— Что будет с лейтенантом, сэр?
— Я отправлю его в плавучий лазарет, а завтра беднягу перевезут на Ша Чау или Гонконг.
Кесри отошел к сипаям, с главной палубы завороженно следившим за взрывами в фортах Тигриной пасти. Из зачарованности их вывели крики ласкаров, которым требовалась помощь в подъеме на борт чего-то необычайно тяжелого.
Кесри и еще пара солдат с таким усердием налегли на ворот, что кузов с грузом взлетел аж к подъемной стреле лебедки, выявив свое содержимое — то был не ящик или мешок, но невероятно тучный человек.
Лебедку вдруг заклинило, и гость завис в раскачивающемся кузове подъемника. Разинув рты, сипаи и ласкары уставились на невидаль, этакое сверхъестественное существо, которое как будто выпрыгнуло из воды и воспарило над палубой.
Похоже, небеса с ним были в сговоре, ибо на мгновенье облака расступились, и солнечный луч, выглянувший в оконце, озарил кузов. Однако внешность видения была до того странной, что даже яркий свет не позволил определить его пол, — неохватное тело, от горла до пят укутанное в просторный шафрановый балахон, огромная голова, брыластые щеки, копна развевающихся волос. Собрание столь необычных черт довершали выпученные глаза, полные неописуемой тревоги — казалось, они вот-вот ракетами выскочат из орбит.
И тут вдруг подвешенное существо мужским голосом издало громоподобный клич:
— Хе Радхе, хе Шьям!
Призыв нашел отклик в душах сипаев, хором рявкнувших в ответ:
— Славься, Радхе, славься, Шьям![99]
После сего вопля лебедка внезапно починилась, ворот пришел в движение, и гость плавно опустился на палубу.
Вся сцена длилась не больше минуты, но чрезвычайно взбудоражила Кесри, который, так и не вспомнив, где видел этого человека раньше, неожиданно для себя выпалил:
— Кто ты такой?
— Мое имя Бабу Нобо Кришна Панда, — был ответ.
Едва прозвучало последнее слово, как все встало на свои места, все обрело смысл — и яркие одежды, и священный призыв, ибо «панда» — сродни пандиту, то бишь брамину. В прошлом церковные пандиты невероятно раздражали Кесри своими бесконечными просьбами денег, но сейчас казалось, будто молитва его услышана и море с небом, сговорившись, явили того, кто мог дать ответ на изводившие его вопросы.
Не тратя лишних слов, Кесри подвел гостя к борту и показал на столбы дыма, поднимавшиеся над разгромленными фортами.
— Ради чего все это, пандит-джи? — спросил он. — Какой в этом смысл? Вы знаете?
— Конечно, — кивнул Ноб Киссин-бабу, словно речь шла о чем-то совершенно очевидном.
— Просветите, пандит-джи, — взмолился Кесри. — Я тоже хочу знать.
— Зарур бета, охотно, — радостно сказал гомуста. — Ты стал свидетелем пралаи — начала конца света.
— Арре йе кья баат хай, что вы такое говорите? — изумился Кесри.
Ноб Киссин-бабу расплылся в лучезарной улыбке.
— Чему ты так удивляешься, сын мой? Или тебе не ведомо, что мы пребываем в Кали-юге, эпохе апокалипсиса? Возрадуйся, ибо нынче ты воюешь за ангрезов, которым судьба предначертала поспешествовать концу света, но они всего лишь инструмент Божьей воли. — Он показал на «Немезиду», проплывавшую мимо окутанных черным дымом фортов: — Взгляни, в чреве сего судна пылает огнь, пробуждающий демонов алчности, сокрытых во всяком человеке. Оттого-то англичане и пришли в Индостан и Китай, ибо сии страны населены столь густо, что алчность, взыгравшая в их жителях, способна пожрать весь мир. И вот сегодня началось сие великое пиршество. А закончится оно, когда человечество, обуянное бешеной жадностью, пожрет землю, воздух и небо.
У Кесри голова шла кругом.
— Я простой человек, и я не понимаю, — сказал он. — Зачем мне быть при начале конца? И почему вы здесь?
— Неужто не ясно? — В тоне гомусты сквозило удивление. — Мы тут, чтобы помочь англичанам исполнить веление их судьбы. Пусть мы люди маленькие, но нам выпало счастье знать о своем предназначении, чего им не дано. Мы обязаны всеми силами им помогать, это наш долг, понимаешь?
Кесри покачал головой:
— Нет, пандит-джи, не понимаю.
Ноб Киссин вскинул руку, словно благословляя его.
— Уясни, сын мой: чем скорее наступит конец, тем лучше. Мы с тобой удостоены чести избранников на службе у судьбы, и будущие поколения нас возблагодарят. Ибо лишь после конца сего света народится лучший мир.
На «Кембридже», стоявшем менее чем в двадцати милях от Тигриной пасти, воцарилась тишина, когда вдали возникли огромные столбы дыма и пыли, медленно поднимавшиеся к облакам.
Вид их позволял сделать единственный вывод: горят форты Тигриной пасти.
Поток донесений сделал очевидным, что атака английских кораблей на Первый порог — лишь вопрос времени. Пока было не ясно только одно: это произойдет нынче или чуть погодя?
Текли часы, и вероятность скорого нападения таяла, поскольку к вечеру англичане вряд ли бы сунулись в здешнее русло, известное своими подвохами.
