Появились новые удобные виды оружия, владение которыми требовало опыта и сноровки. У аминтесов больше всего ценились приспособления, не похожие на орудия убийства. Кто-то привез из Иберии тонкую стальную проволоку, которой тамошние варвары режут огромные круги сыра. Если подойти сзади, точным движением накинуть проволоку на шею, стянуть петлей и правильным образом дернуть, человек умирает без звука. А прячется это оружие очень просто – хоть в поясе, хоть где.
Еще усовершенствовали отличный манубалист, очень метко стреляющий короткими стрелами. Подобные самострелы существовали и раньше, но массивные, для установки на крепостных стенах. А этот был маленький, легкий и, главное, складывался – убирался в безобидного вида чехол, который вешаешь через плечо.
Немало полезных новшеств накопилось и в фармакологии: снадобья от различных болезней, легкие в изготовлении яды, универсальное противоядие, надежное сонное зелье морфофор.
Дамианос всегда любил учиться, потому что только знание превращает человека из раба обстоятельств в их повелителя.
Жизнь была райская.
Шесть дней он учился в Академии, а воскресенье проводил в городе, чтоб развеяться. Жалованья за годы отсутствия накопилось много, можно было не скряжничать.
Сначала, еще в вечер субботы, посещал самый дорогой столичный лупанарий «Сад Эпикура», где гетеры веселы, искусны и приучены не лезть в душу. Назавтра шел на скачки или в театр. Другие аминтесы любили угоститься в хорошей таверне, попить сладкого никейского вина или ароматной мальвазеи, но Дамианос к разносолам был равнодушен, а вина не пил вовсе. Оно замутняет рассудок, а зачем замутнять око, которому и так вечно не хватает зоркости?
Лучше всего было просто бродить по городу. Глядя на дворцы и храмы, на величественные монументы и прекрасные статуи, на беззаботных людей, Дамианос остро ощущал, какое блаженство жить в цивилизованном мире, который умно обустроен и надежно защищен. Константинопольцы даже не понимают, что это за счастье – существовать по предписанию мудрых законов, не бояться вражеских набегов и диких зверей, вечером ходить по освещенным улицам, не носить оружия. И в значительной мере чудесный эквилибриум сохраняется благодаря аминтесам, о существовании которых большинство византийских граждан даже не слышали.
Так Дамианос прожил остаток осени, всю зиму и половину весны.
А потом отпуск закончился. Как всегда, без предварительного уведомления. Просто в Академию прискакал нарочный и вручил вызов.
Завтра, во второй день седмицы, 16 априлиса 3 года индикта, ровно в полдень, аминтесу второго разряда Дамианосу быть в секретоне по вызову пирофилакса.
День чудес
Секретон Сколы аминтесов располагался не в императорском дворце, как прочие важнейшие учреждения, а в респектабельном квартале Нерсеса. Тихий переулок вел от грандиозной, трехпролетной арки Феодосия к внешне непримечательному двухэтажному домусу – родовому особняку пирофилакса. Вся жизнь государственного мужа была посвящена работе, поэтому канцелярию он разместил там же, где жил. Официум занимал весь внешний корпус; личные покои хозяина находились в глубине усадьбы, за садом.
Вход в одно из секретнейших ведомств империи охранял (по виду – просто прохаживался перед дверью) человечек в аккуратной скромной хламиде. Ни копья, ни меча на поясе, ни щита. Но через этого невзрачного часового не прорвался бы никто чужой – ни силой, ни хитростью. Это был один из «гибких» – так назывались личные телохранители пирофилакса. Когда-то Дамианос мечтал попасть в их число. В «гибкие» из Гимназиона брали невысоких, быстрых и сметливых – таких, как он. Состоять при особе пирофилакса – завидная судьба. Но не сложилось, и теперь Дамианос об этом не жалел, потому что человек должен уважать свою судьбу и не тосковать по несбывшемуся.
В великой империи, которой, если считать от Юлия Цезаря, уже сравнялось девятьсот лет, а если от Ромула и Рема – то полторы тысячи, имелось несколько секретных служб.
Во-первых, Скола агентов, призванная следить за порядком в стране, вынюхивать крамолу и пресекать заговоры. Агенты, иначе называвшиеся Оком Базилевса, бдительно надзирали за провинциями и губернаторами. Их боялись и перед ними заискивали.
За безопасность священной особы государя и его резиденций отвечала Скола скрибонов – дворцовая полиция.
На рубежах державы нес службу корпус акритаев – стражей границы. Акритаи вылавливали вражеских шпионов, а иногда и засылали к неспокойным соседям собственных лазутчиков. Но это была разведка ближняя, для военных надобностей. Дальней разведкой занималась только Скола аминтесов.
Создал ее более тридцати лет назад патрикий Кириан из древнего рода Лекасов. Великий император Феофил, отец нынешнего базилевса, присвоил своему бесценному помощнику небывалый прежде титул пирофилакса, что означает «Оберегатель Огня». Тысячеглазым Аргусом наблюдала Скола аминтесов за внешним миром – так, чтоб ниоткуда не налетел внезапный ураган, не задул священное пламя Ромейской империи.
«Гибкий» едва взглянул на Дамианоса. Зевнул, отвернулся. Откуда понял, что это и есть аминтес, вызванный к пирофилаксу – ведомо одному Богу.
