– Кстати, о хвостах… – шепнул мне на ухо Джейми. – Ты опять надела эти чертовы штаны?
– Да…
– Сними.
– Зачем? – притворно ужаснулась я. – Хочешь, чтобы я себе все отморозила?
Он хищно, словно дикий кот, прищурился.
– Не отморозишь. Обещаю.
Он встал у меня за спиной, и пылкий жар костра сменился приятной прохладой его тела… хотя пылкости в Джейми было не меньше, как я почувствовала сквозь юбки, когда он обнял меня за талию и привлек к себе.
– О, так ты его нашел? Как мило!
– Что нашел? Вы что-то теряли? – перебил Роджер, держащий в руке бойран, а под мышкой – свернутое в рулон одеяло.
– А, всего лишь старые штаны, – отмахнулся Джейми. Руки скользнули за пояс моей юбки – благо сверху была повязана шаль. – Будешь петь для нас перед сном?
– Если хотите. Правда, я собирался выучить пару новых песен. Эван обещал спеть что-то про силки, его бабушка научила.
Джейми рассмеялся:
– О да, я ее тоже знаю.
Роджер изумленно вскинул брови, а я извернулась в руках Джейми, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Ну, сам спеть, конечно, не смогу, – мягко ответил тот, видя наше удивление. – Но слова помню. Эван часто ее пел в Ардсмуре. Она довольно пошлая, – добавил Джейми с чопорным видом, который всегда принимают горцы перед тем, как произнести вопиющую похабщину.
Роджер расхохотался.
– Тогда я лучше ее запишу. Для грядущих поколений.
Джейми тем временем умело развязал мой пояс, и брюки (я стащила их из его гардероба, и потому они были ужасно велики) свалились на землю. Холод тут же обжег голую кожу. Я шумно втянула воздух.
– Холодно, правда? – Роджер поежился и нарочито застучал зубами.
– Да, есть немного, – саркастично согласилась я. – Даже бабуины себе все отморозили бы.
Джейми и Роджер громко закашлялись.
Пока Джейми расставлял часовых, я обустраивала место нашего ночлега. Убрала с земли самые большие камни, выломала из лапника толстые сучья и застелила пледом. Вдали от костра было холодно, но всерьез я задрожала, лишь когда Джейми меня обнял.
Хотелось поскорее забраться под одеяла, однако Джейми не пускал. Он вроде бы не изменил своих намерений, но что-то его отвлекало. Он стоял совершенно неподвижно, вслушиваясь в тишину и глядя в темный лес. Лишь ближайшие стволы поблескивали на свету пламени – а дальше деревья тонули в бездонной мгле.
– Что такое?
Я отступила на шаг, и Джейми сжал меня еще крепче.
– Не знаю. Что-то чувствую, саксоночка…
Он повернул голову, словно волк, принюхивающийся к ветру. Было тихо, только деревья шелестели.
– Пусть не твой ринит, но что-то там есть, – прошептал он, и волосы у меня на затылке поднялись дыбом. – Сейчас, lass.
Он пошел поговорить с мужчинами, а мне, лишенной его тепла, стало ужасно холодно. Я нервно закуталась в одеяла.
Что он мог почувствовать там, в темноте? Я уважала его интуицию: Джейми много лет охотился и скрывался от преследователей и потому остро ощущал даже незримое присутствие хищника или дичи.
Вскоре Джейми вернулся и сел рядом.
– Все хорошо. Я велел, чтобы часовых было двое, а остальные держали под рукой заряженные ружья. Надеюсь, обойдется.
Он глядел в сторону леса, теперь уже задумчиво, а не тревожно.
– Все хорошо, – повторил он более уверенно.
– Оно ушло?
Джейми изогнул в улыбке губы, мягкие в жесткой щетине рыжей бороды.
– Я не знаю, что там было, саксоночка. Вроде бы кто-то смотрел на меня – может, волк или сова, а может, какой шальной лесной дух.
Свет костра окутывал мужскую голову и плечи сияющим ореолом. Сквозь треск пламени доносился голос Роджера, хрипло вторящий Эвану. Джейми забрался под одеяло, и я нашарила пояс его штанов.
Дрожа от холода, мы торопились согреть друг друга. Джейми повернул меня на бок, задирая многослойные юбки, и под теплым одеялом наши тела слились. Я лежала лицом к лесу, глядя, как пламя пляшет на блестящих стволах, а Джейми двигался позади и внутри меня так нежно и медленно, что даже листья под нами не шелестели. Голос Роджера набирал силу, становился громче и увереннее, а наша дрожь понемногу утихала.
Я проснулась под иссиня-черным небом, умирая от жажды. Джейми хрипло сопел мне на ухо. Я видела сон – один из тех смутных кошмаров, которые забываются с пробуждением, но оставляют после себя неприятный привкус во рту и мыслях. Мечтая о глотке воды, а заодно и об освобождении мочевого пузыря, я выбралась из рук Джейми. Он зашевелился и простонал что-то, не открывая глаз.
Я потрогала его лоб. Холодный, лихорадки нет. Может, и впрямь обычная простуда? Я встала, не желая покидать теплое святилище нашего гнезда.
Песни уже утихли. Костер стал меньше, но не угас, подкармливаемый часовым. Сейчас на посту сидел Мердо Линдсей, его белая шапка из опоссума возвышалась над необъятной горой одеял. На другом краю поляны пристроился тот безымянный тип из Глазго. Он кивнул мне; его лицо скрывалось в тени под шляпой. Белая меховая шапка тоже повернулась на звук моих шагов. Я помахала, и Мердо отвернулся к лесу.