На закате, обагрившем поднимавшиеся вдали столбы дыма, «Кембридж» вновь окутало этакой зловещей тишиной, пришедшей на смену долгим горячим спорам. И потому азан, призыв корабельных мусульман на вечернюю молитву, исполненный Джоду, показался благостным и успокаивающим даже иноверцам.
По окончании молитвы ласкары сгрудились вокруг своего новоявленного имама, который тихо и серьезно что-то им втолковывал. Напряженное лицо его разбередило любопытство в Ниле, и тот, не устояв, подслушал мусульманскую беседу.
Оказалось, Джоду говорит о подготовке к Судному дню. Позже Нил спросил его, вправду ли он думает, что все так скверно. Джоду пожал плечами:
— Ке джане, кто его знает? Но если что, я хочу быть к тому готовым.
Вскоре после заката рулевой доложил, что к «Ибису» подошла шлюпка. Перегнувшись через фальшборт, Захарий увидел лодку, в которой на носилках лежал молоденький лейтенант. Раненого сопровождали санитары и офицер, оказавшийся капитаном Ми.
Захарий затаил дыхание, ибо наконец-то представилась долгожданная возможность переговорить с ним. Он подошел к трапу и протянул руку ступившему на палубу офицеру:
— Добрый вечер, капитан Ми.
Тот по-прежнему был в грязной форме, в заботах о раненом так и не удосужившись счистить кровь или переодеться. Похоже, он не узнал Захария.
— Вы, как я понимаю, шкипер этого судна?
— Так точно.
Капитан вгляделся в него:
— Ах, это вы…
Захарий напрягся, ожидая язвительной реплики, но ее не последовало, капитан лишь коротко пожал ему руку.
— Здравия желаю.
Меж тем раненого лейтенанта лебедкой подняли с лодки, и он вскрикнул от боли, когда носилки опустились на палубу.
— Потерпи, Апджон, — сказал капитан. — Сейчас мы тебя устроим.
Сказано это было мягко, чуть ли не по-отечески — видимо, сочувствие к юноше несколько сгладило обычную шершавость капитанской натуры. Захарий счел это добрым знаком.
— Что, серьезная рана? — спросил он.
— Парень грохнулся со штурмовой лестницы, — угрюмо проговорил Ми. — Похоже, сломал спину.
— Печально. Если я могу чем-то помочь, только скажите.
Ми, как будто немного оттаяв, вежливо кивнул:
— Благодарю, вы очень любезны.
Раненого отнесли в каюту, Захарий же остался на палубе, дожидаясь возвращения капитана.
— Можно вас на два слова, мистер Ми?
Капитан помешкал.
— Я ограничен временем.
— Это ненадолго. — Захарий открыл дверь каюты первого помощника. — Соблаговолите войти?
В тесной каюте, освещенной единственной свечой, было не повернуться, и они встали почти вплотную друг к другу. Капитан пригнулся, но все равно доставал головой до потолка. Глянув на койку со сбитыми засаленными простынями, Захарий решил, что все-таки лучше разговаривать стоя.
— Что вам угодно? — спросил Ми.
— Все очень просто. Я хочу сделать вам деловое предложение.
— Деловое? — Капитан выплюнул слово, точно дробину. — Что-то я не пойму.
— Видите ли, у меня большой груз провианта, излюбленного сипаями, — рис, чечевица, специи и прочее. Мы с партнерами были бы чрезвычайно признательны, если б вы уведомили о том своих интендантов. — Захарий помолчал и кашлянул в кулак. — Разумеется, ваши хлопоты будут достойно вознаграждены.
На лице капитана отразилось недоумение.
— Что значит — достойно вознаграждены?
Захарий взбудоражился, восприняв вопрос как проявление интереса. Наживку заглотнули, осталось только подсечь. Тщательно подбирая слова, он сказал:
— Я имею в виду небольшой знак нашего уважения, мистер Ми. Вам, конечно, известно, что мы, свободные торговцы, чрезвычайно благодарны вам и вашим коллегам за прекрасную работу, которую вы делаете здесь, в Китае. И будет только справедливо, если за тяжкий труд и одоление множества препятствий вы получите свою долю благ, не правда ли? Постыдно, что офицеры невысокого чина вроде вас прозябают лишь на мизерном жалованье… — Захарий опять покашлял в кулак — …тогда как их начальники уже получили существенное вознаграждение.
Ми переменился в лице, когда наконец постиг смысл этих слов.
— Ах, вот оно что! Хотите подмазать меня взяткой?
— Не спешите с выводами, капитан. — Захарий сообразил, что зашел не с того конца, но у него еще имелись козыри в рукаве.
— Заткнись, козел сраный! Ты что, за дурака меня держишь? А то я не знаю ваших махинаций!
Капитанское лицо с рубленым подбородком перекосилось от злости, он сжал кулаки. Захарий отшатнулся, упершись спиной в переборку.
— Позвольте напомнить, капитан, что вы на моем судне. Держите себя в руках.
Губы Ми искривились в презрительной усмешке:
— Не бойся, держу, иначе ты бы уже валялся с разбитой мордой. Но для такого говнюка этого слишком мало, я врежу тебе покрепче.
— Каким же это образом, позвольте узнать?
— Уделаю тебя нахер! Я доложу наверх о твоей хитрожопости, чтоб ты больше ни к кому не сунулся со своей херней! На совести этакой мрази, как ты, бессчетно смертей, ты и твоя братия угробили наших солдат больше, чем китайцы! Я тебя насквозь вижу, сучий ты потрох!