Лодку спрятали получше, закрыв ветками. Гелию с Магогом аминтес оставил на поляне, подальше. Сам же засел в зарослях и стал наблюдать.
Долго ждать не пришлось. С первыми лучами солнца во дворе началось движение. Вышла баба в надвинутом на брови платке, пошла в сарай, и там закудахтали куры. Женщина была одета по-славянски, не по-емчански, и Дамианос этому порадовался: повезло.
Через какое-то время со двора пошли четверо: чернобородый мужик с луком и парень с силками направились к лесу; старик с подростком – к озеру.
Аминтес подождал еще с час – проверить, не осталось ли в доме мужчин.
Но слышался только женский голос и несколько детских.
Что ж, можно рискнуть.
Он подошел со стороны поля, неспешным шагом, как ходят путники, привыкшие к длинным дорогам. Не забыл предварительно припорошить одежду и сапоги пылью.
Постоял у ворот – обождал, пока увидит хозяйка. Очень старался ничем не испугать – и все же испугал. Видно, чужаков здесь видели нечасто и опасались.
Первым незнакомца заметил мальчишка лет пяти. Он был в одной холщовой рубашонке до колен. Закричал, побежал к дому, упал.
Выскочила мать, та самая баба, что на рассвете ходила в курятник. Вместо того чтоб утешить орущего мальчишку, зачем-то схватила чугунный прут и побежала к крыльцу, где висел кусок железа.
Вот оно что – это било. Сейчас начнет колотить, звать мужчин.
– Хозяйка, мне бы только дорогу спросить! – крикнул Дамианос жалобным голосом.
Женщина обернулась, еще не решив, поднимать шум или нет. Вид у путника был негрозный, повадка мирная.
– Ты кто? – настороженно спросила баба.
– Бродячий знахарь. У мало́го твоего никак чесотная болезнь? – Мальчишка, перестав орать, сидел и сосредоточенно расчесывал голую ногу. – Хочешь, заговором полечу?
– Сама лечу, травами, – так же враждебно ответила хозяйка. – Иди куда шел, не то мужа с братьями крикну. – И соврала: – У мужа братьев шесть человек.
Но Дамианос подмигнул мальчонке, протянул руки – и тот сам в них пошел. Была у аминтеса, он знал, такая особенность – легко ладить с детьми и животными.
– Поди в дом! – крикнула мать. Но Дамианос уже достал из мешка коробок с мазью, потер воспаленные места – ребенок чесаться перестал.
Больше всего на женщину, кажется, подействовало, что ее сын совсем не боится чужого человека. Она подошла ближе.
– Заговор я нашептал. Какие травы варить, скажу. Перестанет малой чесаться. – Дамианос потрепал мальчугана по белобрысой голове, подтолкнул под задницу. – Другие дети здоровы ли? Сама?
И оттаяла хозяйка. Принесла попить козьего молока, а по-настоящему накормить пообещала, когда мужчины придут обедать.
Бабу аминтес полечил от брюшного вздутия (тут сделать было ничего нельзя – просто пошептал немного), но девчонке-трехлетке сделал раствор для гноящихся глаз. Когда вернулись рыбаки и охотники, поставил старику-свекру пластырь от суставной ломоты.
За это и сытно накормили и – главное, ради чего шел на риск – ответили на нужные вопросы. Воистину медицина – царица наук.
– Хочу к варяжскому князю податься, – сказал Дамианос. – Людей его полечить. У них, сказывают, серебра много. Далеко ли осталось?
Оказалось, совсем недалеко. В часе пешего хода из озера вытекает Волхов-река. Вдоль нее еще час пройти – там и есть варяжское городище. Только идти коротким путем не надо. Там повсюду дозоры, и каждого, кто со славянской стороны идет ли, плывет ли, хватают и убивают. Местным жителям тоже строго наказано: появится кто из-за озера – тех ловить или варягам доносить. А иначе всему роду смерть.
– Рориковы варяги себя «русами» зовут, – сказал старик, глава семьи. – Они строгие, но живут по закону. Озоруют, а меру знают. Заозерных кривичей всех пожгли, поубивали, однако нас, словен, не трогают. Жить при них можно. Порядок есть. Раньше которые варяги заплывали – те разбойники были. А русы нет, не разбойничают. Дань брать берут. Девок, баб молодых прятать надо – портят. Но тоже ведь понять можно. Ихние-то за морем остались. Скучают. Еще что? Чужих, кто из-за озера, мечами на куски рубят. Русы – они такие. Для потехи убивать любят. А все ж много дурного про них не скажу. Можно жить. А то мы давно поднялись бы да в лес ушли. Лес прокормит, река рыбу даст…
Старик был говорлив. Пришлось повернуть разговор на самое важное.
– Как бы мне к русскому лагерю попасть, чтобы дозорные не зарубили? – спросил Дамианос.
Мужики посовещались, пришли к выводу, что лучше всего обойти кругом и зайти с другой стороны, будто идешь не с юга, а с севера. Тогда не убьют, отведут в городище. А там уж как решат.
– Лучше не ходил бы туда, добрый человек, – сказал чернобородый. – Звери они. То ли серебром тебе заплатят, то ли порешат ни за что. Поди знай.
– И то правда. – Дамианос поднялся. – Спаси вас Перун, а я, пожалуй, назад поворочу. Ну их, варягов.
Полдня были потрачены с пользой. Теперь он знал, как действовать.
