Готовые к атаке английские корабли уже разделились на три отряда, но пока их сдерживали отлив и полное отсутствие ветра. Они дожидались хотя бы легкого дуновения, а тем временем обстрел острова не стихал, наполняя неподвижный воздух обломками укреплений и клубами черного дыма, похожими на отрыжку вулкана.
В одиннадцатом часу наконец-то прилетел ветерок. Самый крупный отряд под водительством фрегатов «Мелвилл» и «Бленхейм» с семьюдесятью четырьмя пушками поднял паруса и в боевом порядке направился к Хумэню. Второй отряд, состоявший всего из двух кораблей, флагмана «Уэлсли» и двадцатичетырехпушечного фрегата «Умеренный», взял курс к восстановленному форту Тайкока на противоположном берегу. Третья группа судов двинулась к растерзанному и укутанному дымом острову Северный Вантун. Все отряды шли в сопровождении канонерок.
До сих пор английские корабли не сделали ни единого выстрела. Вблизи китайских позиций они встали на шпринг[97], развернувшись для стрельбы бортовыми орудиями. Затем, почти одновременно, корабли дали залп по всем трем целям — Хумэню, Тайкоку и Северному Вантуну. Грохот выстрелов был поддержан пронзительным визгом ракет Конгрива.
Яростная стрельба создавала впечатление огненного потока, воспламенившего саму реку. Залпы следовали один за другим, и над Тигриной пастью нависла черная грозовая туча — дымовая завеса была столь плотной, что кораблям пришлось на время прекратить огонь.
Когда дым рассеялся, стало видно, что китайские позиции разгромлены. Форт Тайкока умолк, пушки Хумэня и Северного Вантуна огрызались лишь изредка. Все три точки укрепрайона были разбиты вдребезги.
Наступала фаза наземной операции, и корабли перегруппировались: «Уэлсли» и «Умеренный», превратившие форт Тайкока в дымящиеся руины, отошли назад, чтобы поддержать атаку на Северный Вантун.
Лишь теперь Захарий смог оторваться от окуляра. За боем он следил, затаив дыхание и направляя подзорную трубу то на правый берег, то на левый, то на остров посреди пролива.
Никогда в жизни он не видел подобного зрелища, являвшего собою чудо замысла и безукоризненного исполнения. На его глазах состоялся триумф современной цивилизации, наглядно показавшей, как порядок и разум завоевывают области тьмы, и подтвердившей слова миссис Бернэм о всесилии класса, к которому теперь принадлежал и он, Захарий. Вспомнив своих столь несхожих наставников, указавших ему верный путь, — серанга Али, Ноб Киссина-бабу и миссис Бернэм, он преисполнился благодарности к судьбе, обеспечившей его местом винтика в сем потрясающем механизме.
В месте с подразделениями ирландского, шотландского и 37-го мадрасского полков бенгальские сипаи вошли в состав десанта, которому предстояло атаковать Северный Вантун. Каждый отряд сел в свой бот, два из которых буксировал пароход «Мадагаскар», остальные — «Немезида».
На подходе к острову десантников встретили град стрел и ружейные залпы. Боты еще не достигли берега, когда из разгромленных укреплений высыпали китайцы, потрясая саблями, пиками и копьями.
Кесри знал, что нынче повторится бой, произошедший на Чуенпи. Разрушительный обстрел, убедивший китайцев, что в артиллерийском искусстве они безнадежно уступают противнику, заставил их попытать счастья в рукопашной схватке. Отчаяние придало им смелости и выманило из укрытия бастионов. Однако на открытом пространстве солдаты были совершенно беззащитны, и ружейный огонь вкупе со шрапнелью скашивал их цепи еще до сближения с неприятелем. И вновь просыпавшийся порох превращал бойцов в живые факелы, из-за чего они, пытаясь сбить пламя, бросались в воду, но там и находили смерть от пули.
К окончанию высадки десанта весь берег уже был устлан телами убитых и смертельно раненных. Английские офицеры кричали защитникам фортов «Сдавайтесь!», некоторые даже по-китайски, специально выучив слово ту-кьян. Но призывы эти пропали втуне, китайцы оголтело бросались на вражеские штыки.
Десантники захватили с собою штурмовые лестницы, которые почти не пригодились — проход обеспечивали бреши в разнесенных ядрами стенах.
Заняв укрепления, десантники рассредоточились, преследуя остатки войск, отступавшие на островные высоты. Кесри бежал по проходу, в котором не было никого, кроме убитых и раненых. На огневых позициях он видел изрешеченных картечью артиллеристов, повисших на стволах пушек, и был поражен тем, что солдаты эти не спрятались в укрытие, но до конца оставались на боевом посту.
Ближе к вершине холма Кесри увидел большую группу безоружных пленных, сидевших на корточках под дулами конвоиров, которыми командовал знакомый сержант Мэггс.
— Этим хватило ума сдаться, — сказал он. — Но глянь, что творится внизу.
Высунувшись в бойницу, Кесри увидел груды трупов на прибрежных камнях — сотни китайцев бросились со скалы, предпочтя смерть плену.
