– Все нормально? – Я улыбнулась Джосайе, пытливо всматриваясь в него, и на пробу стиснула ему пальцы. Он нервно сглотнул и выдавил испуганную улыбку – видно, выпил не так уж много, чтобы забыть о страхе.
Болтая о всяких глупостях, лишь бы его успокоить, я усадила парня на стул, укутала шею полотенцем, а на колени примостила таз. Только бы не уронил – тазик был фарфоровым, другого у нас нет. Как ни странно, Лиззи встала у Джосайи за спиной и положила руки ему на плечи.
– Лиззи, точно хочешь остаться? – нерешительно спросила я. – Мы и сами справимся.
Джейми давно привык к виду крови, а вот девочка – вряд ли, разве что присутствовала пару раз на родах.
– Да, мэм, я останусь. – Сглотнув, она храбро вскинула подбородок. – Я обещала Джо и Кеззи, что буду рядом.
Я посмотрела на Джейми, и тот пожал одним плечом.
– Тогда ладно.
Я разлила пенициллиновый бульон по двум чашкам и вручила парням.
Хотя желудочный сок быстро нейтрализует пенициллин, надеюсь, бактерии в горле он убить успеет. После операции дам выпить еще, чтобы не допустить инфекции.
Определить точную дозу пенициллина в бульоне было невозможно, но я хотя бы знаю, что пенициллин активен. Свежий раствор должен оказать какое-никакое лечебное действие, а бульона хватит на пару дней, пока не пропадет. После операции высажу новую культуру и, если повезет, смогу поить близнецов три-четыре дня.
– А, так эту штуку можно пить, да?
Джейми ехидно уставился на меня поверх головы Джосайи. Несколько лет назад, после огнестрельного ранения, я делала ему инъекции антибиотика, и он, похоже, решил, что тогда я над ним нарочно издевалась.
– Можно. Только уколы полезнее, особенно если воспаление уже началось. Сейчас уколы мне делать нечем, да и инфекцию надо не лечить, а лишь предотвратить. А теперь, если все готовы…
Я думала, что Джейми станет держать пациента, однако и Лиззи, и Джосайя настаивали, что в этом нет необходимости: он, мол, будет сидеть смирно. Лиззи, куда более бледная, чем сам Джосайя, вцепилась ему в плечи с такой силой, что острые костяшки пальцев побелели.
Обоих мальчиков я уже осматривала накануне, но все равно решила проверить еще разок с помощью плоской палочки из ясеня. Я показала Джейми, как правильно прижать ею язык, взяла пинцет со скальпелем и набрала полную грудь воздуха.
Заглянув в темные глаза Джосайи, улыбнулась, видя в их глубине два своих отражения, – я выглядела донельзя уверенной в себе.
– Готов?
С палочкой во рту он не мог говорить и что-то согласно промычал.
Надо было действовать быстро. Подхватив щипцами губчатую красную миндалину, я потянула ее к себе и парой ловких надрезов отделила воспаленную ткань. По губам мальчика побежала струйка крови.
Бросив комок в таз, я взялась за вторую миндалину. На каждую сторону ушло не более тридцати секунд. Я убрала инструменты, Джосайя вытаращился на меня, потом сдавленно закашлял, наклонился над тазом и сплюнул второй комок в струйке алой крови.
Схватив его за нос, я запрокинула парню голову и затолкала в рот тампон. Когда кровь впиталась, взяла горячий прут и прижгла самые крупные сосуды – мелкие затянутся сами.
Джосайя пучил слезящиеся глаза и яростно сжимал тазик, но не издал ни звука. Другого я и не ждала после того, как Джейми вырезал ему клеймо. Лиззи, зажмурившись, держалась за его плечи. Джейми похлопал ее по локтю, и она распахнула глаза.
– Все, muirninn[62], дело сделано. Можешь отвести его в постель?
Однако Джосайя отказался уходить. Онемевший, как и его брат, он свирепо замотал головой и, покачнувшись, сел на табурет, жутко улыбаясь брату окровавленными зубами.
Лиззи топталась между близнецами. Джо поймал ее взгляд и кивком указал на Кесайю, который уселся на его место, гордо вскидывая подбородок. Погладив Джосайю по макушке, она подошла к его брату и положила руки ему на плечи. Он запрокинул голову, улыбнулся ей и поцеловал ладонь. Потом зажмурился и разинул рот, как птенец, выпрашивающий червей.
Эта операция оказалась сложнее: миндалины сильно распухли и от хронической инфекции покрылись рубцами. Полотенце и фартук забрызгало кровью. Закончив, я пристально взглянула на пациента: тот был белее снега и пошатывался.
– Все хорошо? – спросила я. Он меня не слышал, однако по лицу понял вопрос и дернул губами в слабой попытке улыбнуться. Хотел было кивнуть, но тут глаза закатились, он сполз со стула и кулем улегся у моих ног. Джейми ловко подхватил тазик.
Я думала, Лиззи тоже вот-вот свалится в обморок: все вокруг было залито кровью. Ее и впрямь пошатывало, но она послушно села рядом с Джосайей, и тот крепко взял ее за руку, пока мы с Джейми собирали разбросанные ватные тампоны.
Джейми поднял Кесайю. Джосайя вскочил, с тревогой глядя на брата.
– Все будет хорошо, – заверил Джейми. – Я же говорил: моя жена – великая целительница.
