— Вот как, сэр? — Захарий немного растерялся. — Боюсь, я не вполне понимаю.
— Я говорю, Рейд, об экспедиции в Китай.
Данное мероприятие, разъяснил мистер Бернэм, преподносит возможности небывалых масштабов. Оно не только одарит громадной прибылью, открыв миру китайские рынки, но создаст новый образчик ведения войны, когда бизнес полноправно участвует во всем — от выработки военной стратегии до переговоров с парламентом, информирования общественности и материально-технического обеспечения. Нынешний конфликт не имеет ничего общего с былыми разорительными войнами, сейчас в полной мере будут учтены жестокие уроки прошлого, а все внимание сосредоточено на минимизации финансовых и человеческих потерь со стороны Великобритании.
Нынче опора на частного предпринимателя имеет место в неслыханной степени, и уже одно это открывает бесчисленные пути к барышам, начиная от предоставления транспорта и заканчивая поставкой провианта войскам. Мало того, экспедиция, продвигаясь вдоль восточного побережья, обеспечит доступ к пока еще не освоенным рынкам на севере Китая. Под прикрытием королевского флота британские торговые суда смогут, не швартуясь к берегу, сбывать свой товар в густонаселенных районах, где недавние перебои с опием наверняка породили огромный спрос. Каждый ящик принесет состояние.
— Не стоит заблуждаться, Рейд: пусть экспедиция невелика размером, но она разожжет революцию. Попомните мои слова: этот поход изменит карту континента!
Грядущие перемены будут так велики, предрек мистер Бернэм, что даже центр коммерции сместится на Восток. Одна из главных целей экспедиции — заставить китайцев уступить остров неподалеку от побережья, где будет создан порт, воплощение всех идеалов свободной торговли. Старинный друг и коллега Бернэма мистер Хью Гамильтон Линдси, бывший председатель кантонской Торговой палаты, выступал в пользу этой идеи, имея в виду превосходное расположение острова Гонконг. Благодаря содействию мистера Джардина правительство наконец-то решилось последовать мудрому совету Линдси. Как бы то ни было, в Китае появится новый порт, свободный от гнета империи маньчжурских деспотов. Тираны больше не смогут вешать ярлык «контрабандист» на честных торговцев опием вроде мистера Бернэма, новый бастион свободы будет с удвоенной энергией слать плоды рук человеческих и слово Божие самому многочисленному народу на планете.
Вне всякого сомнения, продолжал мистер Бернэм, новый порт быстро перехватит основной торговый поток, сейчас направляющийся в Кантон. Вот почему отдельные магнаты, такие как Ланселот Дент и Джеймс Мэтисон, уже предпринимают определенные шаги, дабы заполучить пальму первенства на захваченном острове. Вот почему и он, мистер Бернэм, решил перенести свои операции на китайское побережье.
— Воистину блаженны те, кого Господь избрал к участию в подобных исторических моментах! Вспомните Колумба, Кортеса и Клайва![67] Есть ли большая услада для юноши, нежели стремление приумножить свои богатства, расширяя Господни владения?
— Нету, сэр!
— Однако не всякому дано распознать наметившиеся пути благоприятной возможности. Робких и осторожных наверняка отпугнет неопределенность исхода войны, этим рабам привычки суждено прозябать на обочине, и только избранные смельчаки захватят приз.
Что касаемо его самого, сказал мистер Бернэм, он ни капли не сомневается в зарождении новой коммерческой империи, подданными которой станут те, кому хватило дальновидности и отваги поймать момент. Убежденность его в этом настолько крепка, что он намерен без промедления отправить в Китай «Ибис» с большим грузом опия; судно поведет капитан Чиллингворт, должность суперкарго исправит Ноб Киссин-бабу. Чуть позже, уладив все дела в Индии, сам он отправится в Китай на «Анахите», которая вдобавок к большому ассортименту товаров тоже повезет опий.
Но это еще не все. Свое судно «Лань» он предоставил экспедиционному корпусу. Сейчас корабль в Бомбее — грузится опием «мальва» и забирает немногих пассажиров. При заходе в Калькутту «Лань» возьмет на борт военных и снаряжение, а затем под командованием мистера Дафти присоединится к флотилии корпуса.
И лишь теперь мистер Бернэм подошел к своему предложению:
— Мне нужен порядочный и надежный человек на должность суперкарго «Лани». Он будет отвечать за сохранность груза «мальвы». Если в пути поступят дельные предложения, он вправе осуществить продажу по собственному усмотрению. Как всем суперкарго, оговоренное число ящиков ему разрешено продать для себя. Условия проживания отменные, вдобавок к заработку от продаж, который, вероятно, окажется весьма существенным, будет положено жалованье. И последнее, но немаловажное: если человек этот проявит себя хорошо, он может быть уверен в моей поддержке его продвижения по карьерной лестнице. — Мистер Бернэм сделал паузу и, огладив сияющую бороду, пристально посмотрел на Захария. — Не секрет, что вы, Рейд, давно уже пользуетесь моим расположением. Чем-то вы напоминаете меня в молодости, когда я впервые оказался на Востоке. Увидев вас на опийном аукционе, я подумал, что вы, пожалуй, вот-вот найдете свое истинное призвание. Вы, конечно, знаете, что Ноб Киссин-бабу очень высокого мнения о вас. Он считает, вы идеально подходите для работы, о которой я только что сказал. Конечно, бабу жуткая нехристь, однако в людях разбирается. Он говорит, вам нужны деньги для полной оплаты двадцати ящиков опия?
