Я разделяю ваше стремление найти мистера Боннета и потому разослал запросы своим знакомым в портах: род деятельности этого человека указывает, что его следует искать именно там (и это радует, учитывая, как далеко от побережья находится ваше нынешнее родовое гнездо). Поскольку река наша судоходна и сообщается с морем, у меня есть подозрение, что некоторые из речных капитанов и прочих бездельников, которые порой присаживаются за мой обеденный стол, могут что-то знать о том негодяе.
Увы, я вынужден сообщить, что Боннет еще числится среди живущих. Новостей о нем мало; ублюдок, похоже, сознает опасность и потому залег на дно.
Джемми брыкался и вопил. Брианна, словно в трансе, привстала за кольцом, не отрывая от письма глаз.
Я слышал, он якобы отправился во Францию; если так – хорошие новости. Две недели спустя, однако, у меня был гость, некий капитан Листон. «Капитан» – это любезная формальность: хоть он утверждает, что служил в королевском флоте, я готов поставить бочонок лучшего табака (того самого, которого я выслал немного на пробу вместе с письмом; если не получите, дайте знать, потому что рабу я не доверяю), что он даже чернил на офицерском патенте не нюхал. Так вот, сей капитан поведал мне одну свежую и довольно нелицеприятную историю.
Листон рассказал, как в порту Чарльстона свел знакомство со всяческим сбродом. Те пригласили его на петушиные бои во дворе гостиницы под названием «Чертова кружка». Среди тамошнего отребья выделялся один человек в дорогой одежде и с полными карманами монет. Листон слышал, как его именовали Боннетом. Хозяин гостиницы рассказал, что этот самый Боннет – известный контрабандист с Внешних отмелей и повязан со многими торговцами вплоть до Северной Каролины, так что власти почти бессильны против его деятельности, поскольку едва ли не вся торговля в Уилмингтоне, Идентоне и Нью-Берне зависит от стараний этого человека.
Листон сперва не обратил на Боннета внимания, пока на петушиных боях не произошла ссора. Слово за слово, люди вскипели, жаждая кровью смыть оскорбление. Толпа начала охотно делать ставки уже на человечий бой.
Одним из противников был тот самый Боннет, другим – капитан Марсден, армейский офицер в отставке, прославленный фехтовальщик. Марсден, чувствуя себя потерпевшей стороной, обвинил Боннета в слепоте и вызвал на дуэль. Ставки делали в основном на Марсдена, но уже вскоре стало ясно, что в лице Боннета он нашел опытного противника. Боннету удалось разоружить Марсдена и тяжко ранить его в бедро. Тот упал на колени и, не имея иного выхода, объявил о своем поражении.
Боннет, однако, не принял капитуляции и совершил такую подлость, что та потрясла даже бывалую матросню. Хладнокровно заявив, что слепец здесь не он, Боннет шпагой выколол Марсдену глаза и при этом так изрезал лицо, что на него нельзя теперь смотреть без ужаса и жалости.
Оставив Марсдена истекать кровью, Боннет вытер шпагу о его шейный платок и ушел, прихватив с собой кошель раненого, – это, мол, выигрыш в пари. Присутствующим не хватило смелости остановить злодея, ведь они лично убедились в его воинском опыте.
Сию историю я пересказываю вам, чтобы сообщить о последнем известном местонахождении этого малого, а заодно предупредить о его подлости и способностях. Знаю, что в первом вы уже и сами убедились, я же спешу рассказать о втором, заботясь прежде всего о вашем благополучии. Я не жду, что мой совет найдет отклик в вашем сердце, переполненном негодования относительно этого человека, – но молю хотя бы помнить о том, что у него есть связи с властями.
При нашей встрече он был осужден на смерть и вряд ли успел оказать Короне какие-то услуги, чтобы заработать официальное помилование. Тем не менее раз он открыто расхаживает по Чарльстону, где несколько лет назад чудом избежал петли, и ничуть не опасается за свою голову, значит, он пользуется покровительством влиятельных друзей. Узнайте о них и остерегайтесь, если хотите уничтожить Боннета.
Я же буду продолжать поиски и уведомлять вас обо всех новостях. Будьте здоровы и вспоминайте порой о своем промокшем насквозь знакомце из Вирджинии. Наилучшие пожелания вашей супруге, дочери и прочим домочадцам.
Постскриптум: астролябию ищу, однако пока не нашел инструмента, подходящего для ваших целей. В этом месяце шлю заказ на мебель в Лондон и буду рад передать запрос в лавку Холлибарона на Грин-стрит: их товар славится своим качеством.
Брианна медленно села на стул, зажала сыну уши и смачно выругалась.
Глава 31. Дитя бури
Я так и заснула, держа голову Джейми на коленях, и сны видела мутные, как всегда, если приходится ночевать в неудобной позе на холоде. Мне снился лес, бесконечные ряды одинаковых деревьев с острыми, как льдинки, иглами. Среди стволов мелькали желтые козьи глаза, а в ушах звенели вопли пантеры и плач осиротевших детей.
Проснулась я резко, все еще слыша отголоски этого плача. Я лежала в мешанине одеял, змеей обернувшись вокруг Джейми, и на нас сквозь сосновые ветки падали холодные снежинки.
