— Теперь не шевелись, а то все расплещешь.
В миске, наполовину заполненной благовонным маслом янтарного цвета, лежало нечто, похожее на детский носочек, только не матерчатый, а прозрачный; с открытого конца «носочек» был повязан красной шелковой лентой, изящно свисавшей с края миски и не касавшейся масла.
Ухватив ленту, миссис Бернэм выудила «носочек» из миски, поднесла к Захарию, и стекавшее струйкой масло стало собираться в лужицы на его животе.
— Знаешь, что это, мистер Рейд?
— Неужто гандон? — вытаращился Захарий и получил шутливый тычок в ухо.
— Фу, как грубо! Назовем это чехольчиком, который избавит впредь нашего отважного бойца от постыдной необходимости транжирить драгоценное добро. — Миссис Бернэм склонилась для затяжного поцелуя. — Я знаю, как порой тебе было трудно, мой милый, воздержаться от надлежащего излияния. Твоя жертва давила меня тяжким бременем, и я безмерно рада, что отныне тебе не придется ее приносить.
Захарий был растроган такой нежностью и заботой.
— Ты очень внимательна. Трудно было раздобыть чехольчик?
— Невероятно трудно, да еще требовалась крайняя осторожность. Скажу только, что повитуха-армянка, обитающая на Фри-Скул-стрит, стала гораздо богаче.
— Подарок, выходит, дорогой?
— В Англии чехольчики стоят всего шиллинг за штуку, а здесь вдвое дороже — целую рупию. Я закупила несколько дюжин, так что нам пока хватит. Ты когда-нибудь ими пользовался?
Захарий помотал головой:
— Простым молотчикам такая роскошь не по карману. Я, конечно, слышал о чехольчике, но вижу его впервые.
— И у меня никакого опыта в этой области, но я постараюсь надеть его правильно, а ты мне поможешь, приказав бойцу встать по стойке смирно.
Миссис Бернэм влезла на кровать и устроилась меж раздвинутых ног Захария.
— Говорят, чехольчики изготавливают из кишок барашка, — сказала она, обмакнув пальцы в масло. — Не правда ли, любопытно: животное, что за обедом потчует нас жарким из собственного мяса, ночью предлагает нам услуги иного рода?
Миссис Бернэм расправила горловину чехольчика и, капая маслом на промежность Захария, постаралась приладить изделие на место.
— Дело это скользкое, мистер Рейд, а боец все только усложняет, когда так вздрагивает и пружинит. Пожалуйста, втолкуй ему, что сейчас не время для отработки приемов штыкового боя.
Миссис Бернэм пригнулась к самому паху Захария, и теперь он видел только ее сосредоточенно нахмуренный лоб.
— О господи, я так затянула ленту, что узел распустишь не иначе как зубами. Лежи смирно, не дергайся!
Захарий почувствовал прикосновение ее губ, а следом ее дыхание, похожее на теплый ветерок, овевающий флагшток, и, запрокинув голову, простонал:
— Ох, поскорее, миссис Бернэм, а то я извергнусь!
— Ни в коем случае! Огонь не открывать! — Вновь легкие движения пальцев и радостный возглас: — Ой, какой чудесный бантик получился! Сейчас подам зеркало, чтоб и ты полюбовался!
— Нет! Не томи!
— Уверяю тебя, мой дорогой молотчик, ни одна шляпка на свете не похвастает таким красивым бантом, ну прямо венок под мачтой! Даже в честь королевы не поднимали столь великолепный стяг!
Терпение его иссякло, и Захарий, убрав с груди миску, притянул к себе миссис Бернэм.
— А ты, моя дорогая, заслужила королевский салют — залп из всех орудий!
Она засмеялась и чмокнула его в нос.
— Ну вот, а еще прибеднялся — мол, скуден словарный запас!
Потом, когда распустили насквозь промокшую ленту и отправили обратно в миску отяжелевший чехольчик, Захарий сказал:
— Ты просто невероятная искусница! Даже интересно, сколько раз ты это проделывала раньше.
Миссис Бернэм оторвала голову от подушки и нахмурилась.
— Ни разу! Прежде я никогда такого не делала, мистер Рейд!
— Но у тебя же были другие мужчины? Любовники, с которыми ты обманывала мужа?
Она яростно замотала головой:
— Нет, никогда! Клянусь, до твоего появления я не изменяла мужу. Я была, можно сказать, добродетельной супругой.
— Но ты же сама сказала, что у вас почти не было близости. А уж я-то убедился, какая ты страстная. А как же… зов плоти?
— Разве этот зов как-то связан с супружеской верностью? — Миссис Бернэм насмешливо вскинула бровь. — Нет такого зова, который нельзя унять долгим купанием под опекой горничной, банщицы или даже с другой дамой. Поверь на слово, мистер Рейд, для женщины нет времени счастливее, чем отлучка супруга, что бывает сплошь и рядом с этими вечными мужскими кампаниями и вояжами.
Захарий изумленно разинул рот:
— Ты серьезно? Хочешь сказать, банщицы доводят тебя до… шока? А мистер Бернэм знает?
— Сие вовсе не секрет, дорогой мой, эротический массаж как средство от истерии мне прописал врач. Это вполне обычное лечение, для которого я специально нанимала служанку. Мистер Бернэм о том осведомлен и не возражает, да и как возразишь против врачебного предписания? Скорее всего, он даже рад — не надо беспокоиться о моей верности. Ей-же-ей, не было и мысли о романе на стороне, пока в моей жизни не появился некий молотчик. Забавно, милый, что сначала я видела в тебе скорее противника, нежели любовника.
— Не понял, почему — противника? — удивился Захарий.
Миссис Бернэм лукаво улыбнулась и пощекотала ему горло.
— Видишь ли, дорогой, поначалу я была так нелюбезна с тобой, ибо считала, что ты порушил мои планы касательно Полетт. Если б не ты, она бы вняла моему совету, вышла за судью Кендалбуша, и мы бы с ней наслаждались совместными омовениями. По твоей вине мечты мои рухнули, и я была полна решимости наказать тебя за распутство, однако судьба так распорядилась, что рядом со мной не она, а ты, и в день, когда ты меня бросишь и вы с ней сбежите, я даже не знаю, кого стану ревновать больше — тебя или Полетт.
Удивительное откровение породило водоворот мыслей, и Захарий, как всегда в общении с миссис Бернэм, почувствовал, что барахтается в столь глубоких и бурных водах, каких не изведал прежде. Как ни странно, это не отпугивало, но только усиливало желание обладать ею.
Она это прекрасно знала и тихонько рассмеялась:
— Ага, вижу, наш отважный солдатик услышал боевой сигнал и вновь готов к атаке, хоть только что вышел из схватки.
Захарий невольно улыбнулся:
— Одно скажу, миссис Бернэм: ты умеешь управиться с оснасткой моряка.
Глава 9
За время службы Кесри многажды бывал в Калькутте, однако еще никогда не квартировал в стенах форта Уильям — крепости, что охраняла город, раскинувшийся за безлесной ширью майдана. Индусов редко селили в форте, месте постоя белых военнослужащих, но обычно размещали в Квартале сипаев, отделенном от крепости внушительной пустошью.
В свои прежние визиты в Калькутту Кесри квартировал именно в том районе, и тамошние условия мало чем отличались от лагерной жизни: казарм и столовых не было, солдаты сами обеспечивали себя кровом и пропитанием. Рядовые джаваны самостоятельно строили либо на паях снимали хижины, еду им готовили несколько общих на всех денщиков. Хавильдары и унтер-офицеры жили отдельно, у каждого был свой денщик.
Однако калькуттский лагерь имел одну важную особенность — значительно превосходил в размерах иные военные базы. Примыкавший к лагерю огромный, точно еще один городок, базар был открыт круглогодично и предлагал такое разнообразие товаров, что молодой джаван мог месяцами не покидать место постоя.
Будь его воля, Кесри охотно пользовался бы услугами базара, но сейчас это было невозможно — обитателям форта категорически запрещалось выходить за его пределы. Поскольку Лондон еще не отдал официального приказа, формирование экспедиционного корпуса считалось военной тайной, и во избежание утечки информации сипаев заточили в границах крепости.
Поначалу Кесри был весьма недоволен запретом, но потом, обустроившись в новом жилище, понял, что все не так уж плохо. Жизнь в казарме сама по себе была новым впечатлением, и, кроме того, он, заселяясь одним из первых, смог занять лучшую комнату в торце здания с окнами на две стороны. Обитание на третьем этаже тоже было в новинку — Кесри никогда не жил так высоко над землей, да еще со столь хорошим обзором окрестностей.
С другой стороны, было утомительно постоянно находиться на службе. В других лагерях и городках существовало уютное разделение служебных обязанностей и досуга: в конце дня, вернувшись в свои жилища, сипаи переодевались в дхоти и рубахи. Сейчас же им, точно английским воякам, приходилось носить форму весь день, к чему они привыкли не сразу. Однако в такой жизни были свои преимущества — она избавляла от расходов на слуг и хозяйственных хлопот.
Казарма бенгальских волонтеров располагалась в отдаленной части форта. Сипаям отвели небольшую часть здания, поскольку их батальон был таковым лишь по названию. Даже в полной комплектации он не достигал и половины своей обычной численности: всего две роты, каждая в сто человек.
Малый состав подразделения порадовал Кесри — значит, над ним не будет джемадаров и субедара, всюду сующих свой нос. В своей второй роте он был старшим унтер-офицером. Еще одна хорошая новость — майор Болтон только временно исполнял обязанности командира батальона и, скорее всего, займет должность в штабе экспедиционного корпуса. Лучшего нельзя и желать — стало быть, обе роты будут действовать независимо друг от друга, и капитан Ми с Кесри смогут принимать решения самостоятельно. Правда, еще есть с полдюжины английских субалтернов, но капитан, несомненно, сумеет поставить юнцов на место.
А вот коллега его, командир первой роты, оказался рохлей, что стало очевидным при отборе младших унтер-офицеров: с помощью капитана Кесри заполучил именно тех ефрейторов и капралов, каких хотел.
Потом прибыла первая партия рядовых, и она приятно удивила. По опыту, Кесри знал, что обычно в «баламтёры» заморской службы отдают своего рода брак: неумех, лодырей, шалопаев и пьяниц, от которых всякая воинская часть только рада избавиться. Но эти волонтеры были не так уж плохи — по большей части амбициозные юноши, желавшие повидать мир и продвинуться по службе, о чем некогда мечтал и сам Кесри.