— Да, сэр.
— Что ж, я готов ссудить вас авансом в счет жалованья. — Мистер Бернэм опять помолчал, дав собеседнику время прийти в себя. — Остается узнать: вы согласны, Рейд?
Захарий слушал хозяина с тем же напряженным вниманием, с каким некогда внимал его жене, и предложение новой работы удивительным образом возымело тот же эффект. Захарий возбужденно поерзал, затем подтянулся и, прижав руку к сердцу, сказал:
— Всей душой, мистер Бернэм. Даю слово, вы не пожалеете.
День отбытия в Китай неуклонно приближался. Выучка волонтеров заметно повысилась, результат совместных занятий с англичанами превзошел все ожидания, и несколько проверок, одну из которых проводил штабной офицер, завершились лишь мелкими замечаниями. И пока никто, слава богу, не дезертировал, чего Кесри все-таки опасался, ибо, несмотря на кажущееся благополучие, впереди было главное испытание — праздник Холи.
По традиции, бенгальские пехотинцы отмечали его с большим размахом. Кесри знал, что бойцы второй роты непременно наведаются в Квартал сипаев и хорошенько повеселятся: бханг рекой, море красок, пальба в воздух, безудержные танцы и баядерки нарасхват. И уж если кто замыслил побег, он, конечно, воспользуется праздничным безумством. Кесри поделился своей тревогой с капитаном Ми, и они пришли к выводу, что запрет праздника только создаст проблемы, уж лучше отпускать солдат небольшими группами и к каждой приставить унтер-офицера. Вдобавок надо издать приказ: на закате всем вернуться в казарму для вечернего построения и пересчета бойцов по головам. А для большего спокойствия обо всем следует уведомить оперативный отдел форта.
В прежние годы Кесри и сам от души праздновал Холи, однако нынче ему было совсем не до гулянки. В Квартал сипаев он отправился вместе со своей группой солдат и, стараясь не спускать с них глаз, наскоро выпил лишь одну кружку бханга. Но разве за всеми уследишь, когда вокруг тьма-тьмущая народу? На вечерней перекличке, о которой возвестил колокол, обнаружилась нехватка шестерых бойцов. Расследование выявило, что четверо из них, перебрав бханга и ганджи, просто утратили способность к передвижению, но двое сгинули бесследно. Извещенный об этом оперативный отдел тотчас выставил посты на дорогах и перепутьях.
Кесри сомневался, что двум юнцам, не достигшим и двадцати лет, достанет ума осуществить задуманное. Так и вышло: беглецов взяли на паромном причале.
На совещании у капитана Ми было решено, что дезертиров предадут военно-полевому суду и обвинитель, в острастку другим, потребует высшей меры наказания — смертной казни. Однако не менее важно было выяснить причину дезертирства и наличие сообщников в батальоне. Капитан Ми распорядился, чтобы Кесри допросил беглецов.
Показания арестованных, допрошенных раздельно, почти во всем совпали. Недовольства их, главное из которых касалось размера жалованья, были знакомы. Известие, что в походе денежное содержание индийских военных будет меньше, чем у англичан, вызвало взрыв негодования, Кесри и сам этому был отнюдь не рад.
Неравенство выплат уже давно задевало сипаев. Довод военного министерства — англичанам платят больше, поскольку им приходится служить на чужбине, — мало кого убеждал. И сейчас лицемерность его стала явной: Китай — чужбина для тех и других, так почему же белые получают больше индусов? Однако ропотом все и закончилось — никто не желал напрашиваться на трибунал.
Вторым номером в списке недовольств дезертиров было устаревшее оружие. Отказ в выдаче новых мушкетов они посчитали унижением их солдатского достоинства. Сей факт вскормил еще одно подозрение: прошел слух, будто суда для транспортировки индийских частей — тоже старье и вряд ли выдержат шторм. Кроме того, ходили пересуды о том, что в случае нехватки провианта все продукты отдадут белым солдатам, а индусам предоставят выбор: жрать картошку и прочую дрянь или подохнуть от голода и болезней.
Обо всем этом Кесри знал, но дезертиры упомянули еще кое-что, ставшее для него полной неожиданностью, — в батальоне циркулировали разговоры о дурных предзнаменованиях и знаках, якобы астролог предрек корпусу гибель, а пурохит объявил бенгальских волонтеров проклятыми.
Кесри обеспокоился: никто не доложил ему об этих толках, что лишь доказывало, как сильно они подействовали на сипаев. Будь в роте этакий Пагла-баба, он бы держал хавильдара в курсе всех солдатских разговоров, а также сумел найти иное толкование знакам, чтобы ободрить бойцов. Вот потому-то в регулярных частях всегда имелся свой отшельник — незаменимая фигура в подобных ситуациях. Однако бенгальские волонтеры — не кадровое подразделение, но пестрое сборище на один поход, и никакой гуру или садху не успеет прижиться в их среде.