Ресницы смерзлись, лицо было мокрым от талого снега. Спросонья я потянулась к Джейми; он пошевелился и закашлял, сотрясаясь под моими руками. И тут я вспомнила все: Джосайю и его брата, ферму Бердсли, призраков Фанни, вонь нечистот и гангрены, пороха и сырой земли. И блеяние коз, до сих пор звеневшее в голове.
Сквозь пелену снега донесся тихий писк, и я рывком села, сбрасывая одеяла с льдистой россыпью. Это не коза. Совсем не коза!
Разбуженный мною Джейми резко откатился в сторону и встал на четвереньки, озираясь из-под спутанных волос в поисках неведомой угрозы.
– Что такое? – хрипло спросил он и потянулся за лежащим неподалеку кинжалом.
– Не знаю. Шум какой-то. Слышишь?
Он поднял голову, прислушиваясь, и болезненно дернул кадыком. Я уже ничего не слышала, кроме падающих с деревьев капель, а вот Джейми отчего-то изменился в лице.
– Вот.
Он ткнул пальцем мне за спину. Я встала на колени и увидела кучку тряпья футах в десяти от прогоревшего костра. Писк раздался снова, уже громче.
– Иисус твою Рузвельт Христос! – невольно вырвалось у меня. Я бросилась к свертку и стала торопливо распутывать слои ткани. Ребенок был еще живым – ведь плакал же! – но не шевелился.
Крошечное лицо и лысый череп были синюшно-белыми, кожа – сморщена, как кожура высохшей ягоды. Я поднесла к его носу ладонь и почувствовала слабое влажное тепло. Младенец приоткрыл рот в мяукающем плаче и крепче зажмурил глаза, словно не желая видеть этот опасный мир.
– Святый Боже! – прохрипел Джейми и наскоро перекрестился. – Где эта женщина?
Ужасаясь состоянию ребенка, я не думала о том, откуда он взялся. На разговоры нет времени. Ребенок слабо шевельнулся, но ручки у него были холоднее льда и отливали фиолетовой синью.
– Потом разберемся… Джейми, подай мою шаль! Бедняжка совсем замерз.
Я торопливо расстегнула лиф платья и прижала ребенка к обнаженной груди, еще теплой со сна. Ветер обсыпал снегом голые плечи и шею. Дрожа от холода, я сгорбилась и набросила на ребенка сорочку. Джейми завернул меня в платок и обнял нас, крепко прижимая к себе, чтобы поделиться своим жаром.
Он оказался куда теплее меня, потому что горел в лихорадке.
– Господи, ты как себя чувствуешь?..
Он был ужасно бледным, с красными глазами, но вроде бы держался.
– Все нормально. Где она? Где та женщина?
Похоже, что ушла. Козы лежали вповалку; дюжина желтых глаз с любопытством глядела на нас, напоминая о недавнем сне.
Миссис Бердсли исчезла, и на место, где она лежала, указывал только клочок примятой травы. Должно быть, когда начались роды, она отошла подальше, потому что возле костра не было никаких следов.
– Это ее ребенок? – спросил Джейми. В горле у него клокотала мокрота, но дышал он уже легче.
– Наверное. Иначе откуда бы он здесь взялся?
Баюкая малыша, я окинула лагерь взглядом. Если миссис Бердсли и ушла в лес, следов не осталось. Снег оседал на ветках и на землю почти не падал, а осыпавшиеся сосновые иглы схватились морозной коркой.
– Она не могла уйти далеко без лошади.
Гидеон и моя кобыла стояли под елью, грустно прижимая уши. Увидев, что мы встали, жеребец топнул и нетерпеливо заржал, обнажая желтые квадратные зубы – за ночь он проголодался.
– Да иду я, паршивец, иду… – Джейми отпустил нас, вытирая нос согнутыми пальцами. – Она не взяла коня, потому что хотела уйти тайно. Лошади подняли бы шум и разбудили меня. Надо бы их покормить. Саксоночка, малыш выживет?
– Сейчас согреется, – заверила я. – Правда, он скоро тоже проголодается.
Ребенок завился червяком и слепо зашарил по моей груди. Это чувство оказалось настолько знакомым, что соски невольно затвердели, и меня будто ударило током, когда младенец нашел желаемое и плотно обхватил губами.
Я удивленно вздрогнула, и Джейми приподнял бровь.
– Он… хмм… Уже проголодался.
– Понятно. – Джейми оглянулся на коз, которые поднимались со своего лежбища и недовольно блеяли. – Подожди немного, хорошо?
Мы захватили с фермы пару тюков сена, Джейми развязал один и рассыпал перед козами и лошадьми, потом вытащил из влажной кучи одеял мой плащ и набросил мне на плечи, достал деревянную чашку и решительно зашагал к пасущимся козам.
Ребенок сосал все сильнее, изо всех сил вцепившись мне в грудь. С одной стороны, это радовало, значит, малыш здоров, вот только ощущения были довольно неприятными.
– Не то чтобы я против, – сообщила я ребенку, пытаясь отвлечь нас обоих. – Но я не твоя мама. Уж прости.
Где, черт возьми, ее носит! Никаких следов Фанни Бердсли, не говоря уже о причинах ее столь внезапного исчезновения посреди ночи.