Его грудь вновь и вновь поднималась и опускалась под моей рукой, а мое сердце судорожно сжималось, словно меня только что оттащили от края пропасти.
Прижмурившись, Джейми взглянул на меня затуманенным лихорадкой взглядом.
– Это было бы слишком легко, саксоночка, – сказал он хриплым от сна голосом. – Остаться в живых – намного труднее.
Он не стал притворяться, что не понял моих слов. При свете дня я вдруг ясно осознала то, что мешали мне увидеть усталость и шок прошлой ночи. Почему он так хотел спать в своей кровати. Открытые ставни, сквозь которые со двора доносились голоса семьи и домочадцев. И я рядом с ним. Не сказав мне ни слова, он выбрал, где и как хочет умереть.
– Ты думал, что умираешь, когда мы перенесли тебя сюда? – не осуждающе, а скорее растерянно спросила я.
Джейми ответил не сразу, подыскивая нужные слова:
– Я не знал точно. Мне было очень плохо… И сейчас не знаю. Но не волнуйся. Свой выбор я уже сделал.
– И что ты хочешь этим сказать?
Я засунула руку под одеяло и нащупала его запястье. Оно было теплым, даже горячим, и пульс бился слишком быстро и неравномерно. Однако я не ощутила смертельного холода прошлой ночи, и у меня отлегло от сердца.
Пару раз Джейми глубоко вдохнул, затем повернул голову и посмотрел на меня.
– Что я мог умереть прошлой ночью.
Конечно, мог, но он не это имел в виду. Он говорил так, словно был уверен…
– Ты сказал, что сделал выбор. Все-таки решил не умирать?
Я пыталась говорить спокойно, но получалось не очень хорошо. Я не могла забыть окружавшую нас лишенную времени тишину.
– Это было так странно, – удивленно произнес он. – И в то же время совсем не странно.
– Просто расскажи, что случилось, – сказала я, держа руку на его пульсе.
Улыбка промелькнула в его глазах, не затронув сухие потрескавшиеся губы. Я прикоснулась к ним пальцем и собралась было принести воды или чая, а потом все-таки решила остаться и дослушать.
– Я не знаю… вернее, не представляю, как выразить словами…
Его глаза в утреннем свете казались пронзительно-синими. Он смотрел на меня с таким интересом, словно видел в первый раз.
– Саксоночка, какая ты красивая! Очень красивая, mo chridhe[23].
Мои руки были покрыты бледно-синими пятнами краски и недомытыми потеками бизоньей крови, растрепанные волосы прилипли к шее, я источала запахи краски и пота, – а он смотрел на меня с таким видом, словно любовался чарующей полной луной в летнюю ночь.
– Мне и правда было очень плохо, когда Арч и Роджер тащили меня наверх. Сердцебиение отдавались в ноге и голове, и я прислушивался к тишине между ударами – ты не поверишь, сколько времени проходит между ними.
Он надеялся, что следующего не будет. И постепенно осознал, что сердце замедляет бег, а боль уходит, покидая тело.
И вдруг рассудок прояснился.
– Я не знаю, что это было, саксоночка. – Взволнованный рассказом, Джейми сжимал мою руку. – Я… увидел.
– Что увидел?
Я уже поняла, что именно он не мог описать словами. Я работала врачом, я помню, как умирающие смотрели вдаль широко открытыми глазами, словно видели там что-то.
Он замялся, пытаясь подобрать слова, и я поспешила ему помочь.
– В той больнице, где я работала, умерла пожилая женщина. Взрослые дети были рядом с ней. – Опустив взгляд, а посмотрела на красные, распухшие пальцы, сплетенные с моими, покрытыми пятнами краски и потеками крови. – Она умерла, точно. Сердце остановилось, и она не дышала. Дети стояли рядом с кроватью и плакали. Вдруг женщина открыла глаза. Потом тихо и восторженно произнесла «Ооо!», словно маленькая девочка, увидевшая нечто чудесное, и ее веки вновь опустились.
Я заморгала, чтобы прогнать навернувшиеся слезы.
– Ты тоже… видел?
Джейми безмолвно кивнул и сжал мою руку.
– Да.
Он словно висел в каком-то странном месте, которое не мог описать, чувствуя покой и умиротворение.
– Прямо передо мной было что-то похожее на дверь, хотя скорее не дверь, а коридор. Я мог пойти туда, если бы захотел. И я хотел… – признался Джейми, украдкой взглянув на меня и стыдливо улыбнувшись.
Он знал, что оставляет за спиной, и понимал, что у него есть выбор – уйти или остаться.
– И тогда ты попросил прикоснуться к тебе?
– Только ты могла вернуть меня. Сам бы я не справился.
К горлу подкатил ком, и я не смогла сказать ни слова, потому просто сжала его руку.
– Почему? – выдавила я. – Почему ты… решил остаться?
Джейми еще крепче сжал мою руку. То была лишь тень его прежней хватки, но в ней все равно угадывалась сила.
– Потому что я тебе нужен, – очень тихо ответил он.
– А не потому, что ты меня любишь?
Джейми взглянул на меня со слабой улыбкой.
– Саксоночка, я люблю тебя и всегда буду любить. Живы ли мы, рядом или далеко друг от друга. Ты знаешь, что это правда… Я буду любить тебя, а ты будешь любить меня.
Он склонил голову, и яркие медные пряди упали на его щеку.
– Но я думал не только о тебе. Мне еще столько всего нужно сделать. Я уж было решил, что вы справитесь сами. Ты, Роджер Мак, Арч, Джозеф, братья Бердсли. Но скоро будет война, а я… – он поморщился, – не знаю, за какие грехи, вождь этого клана.
Джейми обреченно покачал головой.
– Господь сделал меня тем, кто я есть. Он взвалил на меня эту ношу, и мне надлежит выполнить свой долг. Любой ценой.
– Любой ценой, – тревожно повторила я, слыша в его голосе нечто более жесткое, чем обреченность.
Джейми взглянул на меня, потом перевел взгляд на изножье кровати.
– Моей ноге не хуже, – спокойно сказал он. – Но и не лучше. Видимо, тебе придется ее отрезать.
Я сидела в кабинете, уставившись в окно, и думала о том, что нужно найти другой выход. Что я еще могу сделать?
Джейми был прав – красные полоски никуда не делись. Уродливые и жуткие, они не расползались дальше, но и исчезали. Он выпил пенициллинового раствора, и я обработала им рану, однако выяснилось, что этого недостаточно. Личинки хорошо справлялись с небольшими абсцессами, но до внутренней бактериемии, которая отравляла кровь, добраться не могли.
Я взглянула на маленькую коричневую бутылочку, в которой осталась лишь треть содержимого. Надолго не хватит. Если просто пить, то нужного эффекта пенициллиновый раствор не дает.
Прекрасно помню рекомендованную дозу пенициллина при бактериемии или сепсисе – в соответствии со «Справочником Мерка», настольной книгой всех врачей. Я посмотрела на журнал Дэниела Роулингса, потом перевела взгляд на бутылочку. Концентрацию пенициллина я определить не могла, но все равно он был более эффективен, чем смесь змеевидного кирказона и чеснока, которую советовал Роулингс. И все же недостаточно.
Пила для ампутаций лежала на столе. Я дала слово, и Джейми ее вернул.
Я сжала кулаки от досады, такой сильной, что она заглушила даже отчаяние. Почему, почему, почему я не сделала больше пенициллина? Как я могла быть такой неосмотрительной и бездумной? Дура проклятая!
Почему я не настояла, чтобы мы съездили в Чарльстон или хотя бы в Уилмингтон, где можно найти стеклодува и заказать цилиндр и поршень для шприца? Я бы придумала, что использовать в качестве иглы. Потратить столько времени, сил и драгоценных веществ на эксперименты, а теперь, когда он мне по-настоящему нужен…
Кто-то осторожно открыл дверь, и я обернулась, стараясь держать себя в руках. Скоро мне придется рассказать домашним, что происходит. Но лучше собрать их вместе и сказать сразу всем.
В комнату вошел один из братьев Бердсли. Лиззи одинаково их подстригла, и теперь отличить одного от другого было практически невозможно. Только если они подходили достаточно близко, чтобы рассмотреть шрам на пальце. Или по голосу.
– Мадам?
Это был Кеси.
– Да?
Полотняный мешок в его руках шевелился и менял форму. Меня передернуло от отвращения. Кеси заметил мою реакцию и улыбнулся.
– Принес для хозяина, – громко произнес он. – Старый Аарон говорил… хорошо помогает. Если укусит большая змея, нужно поймать маленькую и выпить ее кровь.
Он протянул мешок, и я осторожно взяла его, стараясь держать в вытянутой руке. Змея вновь начала извиваться, и у меня мурашки побежали по коже, а потом из мешка донеслось слабое жужжание.
– Спасибо, – выдавила я. – Я… э-э… решу, что с этим сделать.
Кесайя лучезарно улыбался и кланялся всю дорогу до двери. Мешок, в котором оказалась маленькая, но очень рассерженная гремучая змея, он оставил на мое попечение. Я отчаянно озиралась, ища, куда бы ее деть. Выбросить из окна не решилась – Джемми часто играл во дворе рядом с домом.
Наконец я затащила большую стеклянную банку с солью на край стола и, держа мешок на вытянутой руке, другой высыпала соль, уронила мешок в банку и торопливо накрыла ее крышкой. Потом отбежала на другой конец комнаты и рухнула на табуретку. У меня поджилки тряслись от страха.
Теоретически, против змей я ничего не имела, а вот на практике…
В комнату заглянула Брианна.
– Мама? Как там папа сегодня?
– Не очень хорошо.
Видимо, она догадалась по моему лицу, что положение серьезное, потому что подошла и, хмурясь, встала рядом.
– Очень плохо? – тихо спросила она, и я кивнула, не в силах произнести ни слова.
Она глубоко вздохнула.
– Я могу как-то помочь?
Я тоже вздохнула и беспомощно развела руками. Тут у меня мелькнула одна идея, вернее, отголосок того, о чем я думала пару минут назад.
– Я собираюсь вскрыть ногу, разрезать мускулы, добраться до очага воспаления и обработать его пенициллином. Джейми сейчас пьет его, но инъекции намного эффективнее. Сырой пенициллин, – я кивнула на баночку, – нестабилен в присутствии кислоты. Если попадает в желудок – толку от него мало.
– Тетя Дженни тоже так делала? Вот откуда у него на ноге огромный шрам.
Я кивнула и незаметно вытерла ладони и юбку. Руки у меня обычно не потеют, однако воспоминания об ампутации были слишком яркими.