Лодку так и оставили в лесу, только укрыли получше – пригодится обратно плыть. Остаток дня, ясного и жаркого, шли пешком через лес, определяя направление по солнцу. Открытые места обходили. Наконец, по расчету Дамианоса, оказались к северу от Рорикова стана. Тогда повернули обратно и взяли наискось, на закат. И теперь уже не таились, шли по тропе.
Беспокоило одно. Эфиопка вышагивала своей порхающей походкой, будто пританцовывала; бедра покачиваются, пышные волосы золотятся на солнце.
– Слушай, – озабоченно спросил Дамианос, – а ты можешь не приманивать своим видом мужчин? Вэринги охочи до женщин.
– Я могу делать с мужчинами всё, что захочу, – самоуверенно ответила она. – Захочу – будут липнуть, как мухи. Захочу – испугаются.
– Ну, пугать вэрингов не нужно. Это может быть опасно. Вот если бы они на тебя не облизывались…
– Поняла. Ступайте, я вас догоню.
Она присела на корточки, стала рыться в своей котомке. Дамианос подал знак автоматону: идем.
Через несколько минут сзади раздались семенящие шаги. Аминтес обернулся и обмер.
По тропинке шаркала ногами сгорбленная старуха, с головой укутанная в тряпье. Лицо африканки еще больше потемнело, сделалось совсем черным и всё покрылось морщинами. Блеск глаз померк, плечи ссутулились.
– Так хочешь ты меня или нет? – прошамкала Гелия скрипучим голосом и захихикала.
– То, что надо, – одобрил он. – Держись в двадцати шагах сзади. Если сделаю рукой вот так – замри на месте.
Приказал то же самое Магогу, только совсем простыми словами и трижды повторил.
Теперь Дамианос был предельно сосредоточен. Перед каждым поворотом тропинки делал остановку: зорко смотрел вперед.
Поэтому заметил затаившийся в кустах дозор прежде, чем был обнаружен сам. Что-то металлическое блеснуло в листве, донесся приглушенный звук голосов.
Дамианос вскинул руку: стоять! Сам же пошел дальше без утайки и забормотал под нос, будто разговаривая с собой, как это делают одинокие путники.
На тропинку ступили, преградив путь, трое. Дамианос сделал вид, что удивлен, но не остановился.
Вэринги. Такие же, как те, что служат в дружине у Кыя: рослые, широкогрудые, с красными обветренными физиономиями и нечесаными бородами – одна рыжая, две светло-пегих. Двое в коротких перепоясанных рубахах; у рыжего на плечах, несмотря на теплую погоду, накидка волчьего меха. На ногах не сапоги, как у славян, а грубые кожаные чулки, примотанные к икрам тесемками. Мечи длиннее и тяжелее, чем у славян. Зато и удар, должно быть, таков, что прорубит любой доспех.
Рыжий, видно, был за старшего.
– Кто? Откуда? Куда? – сказал он по-славянски, странно выговаривая звуки – будто рот наполнен мелкими камешками.
– Я знахарь, колдун, – громко ответил Дамианос и прибавил слово, которому его научила Гелия: – Офрефлисмад! – Так у вэрингов называют людей, обладающих сверхъестественной силой. – Иду от Ладоги. К князю Рорику.
Светлобородые обступили его по бокам. У того, что слева, один глаз был закрыт и провален.
– Зачем Рорик? – спросил старший и вдруг свирепо прищурился, глядя Дамианосу через плечо. Мощная рука схватила за горло и сжала. – Кто там? Кто сзади?
– Они со мной, – прохрипел аминтес. Ну и силища! – Гелия, идите сюда!
Он взял вэринга за запястье и надавил на точки, от которых немеет кисть. Потом легко разжал волосатые пальцы. Медленно. С дикарями следует вести себя, как с хищными зверями. Ни в коем случае не выказывать робости, держаться уверенно, но не делать быстрых движений.
Варвар, бывший на голову выше щуплого аминтеса, изумленно разглядывал свою лапищу.
– Витта, – пробормотал он, что означало «волшебство».
– Зачем мне к Рорику, я скажу самому Рорику… – спокойно начал аминтес, но не договорил.
Одноглазый двинулся навстречу Гелии.
– Банна! – крикнул ему Дамианос. – Не тронь! Женщина заколдована! Витта! Она прогневила бога. За это он сделал ее лицо черным, а волосы поставил дыбом. Я ее врачую!
Вэринг то ли не понял, то ли не придал значения. Потянул с плеч Гелии тряпку – и попятился. Волосы встали торчком, черное страшное лицо злобно оскалилось неестественно белыми зубами.
Все трое русов возбужденно заговорили между собой. Несколько раз повторили известное Дамианосу слово аллил – нечто злое, нечистое.
Рыжий опасливо обошел черную женщину, остановился перед Магогом. Они были одного роста и одинакого телосложения.
– Ты кто?
Автоматон безучастно молчал.
– Он не ответит, – сказал, подходя, аминтес. – Это мертвец. Хаугбуй!
Взял трипокефала за нос, потянул книзу. Показал поблескивающую сквозь волосы серебряную пробку в дырявой голове.
– Сюда попала стрела. Стрела, понимаешь? Убила его. А я оживил. Витта!
Рыжий поежился, словно ему стало зябко под волчьей шкурой, и быстро отошел. Вэринги загудели, совещаясь.
– Волчья куртка говорит, что колдуна нужно отвести к какому-то годи. Одного, – шепотом переводила Гелия. – Годи решит, как с тобой быть. А черную старуху и живого мертвеца в лагерь вести нельзя. Мы нечистые, можем принести беду. Нас оставят здесь. Пусть годи пришлет сказать, что с нами делать.