Мужчины лежали вокруг костра, укрывшись с головой. Идя между ними, я вдруг почувствовала странный приступ тревоги. Ночью, после неприятного сна, эти молчаливые тела изрядно меня пугали. Точно так же укладывали павших солдат в Амьене. Рядами, бок о бок, закрывая лица. Война прячет лики своих мертвых.
Одна из безымянных фигур вдруг закашлялась и перекатилась на бок, по-прежнему пряча лицо. Из-под одеяла выскользнула большая нога в сапоге, перемотанном бечевкой. Эван Линдси. Мне чуточку полегчало: тела не такие уж и безликие.
Именно безликость позволяет убивать на войне. Потом мертвые вновь обретают имена на могильном камне, возвращают потерянную личность и свое место в памяти родных и близких. Возможно, наше путешествие закончится миром. Но впереди все равно война… Война, которая прогремит на весь мир. Я тихо прошла между спящими телами, словно еще блуждая в страшном сне.
Вытащив из седельной сумки флягу, я сделала жадный глоток. Вода, ледяная и на удивление сладкая, смыла все мрачные мысли. Задыхаясь от пронзительного холода, я вытерла губы.
Надо бы оставить немного Джейми; он обязательно проснется, когда я вернусь. Наверняка во рту у него пересохло не меньше моего, потому что носом он дышать не может. Перекинув ремень фляги через плечо, я вступила в лес.
Тени, которые возле костра казались зловещими, вблизи странным образом стали дружелюбными. Глаза понемногу привыкали к темноте. Какой-то мелкий зверек зашуршал в траве под ногами, вдалеке громко ухнула сова.
Покончив с насущными делами, какое-то время я стояла, наслаждаясь одиночеством. Было холодно и очень тихо. Джейми прав – кто бы раньше здесь ни был, сейчас лес не представлял угрозы.
Рядом вдруг, словно подчиняясь безмолвному призыву, послышались его шаги и тяжелое хриплое дыхание. Он сдавленно закашлял, пугая меня рокочущими звуками.
– Я здесь, – тихо окликнула я. – Простуда замучила?
Кашель перешел в панический хрип, шумно захрустели листья. У костра вскочил Мердо, вскидывая мушкет, и мимо меня промчалась темная фигура.
– Эй! – пораженно крикнула я.
Силуэт споткнулся, и я, сама не понимая, что делаю, сдернула с плеча флягу и раскрутила ее за ремень. С глухим звоном та врезалась в спину незнакомца – потому что это, само собой, был вовсе не Джейми, – и тот, задыхаясь от кашля, упал на колени.
Началась суматоха, ошарашенные мужчины повскакивали, путаясь в одеялах и хватаясь за оружие. Парень из Глазго перескочил через соратников и, вскинув мушкет над головой, с бессвязным воплем ринулся в лес. К несчастью, первой ему попалась именно я – и, полетев в листья, безобразно разлеглась на траве, едва дыша из-за мужского колена, уткнувшегося в желудок.
Должно быть, при падении я не по-мужски взвизгнула, потому что он не огрел меня прикладом по голове, а принялся обшаривать свободной рукой.
– Э?..
Рука безошибочно легла прямо на грудь. Испуганно отпрянув, он вскочил.
– Ээ… Хмм!.. – только и выдавил он.
– А, – как можно непринужденнее отмахнулась я, с трудом переводя дух. Над головой кружили звезды, ярко сияя сквозь голые ветки. Парень из Глазго, смущенно хмыкнув, исчез. Слева слышались крики и грохот.
Злоумышленника поймали и притащили к костру. Если бы он не закашлялся, когда я его ударила, то, скорее всего, смог бы удрать. Сейчас же он задыхался и хрипел, едва удерживаясь на ногах и багровея от усилий урвать хоть глоточек воздуха. На лбу извилистыми червями проступили вены, при каждом вздохе – точнее его попытке – раздавался ужасающий свист.
– Ты какого черта здесь делаешь? – требовательно спросил Джейми и сам закашлял в унисон.
Вопрос был риторическим – парень все равно не смог бы ответить. Это оказался Джосайя Бердсли, кандидат на удаление миндалин. Кажется, со времен Сбора его здоровье ничуть не улучшилось.
Я поспешила к костру, где в золе стоял мой кофейник. Обернув ручку углом шали, я его встряхнула. Внутри забулькало – значит, что-то осталось, и содержимое должно быть крепче некуда, раз настаивается еще с ужина.
– Усадите его, расстегните одежду и принесите холодной воды!
С дымящимся кофейником наперевес я растолкала толпившихся вокруг пленника людей. Спустя минуту я уже протягивала ему кружку крепчайшего смолянистого кофе.
– Медленно выдохни на четыре счета, вдохни на два, задержи дыхание и выпей, – велела я.
Он испуганно таращил глаза, в уголках губ собралась слюна. Я твердо схватила его за плечо, заставляя считать, – и жуткое напряжение понемногу спало.
Глоток, вдох, глоток, выдох. Когда кружка опустела, багровое лицо стало белесо-серым, точно брюхо снулой рыбы, с двумя красными отметинами на скулах. В легких еще свистело, но парень уже дышал, что не могло не радовать.
Мужчины наблюдали за нами и перешептывались, однако было холодно и поздно, интерес понемногу угасал, они начинали позевывать. В конце концов, это всего лишь мальчишка, к тому же тощий и больной. Люди охотно вернулись под теплые одеяла. С незваным гостем остались только я и Джейми.