И вновь вспомнились прежние войны в Аракане против горных племен, бойцы которых, оказавшись в безвыходном положении, тоже сводили счеты с жизнью. Сипаи, как профессиональные солдаты, воспринимали это весьма болезненно, поскольку чувствовали себя наемными убийцами.
Зачем? Зачем так сражаться? Почему не смириться с поражением и не сохранить жизнь? Если б мог, Кесри объяснил бы всем этим людям, что вовсе не желал им смерти, но просто делал свою работу.
Он перевел взгляд на форт Хумэня на противоположном берегу, где уже развевались британские флаги, окруженные клочьями черного дыма. Внезапно возникла вспышка, сопровождаемая оглушительным грохотом, и стена форта медленно осела в воду: английские саперы приступили к методичному уничтожению укреплений.
Столько смертей, столько разрушений причинено народу, который не сделал ничего худого тем, кто столь рьяно топил его в огненном потоке. Какой в этом смысл? Ради чего все это?
От мысли о своей роли в происходящем Кесри содрогнулся, в глубине души понимая, что за его поступки ответят еще не родившиеся поколения. Пытаясь унять сковавший сердце страх, он напомнил себе о героях Махабхараты[98], которые против своей воли, но лишь во исполнение долга сражались на стороне зла, ибо уклонение от битвы покрыло бы их бесчестьем. Он вспомнил Дроначарью, ополчившегося на Арджуну, своего лучшего ученика, которого любил больше родного сына, вспомнил Бхишму Питамаху, великого праведника, ввязавшегося в несправедливую тяжбу, и царя Шалью, пошедшего войной на племянников, к чему его принудили необдуманно сказанные слова. Точно так же и он, Кесри, присягнул англичанам, и пойти на попятную означало бы позор.
Он искал утешения в этих мыслях, но безуспешно. Покоя не давал проклятый вопрос: ради чего столько смертей, столько разрушений?
Более всего прочего Захария поразила быстрота операции: за четыре часа все фортификации Тигриной пасти перешли в руки англичан. Сразу после захвата Хумэня цепь, натянутая через реку, была сорвана с креплений и благополучно утонула.
Следом началось действо, по-своему внушавшее трепет, как и согласованная атака, — приведение в негодность трофейных орудий и уничтожение фортов.
И это происходило одновременно в трех местах — на обоих берегах и острове. Огромные орудия одно за другим выкатывали из бастионов и сбрасывали в реку. Некоторые взрывали, забив мешки с порохом в дула. Пушки лопались, точно переспелые плоды.
Но буханья эти не шли ни в какое сравнение с трясением земли, вызванным подрывом фортов. Каждый взрыв взметал столб дыма и груду камней, которые как будто исчезали за облаками, а затем просыпались дождем. Вскоре все склоны вокруг Тигриной пасти посерели от пыли.
Захария настолько заворожило это зрелище, что он не сразу обратил внимание на Ноб Киссина-бабу, дергавшего его за рукав.
— Сэр, поступил приказ о доставке боеприпасов бенгальским волонтерам.
— Займись этим сам, — отмахнулся Захарий. — У меня и так дел по горло.
Едва он избавился от гомусты, как пришел новый приказ — подготовиться к приему раненых: трех офицеров и двух десятков солдат, которые прибудут группами в сопровождении врачей и санитаров.
Твиндек уже разделили перегородкой, отведя одну часть сипаям, другую англичанам. Но помещение для офицеров еще не подготовили, а подпалубное пространство, сообразил Захарий, их вряд ли устроит.
Каюта первого помощника пустовала, но для троих была тесновата. Захарий решил сам туда перебраться, а свою капитанскую каюту, просторную и хорошо обставленную, уступить раненым офицерам, которые наверняка оценят этот жест.
Свободная каюта была в двух шагах от капитанской, напротив столовой, где питались помощники, и переселение не заняло много времени. К прибытию первой лодки с ранеными «Ибис» был полностью готов принять пострадавших.
Легкораненые бойцы самостоятельно добрались до отведенных им мест, носилки почти не понадобились. Пока новоселы обустраивались, прибыла следующая партия — полдюжины солдат из мадрасского инженерного батальона, посеченных осколками при подрыве фортов. Среди них был офицер, англичанин-йоркширец. Он-то и рассказал Захарию, что саперы использовали заряды из захваченных китайских складов — на подрыв невероятно толстых стен ушло десять тысяч фунтов трофейного пороха.
Уничтожение фортификаций преследовало двоякую цель: стереть с лица земли бастионы и, главное, ошеломить и отрезвить китайцев — вселить в них ужас, дабы уразумели, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
— Хороший бабах может спасти много жизней, — важно сказал офицер.
На борту транспортного судна выяснилось, что второй роте бенгальских волонтеров опять крупно повезло — никого даже не ранило, если не считать ссадин и порезов. Пострадал только молодой лейтенант — при штурме укреплений Северного Вантуна он упал с лестницы и сильно повредил спину. Капитан Ми сам доставил раненого на транспортный корабль и не покидал его, даже не сменив забрызганную кровью форму.
После переклички Кесри спросил капитана: