19 октября. Дивизия четвертый день ведет бой в городе, активно отбивая многочисленные атаки противника. В этот день при отражении атак захвачено двое пленных, пять станковых и восемь легких пулеметов, два миномета, 17 автоматов и двести винтовок. Это оружие убитых или тех, кто бросал его при бегстве под сильным ударом наших частей. Понеся большие потери в живой силе и технике, противник от массированных атак отказался и перешел к действиям отдельными отрядами, вел интенсивный огонь артиллерией, особенно часто рыкали шестиствольные минометы. Самолеты-пикировщики Ю-87 группами по 9—12 машин весь день бомбили — боевые порядки дивизии. Особенно сильной бомбежке подвергся полк Печенюка. Вечером в разговоре с ним я спросил, каков итог дня.
— Все атаки отбили хорошо, но от авиации покоя не было. Думал, сегодня не придется и пообедать, но ничего, пока все в порядке. Сейчас сяду поем…
В районе завода «Баррикады» мы дрались сто дней и ночей, а с 11 ноября и до конца декабря были отрезаны от основной группировки 62-й армии. Перед фронтом и на флангах до берега Волги — враг, позади — река, которая все время под огнем противника. Переправиться к нашей дивизии мог только тот, кто отваживался плыть под перекрестным огнем немецких пулеметов, автоматов и снайперских винтовок. В те дни (это отмечает в своих мемуарах В. И. Чуйков) о защитниках «Баррикад» в газетах не писали — ни один корреспондент не мог пробраться к нам.
В архиве Министерства обороны СССР 138-я стрелковая дивизия за этот период представлена малым количеством документов. Мы испытывали нужду не только в боеприпасах и продуктах питания. Бумаги не было тоже, да и, признаться, некогда было писать. Однако я постараюсь представить читателю ход событий до некоторой степени в хронологическом порядке. Хроника боевых действий на «Баррикадах» незабываема, ибо в каждом факте, в каждом эпизоде, сохраненном памятью, проявился характер воина, сражавшегося на земле сталинградской.
…Меня беспокоила обстановка в 344-м полку, поэтому я чаще бывал в его подразделениях.
— Ну, Коноваленко, куда пойдем? — спросил я однажды Владимира.
— Если не возражаете, товарищ полковник, в батальоны Щербака и Бербешкина.
Я так и думал, что старший лейтенант Коноваленко предложит начать осмотр переднего края именно с 344-го полка. Ранение полковника Реутского очень сильно взволновало Владимира. Я слышал, как старший лейтенант доказывал своему начальнику, майору Рутковскому, что беда миновала бы Реутского, будь он, Коноваленко, в 344-м полку.
— Скажи, какой ангел-хранитель, — усомнился тогда Рутковский.
— Не в том дело! — горячился обычно спокойный Коноваленко. — Я раньше других переправился на этот берег, изучил обстановку и знал, где можно оборудовать хороший наблюдательный пункт командира полка.
— Какая же тут особая обстановка? — допытывался Рутковский.
— А такая, товарищ майор, что надо сближаться с противником до расстояния броска гранаты. Тогда его авиации и артиллерии заказано бить по нашему переднему краю — своих поразят.
Помощники Рутковского, капитан Гулько и старший лейтенант Коноваленко, по моему заданию уже облазили передний край каждого полка, докладывали мне и начальнику штаба свои наблюдения и выводы, и я убедился, что они правильно понимают обстановку и характер предстоящих боев. Поэтому я и взял Коноваленко сопровождать меня в полки, чтобы посмотреть, как оборудованы опорные пункты, узлы сопротивления, наблюдательные пункты, как организована связь между ними, а заодно лишний раз присмотреться и к самому Владимиру.
Фронт дивизии изогнулся, рассекая цеха завода и улицы Нижнего поселка. Против нас продолжают действовать две пехотные дивизии и танки 14-й танковой дивизии. Изрядно потрепанная в прошедших боях, она, однако, еще располагает сорока танками, а у нас — ни одного. Вся надежда на «бога» войны — артиллерию, которой управляет грамотный и храбрый артиллерист Сергей Тычинокий.
Дивизионная и поддерживающая нас армейская артиллерии сыграли большую роль в оборонительных боях за завод «Баррикады». Прошла неделя со времени переправы, и, хотя враг топчется на месте, бои о каждым днем принимают нее более ожесточенный характер. Вот что записано в моем дневнике за 25 октября:
«С шести часов утра самолеты-пикировщики Ю-87 бомбили боевые порядки дивизии. Противник атакует танками. В образовавшиеся разрывы между полками пришлось ввести очень малые резервы, чтобы восстановить положение.
В 13.00 отбита сильная атака на полк Гуняги. Через два часа — повторная атака танками и пехотой. Противнику удалось овладеть красным домом, гарнизон этого дома погиб. Вечером и в полночь противник продолжал атаки. 1-й батальон 344-го полка выдержал двухчасовой бой.
Докладывал подробно обстановку командарму Чуйкову. Василий Иванович в конце разговора сказал: „Понимаю, что вам туго, но именно сейчас во что бы то ни стало надо удержать занимаемый участок“.
Рубежи надо удержать! На „Баррикадах“ не было такого наблюдательного пункта, откуда можно обозреть эти рубежи. Коноваленко и Маслов знали их на память и показывали мне опорные пункты, узлы сопротивления и отдельные гарнизоны, рассчитанные на круговую и длительную оборону. С наблюдательного пункта командира батальона Щербака хорошо видны опорные пункты. Четырехэтажное здание на соседней улице — это уже ротный опорный пункт батальона Немкова. Отдельные дома обороняют гарнизоны — в составе отделения или из трех-четырех солдат. У них ручной пулемет и винтовки, автоматы и гранаты, Они ведут огонь по дальним и ближним целям, готовы и к гранатному бою и рукопашным схваткам. Гарнизоны дерутся самоотверженно. Только, разрушив дом, противник ценою больших потерь может достигнуть рубежа, на котором стоит этот дом, но не всегда это бывает — разрушенный дом и своими развалинами сопротивляется.
Немцы уже испытали стойкость нашей обороны. Батальонный комиссар Фомин, комиссар 344-го полка, показал мне письмо убитого гитлеровского офицера, принесенное нашими разведчиками. В нем написано: „Нам надо дойти до Волги. Мы ее видим, до нее меньше километра. Нас постоянно поддерживает авиация и артиллерия. Мы сражаемся, как одержимые, а к реке пробиться не можем. Вся война за Францию продолжалась меньше, чем за один приволжский завод. Мы брали крупные города и теряли при этом меньше людей, чем на этом богом проклятом клочке земли. Против нас, вероятно, сражаются смертники. Они не получают подкреплений, так как мы контролируем огнем переправу. Они просто решили сражаться до последнего солдата. А сколько там осталось „последних“? И когда этому аду наступит конец?..“
Наблюдал работу штаба полка, она идет не совсем организованно, капитан Гулько и комиссар Фомин поставили передо мной вопрос о том, что надо дать 344-му полку командира.
Противник весь день проявлял активность против полка Печенюка. Силами роты, батальона, поддержанными 5—10 танками, враг пытается просачиваться мелкими группами в промежутки между нашими опорными пунктами. Там, где есть резервы, эти охватывающие группы быстро уничтожаются, а там, где у нас не оказывается резервов, противник пытается окружить наши опорные пункты и гарнизоны в зданиях, но не всегда добивается успеха.
Возвращаюсь на командный пункт, собираю на „малый военный совет“ комиссара дивизии Николая Ивановича Титова, Ивана Ивановича Курова, Василия Ивановича Шубу, Сергея Яковлевича Тычинского.
— 344-му полку требуется командир, вам это известно, — начал я. — Взять его придется из вашего штаба, Василий Иванович.
— Кто имеется в виду? — настороженно спрашивает Шуба.
— Коноваленко.
Все молчат. Мой заместитель по строевой части Иван Иванович Куров — старший среди нас по возрасту. Жду, что он скажет.
— Коноваленко офицер толковый, но… — Куров разводит руками, — как быть с субординацией? В полку есть капитаны, майоры, а командовать будет старший лейтенант.
— Николай Иванович, твое мнение? — спрашиваю комиссара Титова.
— Я согласен. Коноваленко грамотный, храбрый и выдержанный офицер. Мы в нем не ошибемся. Но он… старший лейтенант.
— Это второй вопрос, Николай Иванович. А что вы предложите, Василий Иванович?
— Я буду выполнять ваш приказ.
— Э..! Мне это не понятно. Вы, значит, не согласны, если так отвечаете. Коноваленко, по-вашему, не справится или вы не желаете его отпустить?
— Последнее, — говорит Шуба. — Он хороший штабной офицер.
— Тогда мне все ясно, — и, обращаясь к лейтенанту Тоцкому, говорю: — вызовите Коноваленко.
Через несколько минут в землянку вошел Коноваленко, готовый следовать с заданием в один из полков. Он уже привык к неожиданностям.
— Я вас слушаю, — как всегда, четко представился и добавил: — Опять, видимо, что-нибудь стряслось?
— Пока нет, все в порядке. А вас я вызвал на большой разговор: командиром 344-го полка думаю назначить. Все присутствующие здесь тоже согласны со мной, что вам можно доверить полк. Что скажете?
— Я просто затрудняюсь, что вам ответить, товарищ полковник, — взволнованно сказал Коноваленко. — Это для меня неожиданный вопрос. Одно я должен сказать, что я молод, да и звание у меня не подходящее для столь высокой должности.
— С этим я согласен, что и звание у вас малое и бороды нет, не отросла. Но все это наживное, а вот, что с полком справитесь, у меня сомнений нет.
Оказанным ему доверием смущен, смотрит на меня чуть приоткрыв полные губы, тихо говорит:
— Вы уверены, что справлюсь?
— И думать не смейте, что не справитесь, — перебивает комиссар Титов, — мы за вас головой отвечаем.
— Подполковник Шуба, пишите приказ: допустить к исполнению обязанностей командира 344-го стрелкового полка 138-й Краснознаменной дивизии капитана Коноваленко Владимира Онуфриевича, — продиктовал я.
— Я пока не капитан, — робко замечает Коноваленко.
— В полк пойдете капитаном! Две „шпалы“ на гимнастерку даст комиссар, две „шпалы“ на шинель — я. Идите, товарищ капитан. Желаю успеха, а мы тут подготовим представление к очередному званию, оформим приказ…»