В вестибуле вошедшего встретил такой же безмолвный привратник, провел к протоканцелярию Агриппе, доверенному помощнику Кириана. Это Агриппе в прошлом сентябре Дамианос отчитывался о выполненном задании.
Двадцать лет знали они друг друга, но ни разу не разговаривали ни о чем кроме дела. Начальник канцелярии всегда смотрел вниз, никогда не улыбался, не сердился, не повышал голоса. Казалось, он не ест, не пьет, не сморкается, не чихает. Будто и не человек вовсе, а третья рука пирофилакса.
Провести посетителя в святая святых, в апартаменты хозяина, мог только Агриппа. Спрашивать его о причине вызова было бесполезно. Скоро и так всё выяснится.
Прошли через первый двор, атриум, потом колоннадой, потом через тенистый перистиль, куда выходила галерея личных покоев пирофилакса: кабинет-таблинум, гостиная-экседра и библиотека.
– Иди в библиотеку, – коротко сказал Агриппа, впервые разомкнув уста. И не ушел до тех пор, пока не убедился, что Дамианос поднялся, куда следовало.
Несмотря на полуденное время, в комнате было сумрачно. Ниши, где лежали свитки и пергаменты, тонули в полутьме, на широком столе горели две лампы. В богатых домах обычно использовали свечи – они приятно пахли и не чадили, но пирофилакс предпочитал желтоватый и ровный свет горящего масла.
Человек в потертой шерстяной тунике не поднял головы. Он быстро писал железным стилусом на восковой табличке. Рядом накопилась целая стопка исписанных табул. Потом старший секретик возьмет эти записи и перенесет их на пергамент для долгого хранения.
Кириан никогда не приступал к новому занятию, не окончив прежнего – эта его привычка была Дамианосу известна. Поэтому он не поздоровался, не приблизился, а остановился у порога и стал ждать.
Даже хорошо, что пирофилакс занят. Можно было не торопясь его рассмотреть. В детстве и ранней юности Дамианос видел этого человека часто. Когда Гимназион еще только создавался, Кириан проводил там много времени. Придумывал, как лучше всё устроить, и даже несколько раз сам проводил философические уроки. Каждое сказанное им слово Дамианос запомнил на всю жизнь.
Совсем седой. Макушка оплешивела. Морщины на лбу стали еще глубже – но ни одной поперечной, только продольные: пирофилакс никогда не сердился, а вот в задумчивости пребывал часто.
Да, постарел, но блеск в глазах всё тот же, а движения по-прежнему точны и скупы. Сколько ему? Шестьдесят пять, а то и семьдесят. Редко кто доживает до подобного возраста, сохранив остроту ума и крепость тела.
– С этим всё, – сказал пирофилакс, кладя табличку поверх остальных. – Это мои соображения по поводу доклада достопочтенного Льва Математика. Представь себе, он просит освободить его от епископского сана, потому что хочет создать Университет – специальное заведение для подготовки ученых. Очень интересная идея. Императрица спросила моего мнения.
Так было всякий раз. Они могли не видеться несколько лет, а потом Кириан вел разговор, будто тот и не прерывался. Может, это и в самом деле была одна и та же растянутая на десятилетия беседа.
– Вроде нашей Академии? – так же легко спросил Дамианос.
С пирофилаксом просто: есть у тебя вопрос – задай.
– Нет. У нас дают главным образом практические знания, сугубо прикладного направления. А в Университете будут учить теории, то есть с точки зрения логофета императорской казны вещам совершенно бесполезным. Логофет, скучный человек, дал отрицательное заключение, поэтому я и скребу железкой по воску… Подойди-ка. Ты стоишь спиной к свету, и я не вижу лица.
Молча они смотрели друг на друга четыре стигмы – Дамианос сосчитал. В углу стояла клепсидра, водяные часы, и один раз за четверть минуты, в стеклянный сосуд срывалась звонкая капля.
– Я и забыл, что у тебя такая же метка, как у меня, – с легким удивлением сказал Кириан. – Кружок ровно посередине чела.
При этих словах оба непроизвольно коснулись каждый собственного лба. У аминтеса там было светло-коричневое, почти незаметное на загорелой коже пятнышко размером с мелкую монетку. У пирофилакса – чуть крупнее и розовое, прикрытое свесившейся седоватой прядью.
– Загадка природы. – Кириан задумчиво покачал головой. – У нас, Лекасов, в каждом поколении только один ребенок наследует эту странность: не родинка и не нарост, а изменение пигментации кожи. Размер бывает разный, цвет тоже, но это всегда кружок и всегда на одном и том же месте. Мой дед был единственным из шести детей, кто родился таким. Пятно было большое, багровое. Он говорил, что у него третье око, которое никогда не спит и всё видит.
В детстве я этого недреманного ока очень боялся. – Пирофилакс улыбнулся. – А у матери, тоже единственной меченой из семерых братьев и сестер, пятнышко было совсем маленькое и черное. Она шутила, что ее курица клюнула. Я же еще ребенком придумал, что меня коснулся огненным перстом архангел, дабы я всю жизнь служил священному огню. А ты? Какое название для свой отметины придумал ты?