Оказалось, эта часть города хорошо знакома Розе — поблизости были церковь Сан-Лоренцо, куда она часто ходила на службы, и миссия Мизерикордия, прежнее место ее работы. Совсем рядом обитали и семьи выходцев из Гоа. В их общине Розу прекрасно знали, а потому встретили радушно, не обделив теплом и Ширин, не ожидавшую так скоро и комфортно обустроиться в Макао.
К вечернему чаю обычно заглядывал Задиг, который остановился у купца-армянина, жившего неподалеку. Иногда они с Ширин отправлялись на прогулку, извилистыми улочками вышагивая к Прайя-Гранде — широкой бухте, обрамленной роскошными особняками. По дороге Задиг делился последними новостями.
Направляясь к острову Чусан, английская эскадра зашла в порты Амой и Нинбо. На стоянках предпринимались попытки передать императору меморандум лорда Палмерстона, в котором были изложены британские недовольства и требования, но задача оказалась невыполнимой — никто не желал принять послание. Портовые чиновники наотрез отказывали английским эмиссарам и порой проявляли враждебность.
В гавани Чусана эскадру встретила небольшая флотилия боевых джонок. Парламентеры старались убедить защитников острова сдаться без боя, но все напрасно. Будь что будет, заявили китайские капитаны, но они окажут сопротивление, и тогда английские корабли, встав в боевой порядок, открыли огонь. Ровно за девять минут они уничтожили китайскую флотилию и все береговые укрепления. Войска экспедиционного корпуса беспрепятственно высадились на остров и на следующий день захватили его столицу Тинхаэ. Над городом взвился британский флаг, английский полковник стал комендантом острова.
Все это было в точном соответствии с планом коммодора Бремера и капитана Эллиотта.
Под влиянием последних событий дневниковые записи Нила, датированные серединой июля 1840 года, стали отрывочны и были наспех сделаны, как всегда, на бенгали, но порой и на английском.
Как раз в то время в Гуанчжоу узнали о захвате Чусана и падении Тинхаэ. И тогда же пришло известие, что многочисленные торговые корабли, сопровождающие британскую эскадру, напропалую торгуют опием вдоль всего побережья.
Такое развитие событий стало тяжелым ударом для комиссара Линя, все еще лелеявшего надежду путем переговоров достичь соглашения, которое приведет к восстановлению торговых отношений. Но теперь, после проявленной британцами агрессии, он понял, что поголовное изгнание оккупантов — единственный способ пресечь опийную торговлю. И тогда повсюду были разосланы указы, сулящие награду за взятие в плен враждебных чужаков. В категорию эту попали не все иноземцы — португальцы, американцы и ряд других составили исключение. Указы были нацелены на британских подданных, а также купцов-парсов, сипаев и прочих индийских военных.
Только в Макао еще было изрядно британцев, и уж где-где, а там-то указы, как ожидалось, принесут плоды. И точно, вскоре в Гуанчжоу поспешил нарочный с сообщением: задержаны англичанин и двое его слуг-индусов, они переправлены на материк и пребывают под надзором местных властей.
Гонца тотчас отправили обратно с приказом комиссара Линя: арестованных немедля доставить в Гуанчжоу, проявляя к ним максимальную учтивость.
В последующие дни город был взбудоражен слухами: мол, плененный англичанин — высокопоставленная персона, чуть ли не сам коммодор Бремер, который к тому времени превратился почти в мифическую фигуру, наделенную всевозможными демоническими признаками: фантастически громадным ростом, горящими глазами, огромной копной рыжих волос и прочим.
Ко всеобщему огорчению, доставленный англичанин оказался низкорослым субтильным юнцом, склонным принимать нелепые позы: то сплетал ноги, словно боясь не дотерпеть до горшка, то возводил глаза к небу, точно крестьянин, взывающий о дожде. На допросе выяснилось, что зовут его Джордж Стэнтон, ему двадцать три года, он евангельский христианин, прервавший свое обучение в Кембридже, дабы спасать души. Поскольку в Макао не было рукоположенного священника, он самочинно занял должность благовестника и читал проповеди остаткам английской общины.
Человек строгих правил, ежедневно на восходе солнца Стэнтон купался в море, обычно в компании молодых людей, которых старался приучить к здоровому образу жизни. Из-за своей усердной физкультуры он и попал в плен: тем утром Стэнтон вместе со слугами пришел на безлюдный пляж Касильяш и, как всегда, начал заплыв, но был схвачен лазутчиками и прямо в мокром купальном костюме доставлен на материк.
Заодно взяли и слуг, допрашивать которых пришлось Нилу. В протоколе ареста они значились как Чан-ли и Чи-ту, но вообще-то их звали Чиннасвами и Чхоту Миан, уроженцы Мадрасского и Бенгальского президентств соответственно. Обоим катилось к тридцати, прежде они были корабельными ламповщиками и на службу к Стэнтону поступили в Сингапуре после того, как из-за стычки с боцманом их списали на берег.
Подтвердив личность Стэнтона, парни решительно отмежевались от него, заявив, что не встречали хозяина глупее и хуже, чем этот законченный придурок. Всякий раз он их будил до свету, тащил с собою на берег и уговаривал залезть в холодную воду — мол, это единственно верный способ унять позывы ужасного, разрушительного недуга.
