слал прокламации и брошюры с наставлениями, а жил борьбой. Именно он возглавил первый в истории России Совет рабочих депутатов (май 1905 г., Иваново-Вознесенск). Получил два смертных приговора. Чудом избежал смертной казни, замененной на 10 лет каторги. Бежал с каторги.
Один из самых крупных военных организаторов. По характеру независимый, самобытный, лишенный какой бы то ни было угодливости, приспособленчества, прямой и отважный, с волевым характером.
С января 1925 г. — Председатель Реввоенсовета СССР и нарком-военмор. Скончался 31 октября 1925 г. на 41-м году жизни.
Воронский вспоминал:
«Во владимирской тюрьме Валентин (товарищ Воронского. — Ю. В.) встретился с Фрунзе (Арсением). Арсений был молод (всего двадцать лет. — Ю. В.), отважен, добродушен и по-домашнему уютен. Он был арестован по делу владимирской окружной организации в Шуе, его вызвали свидетелем на один судебный процесс — здесь Арсений случайно встретился с урядником, в которого он стрелял. Его судили, дважды приговаривали к смертной казни и дважды отменяли приговор. Урядник за свой счет доставлял в суд свидетелей, очевидцев покушения. Все это продолжалось более двух лет… Арсений поражал товарищей общительностью, духом живым и бодрым и презрением к смерти. Уже имея смертную статью, Арсений увлекся синдикализмом и старательно изучал иностранные языки. После первого приговора Арсения отделили от товарищей, заключив в одиночную камеру вместе с одним уголовником, тоже осужденным к повешению…»
Сын Фрунзе, Тимур, летчик-истребитель, сражался храбро против гитлеровцев и погиб в родном небе. Мир праху твоему, Тимур!..
Кубань! Сложенная из народа храброго, независимого, она представляла грозную опасность для большевиков.
Основу казачества составляли выходцы из Запорожской Сечи, переселенные во времена генерала Ермолова (1820-е годы), то есть люди, не знающие крепостного рабства вообще.
Меня всегда волнует, когда я встречаюсь с упоминанием Кубани. Моя матушка из старинного казачьего рода, переселившегося после разгона Сечи в южные губернии России, тогда только оформлявшиеся, а вскоре, в годы Ермолова, подавшегося на свободные земли Кубани.
Дяди моей мамы, то есть братья моей бабушки, поочередно избирались станичными атаманами. На той фотографии, что сохранилась, один из них сидит с шашкой и темляком, удостоверяющими его положение атамана.
С тех времен уцелело всего две фотографии. С них на меня смотрят гордые, крупные и плечистые люди. Это — мой род. В серединке сидит мой прадед — Никита Остапович: кресты, медали. Честью и правдой служил России. По правую руку от прадеда — мой дед Данила Маркович, за его спиной — моя бабушка Наталья Никитична. Они носили фамилию Лымарь, а мой прадед — Петриченко, поскольку его дочь вышла за Лымаря Данилу Марковича.
Братья моей бабушки были расстреляны, хотя ни в чем не были виноваты перед новой властью, разве лишь своим казачьим чином. От полного истребления наш род спас родной брат мамы Андрей Данилович Лымарь — самый первый секретарь партийной станичной ячейки. А станица-то была в 10 тыс. душ.