ских офицеров и матросов, которых кидало от ярости к глухому отчаянию, достигла предела.
Когда пришла весть о роли «черных чужаков» в бойне на Чуенпи, отношение китайских моряков к ласкарам резко изменилось: былая дружба вмиг улетучилась, уступив место холодности, словно Нил, Джоду и другие были в ответе за содеянное сипаями.
В открытую о том никто не говорил, что было еще хуже. Нилу даже полегчало, когда Комптон обрушился с обвинениями:
— Почему, Нил, почему? Почему твои соотечественники убивают моих, если между нашими народами нет вражды?
— Не надо равнять нас с сипаями, Комптон. Мы — не они. При всем желании, мы с Джоду не стали бы сипаями. Да и зачем нам? Знаете, в Индии они убили народу больше, чем где-либо еще.
Единственной хорошей новостью было известие, что адмирал Гуань жив. Его сочли погибшим при обстреле джонок, но он сумел добраться до Хумэня.
На рассвете поступил приказ адмирала: «Кембриджу» срочно сменить позицию. Едва развиднелось, корабль отошел от острова Северный Вантун и встал возле огневой точки на другой стороне пролива. Команда готовилась к неизбежному бою.
Ранним утром в проливе появились три английских фрегата, и матросы «Кембриджа» заняли боевые посты. Но англичане почему-то развернулись и ушли.
И только позже стало известно о возобновлении переговоров между мандаринами и британским Полномочным представителем.
Вскоре выяснилось, что у англичан имелся еще один повод для прекращения боевых действий: едва начались переговоры, как судно с грузом Ланселота Дента подняло якорь и, миновав Тигриную пасть, направилось к Гонконгу.
Все прекрасно понимали, что за перемирием стоит купец Дент — мохк хау хаак сау, кукловод за ширмой. Разумеется, он щедро проплатил английских военачальников, чтоб обеспечить безопасность своего груза.
— Вот что получается, когда войну затевают торговцы, — с горечью сказал Комптон. — Сотни жизней зависят от мздоимства.
Вечером он совершил ездку через пролив и, наведавшись в Хумэнь, вернулся со сногсшибательным известием: генерал-губернатор Цишань капитулировал, приняв все требования захватчиков, включая выплату компенсации в шесть миллионов серебряных долларов за конфискованный опий. Он также согласился передать англичанам под их базу остров, который те уже давно вожделели, — Гонконг, в китайских официальных бумагах именуемый «Гора Красное Кадило».
Соглашение о том будет составлено в ближайшее время.
Последствия боя на Чуенпи проявились почти сразу. В одну ночь уйма лодок заполонила гонконгскую бухту, точно мусор, вынесенный вдалеке прогремевшим штормом. Однако это были не те маркитантские лодки, что ежедневно приходили из Коулуна, предлагая провиант, безделушки и другие товары, но сампаны-развалюхи, доверху груженные домашним скарбом — кухонной утварью, циновками, печками и тюками с одеждой. На изогнутых бамбуковых навесах сидели собаки, кошки и куры, а впереди грудились выводки ребятишек с привязанными к спинам досками, чтоб не утонули, если вдруг свалятся за борт.
Казалось, плавучее население прибывает вместе с приливом. Каждую ночь накатывали волны лодочного люда, и Полетт, проснувшись утром, видела, что сампанов вокруг «Редрута» стало еще больше.
Фредди, теперь ежедневно навещавший питомник, был на короткой ноге с новоявленными переселенцами.
— Это мой народ, э? — говорил он. — Моя мать была лодочницей, я вырос среди даньцзя[94].
— Но почему их так много? — спрашивала Полетт. — Чем их привлек Гонконг?
— В Гуандуне очень неспокойно. Лодочный народ встревожен. Оставаться нельзя, э? Говорят, Гонконг отдадут англичанам. Лодочники считают, здесь им будет безопаснее.
Вскоре кое-кто из новичков, перебравшись на сушу, стал где попало возводить лачуги и халупы. Берег, с которого Полетт начинала подъем к питомнику, уже не был безлюден. Сперва в дальнем краю его появилась одиночная хибара, а через неделю вокруг нее выросла целая деревушка. Обитатели ее выглядели миролюбиво, однако Полетт обрадовалась предложению Фредди сопровождать ее в подъеме на холм и приняла его не колеблясь.
Меж тем англичане тоже расширяли свое присутствие на Гонконге. Каждый день туда-сюда сновавшие боты и баркасы доставляли с военных и торговых судов, бросивших якорь в бухте, солдат, матросов, судовладельцев и экскурсантов. Остров наводнили бригады маркшейдеров, измерявших склоны холмов и вбивавших колышки.
Однажды в питомнике появилась группа из полудюжины официального вида мужчин, вооруженных землемерными циркулями и мерными лентами. Они поинтересовались, кому принадлежит участок, и ответ Полетт, что он арендован мистером Пенроузом, их, похоже, удовлетворил.
— Что-то слишком много вопросов, ла, — после ухода землемеров сказал Фредди. — Может, они хотят оттяпать землю?
Полетт будто ударили под дых.
— Нет! — воскликнула она. — Это невозможно!
— Люди говорят, англичане, получив остров, заграбастают все, что им понравится.