Лиззи и Джосайя уставились на меня. Я еле сдержала желание поклониться.
– Все будет хорошо, – повторила я, ограничившись улыбкой. – Идите.
Процессия вышла из комнаты почти ровным шагом, а я осталась наводить порядок.
Я была очень счастлива, чуть ли не светилась радостью от успешно выполненного дела. До чего же давно я не занималась хирургией! Медицина восемнадцатого века вынуждала идти на это лишь в самых крайних случаях. Без наркоза и антибиотиков плановые операции были делом слишком опасным.
Однако сейчас у меня есть пенициллин, и все будет хорошо. Я чувствовала это, когда касалась мальчиков. Им не грозит никакая инфекция, никакая зараза. Не всегда меня будет ждать такой успех, но с пенициллином чаша весов склонится на мою сторону.
– Грех неизбежен, – сообщила я Адсо, который вылизывал пустую миску из-под бульона. – Но все разрешится, и сделается хорошо[63].
На столе до сих пор лежала черная тетрадь доктора Роулинга. Я открыла последнюю страницу, где описывала ход своего эксперимента, и взяла перо. Потом, после ужина, обрисую операцию во всех деталях. Пока же… Помедлив, я решительно написала внизу листа: «Эврика!»
Глава 37. Почта
В середине февраля Фергус, как обычно, вернулся из Кросс-Крика (куда он ездил каждые два месяца) и привез соль, иглы и прочие необходимые мелочи, а заодно целый мешок писем. Он прибыл к обеду, но так торопился к Марсали, что лишь суетливо выпил кружку пива и оставил нас с Брианной разбирать сумки.
Среди прочего там обнаружилась внушительная стопка газет из Уилмингтона и Нью-Берна, а еще из Филадельфии и Бостона. Я наскоро их пролистала: самой свежей было три месяца. Впрочем, неважно: в этих местах, где книги на вес золота, газеты ничуть не хуже романов.
Еще Иокаста переслала Брианне два последних выпуска журнала «Леди Бригхэм»: в нем печатали эскизы лондонских нарядов и разные статьи для женщин.
– «Как стирать золотые кружева», – прочитала Брианна, выразительно приподняв бровь. – Да, очень полезное умение.
– Посмотри в конце, – посоветовала я. – Обычно там пишут, как не заразиться гонореей и как лечить геморрой у мужа.
Она приподняла вторую бровь, став на удивление похожей на Джейми.
– Если муж заразит меня гонореей, ему будет не до геморроя. – Она перелистнула пару страниц и изумленно вытаращила глаза. – «Крепок как сталь. Десять лучших рецептов от усталости мужского органа».
Я с любопытством заглянула ей через плечо.
– Господи… Дюжину устриц вымочить в смеси молока и вина, запечь с измельченным миндалем и лобстерами, подавать с пряным перцем. Уж не знаю, как это блюдо действует на мужской орган, но несварение желудка наверняка будет ужасное. Хотя устриц у нас все равно нет…
– И хорошо, – заверила Брианна. – Как по мне, они похожи на сопли.
– Если только сырые. Вареные они вполне себе ничего. Кстати, о соплях: где Джемми?
– Спит. По крайней мере, надеюсь. – Она опасливо взглянула на потолок.
– О, а вот это мы можем приготовить! Яички любого самца – как будто у самки они есть – отварить с шестью грибами в кислом пиве, нарезать на ломтики, хорошенько посолить, поперчить, сбрызнуть уксусом и обжарить до хрустящей корочки. Па, случайно, не кастрировал еще Гидеона, не знаешь?
– Нет. Но если хочешь опробовать рецепт, он достанет все ингредиенты.
Брианна порозовела и закашлялась в свойственной отцу манере.
– Я… кхм… думаю, нам с Роджером пока это не нужно.
Я рассмеялась и оставила ее читать журнал, а сама стала разбирать почту.
Там лежал сверток на имя Джейми – должно быть, книга, которую он заказывал в Филадельфии. Однако на пакете обнаружилась печать лорда Джона Грея – в кляксе синего воска отчетливо угадывался полумесяц со звездой. Наша библиотека едва ли не наполовину состояла из его подарков, хотя сам Джон Грей утверждал, что посылает нам книги исключительно ради собственного удовольствия, потому как в колониях совершенно не с кем обсудить классическую литературу.
Было и несколько писем, адресованных Джейми. Я перебрала их в надежде увидеть остроконечный почерк его сестры. Заметила письмо от Иэна – при случае он пересылал их нам почти каждый месяц, а вот от Дженни – ничего. Ни словечка за последние полгода с тех пор, как Джейми рассказал ей о судьбе младшего сына.
Я нахмурилась, выкладывая письма ровной стопкой на краю стола, чтобы Джейми сразу их увидел. Глупо, конечно, судить Дженни, но я ничего не могла с собой поделать. Джейми ни в чем не виноват, хоть и взял всю вину на себя. Иэн сам решил остаться с ирокезами.
Молчание сестры сильно задевало Джейми. Он продолжал писать ей, почти каждый вечер добавляя к письму пару строк, пока кто-нибудь из наших не уезжал в Кросс-Крик или Уилмингтон. И он, конечно, никогда не признавался, но я-то видела, с какой жадностью Джейми просматривает полученную почту и как горько поджимает губы, так и не найдя весточки от сестры.