Они долго не могли взять в толк, о чем речь, но наконец сообразили и тогда уверились, что малый спятил окончательно. Оба решили при первой возможности сбежать от него, да все не было удобного случая, а теперь вот они под арестом.
— Ничего! — злорадно сказал Чхоту Миан. — Зато и его настигнет кара. Без своих омовений он беспомощен и не сладит с шаловливыми ручонками.
Однако радость слуг оказалась преждевременной: по приказу комиссара Линя Стэнтона поселили в прекрасных апартаментах кантонского Дома Совета, выдали ему Библию и письменные принадлежности, выполняли всякое его требование.
Что касаемо самих бывших ласкаров, то их, прислушавшись к рекомендации Нила, определили в команду Джоду на «Кембридже».
Когда выяснилось, что Стэнтон из себя ничего не представляет, уже не было смысла удерживать его в Гуанчжоу. Пленника, конечно, отпустили бы, не прими дело иной оборот: поступило письмо португальского губернатора Макао (написанное явно под давлением британцев) с требованием немедленно освободить мистера Стэнтона, незаконно захваченного на португальской территории (о судьбе слуг, подметил Нил, не говорилось вообще).
Комиссар Линь взбеленился. Уже в который раз его вынуждали напомнить, что Макао — отнюдь не зарубежная территория, но часть суверенного Китая, на которой португальцам, оказав им особую любезность, позволили обустроить поселение. Значит, решил комиссар, пришла пора отстоять сие принципиальное положение. С этой целью в Макао был направлен большой отряд боевых джонок, который, обходя английский заслон, шел протоками в дельте Жемчужной реки. Вдобавок войско в пять тысяч человек выдвинулось на позиции вдоль массивной заставы, отмечавшей северную границу Макао.
Все это произошло очень быстро, но в Гуанчжоу царила гнетущая неопределенность. Нил смутно чувствовал приближение чего-то важного, однако не представлял, что это может быть. И вот утром 14 августа Комптон сообщил ему, что Чжун Лоу-сы, лично направлявшийся в Макао, включил его в свою свиту. Поскольку на полуострове много выходцев из Сяо-Сян, то бишь Гоа, могут потребоваться его услуги переводчика.
Из Гуанчжоу отбыли тем же полднем, протоками двигаясь на юг, и на другой день достигли пункта назначения. Высадились чуть выше заставы, которая, отделяя Макао от материка, представляла собою мощную фортификацию, дугой изогнутую над узким, холмистым перешейком, с материковой стороны переходившим в крутой взгорок, откуда открывался широкий обзор португальского поселения на остроконечном извилистом мысе, выступавшем из воды, точно хвост гигантского крокодила.
Места эти были знакомы Нилу, в прежние наезды в Макао он частенько прогуливался к заставе, иногда проходя через ворота, за которыми начиналась провинция Гуандун. В те времена таможня была маленьким сонным постом, за небольшую мзду пограничники пропускали всех желающих осмотреть окрестности.
Сейчас, приближаясь к заставе со стороны материка, Нил подметил ее значительное укрепление: из бойниц смотрели жерла пушек, на склоне холма расположился военный лагерь — ряды палаток, трепещущие стяги.
Вопросов Нил не задавал, было понятно, что боевые действия неминуемы.
Когда группа офицеров, в том числе капитан Ми, пересела на пароход и отправилась на разведку, стало ясно: бой не за горами. Догадка подтвердилась, после того как «Энтерпрайз», стуча лопастями, вернулся на остров, и Кесри вызвали к капитану.
— Утром рота должна быть готова к погрузке, — сказал Ми. — На рассвете за нами придет транспортное судно «Назарет Шах».
На полуострове, поведал Ми, налицо подготовка к войне: застава укреплена орудийной батареей, в гавани флотилия боевых джонок. Все признаки того, что вскоре португальская колония подвергнется нападению, но командующий южного фронта капитан Смит намерен это предотвратить, а посему решено нанести упреждающий удар. В наземной операции примут участие сто десять морских пехотинцев, усиленные командой фрегата «Друид» в составе девяноста матросов. Сипаи будут в резерве и, если что, поддержат атаку. К ним прикомандирован небольшой отряд обозников из числа самых необходимых — пушкарей, водоносов и санитаров. Солдатская выкладка по форме «Облегченное походное снаряжение».
Не мешкая, Кесри еще раз проинструктировал капралов, хотя погрузка на корабль была хорошо отработана и каждый знал, что ему делать.
Утром подъем протрубили рано, но «Энтерпрайз» опоздал, и сипаям пришлось долго томиться под палящим солнцем. Однако, начавшись, погрузка прошла без сучка и задоринки, и во второй половине дня транспортный корабль, буксируемый «Энтерпрайзом», прибыл к оконечности мыса Макао, где уже стояли английские суда: корветы «Гиацинт» и «Ларн» с восемнадцатью пушками, тендер «Луиза», несколько баркасов и фрегат «Друид» с сорока четырьмя орудиями.