— Что еще такое?
— Капитан Чиллингворт слег в жестоком нездоровье — стул то кашицей, то комочками. Язык стал темным и шершавым, как хвост бандикута. Капитан эвакуирован в Манилу. Я счастлив сообщить благоприятную весть: вместо себя капитаном «Ибиса» мистер Чиллингворт назначил вас.
— Меня — капитаном? — Захарий сощурился. — Вы издеваетесь, что ли?
— Ай-ай-ай! — Ноб Киссин огорченно покачал головой и прищелкнул языком. — В подобном деле я бы не позволил себе легкомыслие. Сейчас я докажу, что не посмеиваюсь в рукав. — Гомуста подал Захарию запечатанный конверт: — Вот собственноручный приказ мистера Чиллингворта. Какая удача, что вы объявились нынче. Вам надлежит приступить к обязанностям немедля. Отбытие ускорено, завтра мы поднимаем паруса. — Он подался к Захарию, изучавшему бумагу, и понизил голос: — Открою вам один секрет: это была моя идея, хотя я лишь подсказал мистеру Чиллингворту, что вы годны для капитанской должности. Видите, как ладно все устроилось? Вы сможете продать весь опий, свой и мистера Бернэма. Скоро будете в деньгах как в шелках.
Изумленный внезапным поворотом судьбы, Захарий разглядывал приказ.
— Мать честная, бабу, даже не знаю, что сказать!
Но гомуста уже переключился на иную тему:
— А что с мальчиком, Раджу? Надеюсь, он вам не докучал?
— Нет, ничуть. Он на «Лани», собрал вещички и готов отправиться к дяде.
Ноб Киссин нахмурился:
— К сожалению, тут возникла проблема. Дядюшка недоступен, он отбыл из Макао и перебрался на материк. Ничего, я объяснюсь с Раджу.
— Вы найдете его на корабле.
Баркас и гичка уже расходились, когда Захарий, кое-что вспомнив, приложил ладонь ко рту и крикнул:
— Бабу, как там дела с моим письмом к мисс Ламбер?
— Оно получено адресатом, мастер Зикри! — ответно прокричал гомуста. — Не волнуйтесь, доставлено в собственные руки!
Как только «Лань» встала на якорь, капитан Ми и субалтерны отбыли на линкор доложиться коммодору Бремеру и полковнику Баррелу. Их отъезд ничуть не огорчил Кесри, ибо он наконец-то получил возможность уделить внимание тем, кто в нем больше всего нуждался, — сипаям и обозникам.
События последних дней — удар молнии, потеря мачты, смерти и увечья — многих повергли в состояние полного безразличия к происходящему вокруг. По прибытии на место ситуация не улучшилась: словно в трансе, люди бродили по палубе, тупо озирая незнакомые окрестности и рассеянно прислушиваясь к гомону, доносившемуся с маркитантских лодок.
Кесри понимал, что надо привести солдат в чувство, но не успел что-либо предпринять до появления медицинской бригады, прибывшей забрать раненых. В суматохе он промедлил с отправкой людей в трюм и позже крыл себя за эту оплошность, ибо эвакуация происходила у всех на глазах.
Мало кто из пострадавших мог покинуть судно обычным путем, и потому тяжелораненых, кому не годились забортные трапы и грузовой подъемник, укладывали в подвесные носилки и лебедкой опускали в лодки.
Душераздирающие крики раненых флейтистов терзали слух, однако самая жуткая сцена разыгралась при эвакуации изувеченного пандита. Из лазарета его вынесли бесчувственным, но когда носилки с ним оторвались от палубы, он вдруг резко сел, точно марионетка, подчиняющаяся кукловоду. Безумные, налитые кровью глаза его обшарили корабль, и он издал пронзительный, леденящий кровь вопль, призывая бога смерти Ямараджа.
В лодку пандита опустили уже мертвым.
В нанятом сампане Задиг-бей отправился разыскивать Дрозда. Ширин показалось, что отлучка его длится ужасно долго. Она уже стала беспокоиться, но часовщик вернулся в хорошем настроении.
Все устроено, сказал он, дом в Макао, найденный Дроздом, готов принять постоялицу.
Ширин облегченно выдохнула.
— Очень хорошая новость, Задиг-бей. Надеюсь, вы поблагодарили Дрозда от моего имени? А я уж подумала, что-то пошло не так.
Часовщик поспешил объяснить, что долго выспрашивал место стоянки «Редрута», Дрозда же нашел в большом воодушевлении — оказалось, вместе с английской эскадрой тот отбывает на север.
— Вот как? — удивилась Ширин. — Он поступил во флот?
Задиг расхохотался.
— Нет, биби-джи, менее всего Дрозд склонен к мореходству. Он зачислен художником. По его словам, сейчас это модно: для потомков живописец запечатлевает подвиги и победы армии, которую сопровождает в походе. Приглашение поступило от полковника, нельзя упускать такой шанс. Завтра Дрозд отплывает.
— Какая жалость! — огорчилась Ширин. — Я бы хотела с ним познакомиться.
— И он мечтает о встрече с вами, биби-джи. Во время кантонского кризиса Дрозд бывал в доме Бахрам-бхая. Он бы желал выразить вам свои соболезнования, но, к сожалению, уже не успевает. Дрозд шлет вам привет и обещает по возвращении нанести визит вместе со своей подругой Полетт.
— Вы и ее видели?
— Да, она тоже хочет встретиться с вами. Знаете, Полетт была на острове, когда обнаружили тело Бахрама.