Коренные жители острова, коих осталось всего четыре тысячи, сказал Фредди, очень обеспокоены недавними переменами. Спокон веку Гора Красное Кадило считалась гибельным местом, где властвуют хвори и разрушительные смерчи. В прошлом народ с материка избегал Гонконга как чумы и жалел его обитателей, приговоренных влачить существование на бесплодном острове, лежавшем под несчастливой звездой. А теперь вдруг сия звезда стала путеводной. Старожилы боялись, что англичане отберут у них землю и дома. Некоторые были так напуганы, что распродали имущество и перебрались на материк.
— Может, поговорить с землевладельцем, э? Вдруг он захочет продать участок?
Через пару дней Хорек сообщил, что помещик нанес визит на «Редрут» и предложил выкупить землю под питомником и примыкающий к ней участок, общей площадью два акра, запросив тридцать испанских долларов. Хорек ухватился за выгодное предложение и уже внес аванс в пять долларов.
В день, когда с формальностями было покончено, в паланкине он совершил редкое для себя восхождение к питомнику и, оглядевшись, сказал:
— Вы здесь отменно поработали, Полетт, и заслужили владение этой землей.
— Простите, сэр?
— Еще не смекнули? — улыбнулся Хорек. — Я купил ее для вас, это ваше приданое.
Весь январь парсы Макао по-прежнему еженедельно собирались на Вилла Нова и после молитв садились за трапезу, в которой главным блюдом всегда был дхансак. Однако от воскресенья к воскресенью настроение общины заметно менялось. В первую встречу после боя на Чуенпи сеты ликовали: Поднебесной преподан хороший урок, и теперь во избежание еще больших потерь она, разумеется, выполнит требования англичан. Яснее ясного, что иного выбора у нее нет, коль не желает новых ужасных бедствий.
Одинокий путник, спасая свои сокровища от банды грабителей, встретившейся на пустынной дороге, готов рискнуть одним-двумя пальцами, но никто в здравом уме не станет жертвовать всей рукой, а то и головой. У китайцев инстинкт самосохранения развит ничуть не слабее, чем у других народов, и они, конечно, должны принять, что война уже проиграна. Ежу понятно, их армия — наглядный пример поговорки бхерем бхол не маэ пол, сверху густо, снизу пусто. И потом, для страны бескрайних просторов потеря одного маленького бесплодного острова — сущий пустяк. Да и сумма в шесть миллионов испанских долларов не так уж неподъемна — среди кантонских купцов найдутся такие, кто осилил бы ее единолично.
Вот такой разговор шел в первое после боя воскресенье, и к концу трапезы, когда чаша с дхансаком опустела, все уже настолько уверились в окончании войны, что в ознаменование этого события Диньяр приказал открыть шампанское.
Однако через неделю уверенности поубавилось: стало известно, что мандаринам вновь удалось заманить Полномочного в игрище бесконечных словопрений. Потом прошла еще неделя, отмеченная лишь пустопорожней болтовней, и парсы глубже погрузились в хандру.
Но к следующему воскресенью отчаяние сменилось активностью, и сеты заговорили о том, что надо как-то повлиять на капитана Эллиотта, дабы слегка ускорить ход событий. Взбудораженный Диньяр предложил всем отправиться на его корабле «Мор» на Гонконг и добиться встречи с Полномочным. Предложение было горячо поддержано, приняли решение завтра же отправиться в путь.
На этих совещаниях Ширин обычно оставалась безмолвным слушателем и, пока мужчины беседовали, дирижировала потоком кушаний и напитков, поступавших с кухни. Лишь после ухода гостей она спросила племянника, нельзя ли и ей поехать на Гонконг. Всегда к ней внимательный, Диньяр охотно дал добро.
Назавтра выехали в полдень и к острову добрались уже затемно. Утром же стало ясно, что время для поездки выбрано исключительно удачно, поскольку нынче ожидалось чрезвычайно важное событие — встреча на Чуенпи капитана Эллиотта и губернатора Цишаня для возможного подписания договора о передаче острова англичанам и выплате компенсации в шесть миллионов испанских долларов.
Пассажиры «Мора», собравшись на палубе, наблюдали за отходом впечатляющего отряда пароходов и боевых кораблей. Не все из зрителей надеялись на результативность предстоящей встречи — прошлые многочисленные и весьма огорчительные проволочки лишали веры в то, что наконец-то замаячил свет в конце туннеля. Однако даже закоренелые скептики не отрицали того, что помпа, с какой был обставлен отъезд Полномочного представителя, обещала нечто значительное.
Лишь после проводов отряда парсы заметили, как за последнее время преобразился Гонконг: берег омыла волна поселенцев, на восточном краю бухты велось какое-то строительство.
Перемены, о которых сеты знать не знали, весьма их обеспокоили. Срочно спустив шлюпку, они поспешили выяснить, что происходит на острове, и через пару часов вернулись, кипя от негодования. Оказалось, британское командование, не дожидаясь никаких конвенций, уже присвоило Гонконг и втихомолку позволило знатным английским купцам захапать самые лакомые земельные участки. Скалистый выступ в восточной оконечности бухты вполне годился для строительства причала, его уже окрестили Восточным пунктом, а поблизости крупные английские торговцы опием уже возводили склады и конторы.