— Правда? Я не знала. Удивительное совпадение.
— Вовсе нет, биби-джи, Полетт много времени проводит на Гонконге. — Задиг показал на остров: — Видите вон тот высокий холм? Мистер Пенроуз, попечитель девушки, устроил там ботанический питомник. Однако он слаб здоровьем, и забота о растениях легла на плечи Полетт, которая ежедневно к ним наведывается.
— Одна?
— Зачастую одна. Она облачается в мужскую одежду, и никто к ней не пристает. В тот день Полетт была на холме. От питомника хороший обзор бухты и берега; заметив суету, Полетт спустилась к песчаной косе, где увидела Вико, секретаря и ласкаров с «Анахиты», сгрудившихся у тела Бахрама.
Ширин долго молчала, глядя на махину острова, потом сказала:
— Я бы хотела поговорить с Полетт.
— Уверен, возможность скоро представится, ибо желания ваши обоюдны.
В сумрачной каморке Раджу оцепенело слушал новости от Ноб Киссина-бабу: отец его уже не в Макао, но служит в Кантоне; связаться с ним невозможно, поскольку Жемчужная река блокирована; всякая попытка послать ему весточку чревата опасностью навлечь подозрение, однако попробовать можно…
Не утерпев, он перебил гомусту:
— Апни читхи ликечхилен на? Вы же ему писали, верно? Сообщили о моем приезде?
— Да, конечно. Но, видимо, письмо его не застало, он уже покинул Макао. К моему приезду связь с ним была утрачена.
Не слушая объяснений, Раджу напустился на вестника, словно тот был всему причиной:
— Но почему он уехал, почему не дождался?
— Потому что ничего не знал. Вины его в том нет, разве мог он представить, что ты отправишься на его поиски? Знай он об этом, он бы, конечно, дождался. Надо только придумать, как его известить, и тогда он сразу за тобой приедет.
— Но сейчас-то как мне быть? — в отчаянии воскликнул Раджу. — Где жить, у кого?
Слезы в его голосе встревожили гомусту.
— Послушай, завтра я отбываю на «Ибисе», капитаном которого назначен мистер Рейд. Если хочешь, возьмем тебя юнгой.
— Нет! — сверкнул глазами Раджу. — Не нужен мне другой корабль! На «Лани» у меня друзья, зачем нам расставаться? Мало того, что я не встретился с отцом, так вы намерены лишить меня товарищей?
Обвинение, звеневшее в его тоне, не оставило бабу иного выбора, как мысленно воззвать к небесам — Хе гобиндо, хе гопал! Ноб Киссин уже раскаялся, что взвалил на себя этакую обузу, — не разыщи он в Калькутте мальчика и его мать, сейчас жил бы спокойно.
Но решение о том, как уже часто бывало, приняла его духовная наставница мать Тарамони. Давно взирая на Нила с материнской любовью, она повелела, чтоб по возвращении из Китая гомуста непременно отыскал его жену. Ты просто обязан, сказала наставница, известить несчастную женщину, что муж ее жив и когда-нибудь заберет ее вместе с сыном.
Невзирая на имевшиеся сомнения, Ноб Киссин подчинился наказу матери Тарамони, думая, что тем дело и кончится. Ему даже в голову не пришло, сколь серьезную опасность представляет своенравный упрямый мальчишка, который, получив известие, тотчас принялся канючить, требуя, чтобы Ноб Киссин, всего лишь посланник, поспешествовал ему в поисках отца.
Гомуста, конечно, пытался возразить, но ему помешала злосчастная черта его натуры — неизбывный страх перед детьми. Не по зубам коварным сетам и жестоким заминдарам, он не умел сопротивляться просьбе ребенка, и причиной тому было не его мягкосердие, но безотчетный страх перед ужасной силой детской беспомощности. Когда распахнутые ребячьи глаза светились гневом или огорчением, ему казалось, что они обладают способностью к нанесению всяческой порчи. Он был готов на что угодно, лишь бы избежать их проклятия, а Раджу как будто это угадал и воспользовался его слабостью, осадив мольбами, улещеньем и скрытыми угрозами.
И мамаша вовсе не пыталась одернуть парня, но, напротив, примкнула к его горячим просьбам: в Калькутте сына ничего не ждет, он стал непоседлив и неуправляем. Коли останется здесь, он плохо кончит, пусть уж послушается зова сердца и едет на поиски отца.
И вот Ноб Киссин согласился всучить мальчишку Захарию, полагая, что нужно лишь добраться до Макао, а там им озаботится отец.
И нате вам!
— Послушай, Раджу, ведь я предупреждал, что будет трудно, — сказал гомуста. — Но ты был тверд в своем решении ехать, невзирая на любые преграды. Так прояви терпение. Обещаю, я что-нибудь придумаю, только надо подождать.
И вот тут возник тот взгляд, которого он больше всего боялся, — в распахнутых глазах мальчика плескались боль и огорчение.
— А сколько ждать?
Взбаламученный Ноб Киссин вскочил на ноги:
— Не знаю. Я ухожу, пора повидаться с мистером Дафти. Пока меня нет, подумай, что тебе делать.
Гомуста скрылся. Раджу съежился в углу каморки, перед затуманенным взором его вновь возникла картина ареста, два года назад произошедшего в их калькуттском доме. На крыше они с отцом запускали воздушных змеев, когда камердинер сообщил о приходе полицмейстера с вооруженным конвоем. Отец обещал вернуться через десять минут. Даже после того, как его увезли в крытом экипаже, Раджу еще долго ждал на крыше.