Поток брани подействовал, точно холодный душ — Захарий ничуть не испугался, и только мысль его заработала быстрее. Теперь он знал определенно, чем прижать капитана.
— Что ж, поступайте, как вам угодно. — Захарий криво усмехнулся. — Только сперва спросите себя: что наше общество считает бо́льшим преступлением — мздоимство или супружескую неверность?
Ми растерянно моргнул.
— Ты это к чему?
Улыбка Захария стала шире, и он, смакуя каждое слово, произнес:
— К тому, капитан, что вы потеряете гораздо больше, чем я, а уж про миссис… — Захарий выдержал театральную паузу и закончил: —…Бернэм нечего и говорить.
Капитан замер, а в следующую секунду кулак его впечатался в челюсть Захария. Тот покачнулся и, подкошенный краем койки, рухнул на смятые простыни. Во рту его возник металлический привкус крови, но боль в занывшей скуле подсказала, как развить преимущество, которым одарил вышедший из себя капитан.
Потирая челюсть, Захарий изобразил улыбку.
— Миссис Бернэм, наверное, потратит уйму времени, прежде чем сумеет натянуть чехольчик на этакого бугая.
Он получил несказанное удовольствие, когда капитан пошатнулся, словно сам нарвался на хук правой, и его ошеломленное, грубой лепки лицо стало почти комичным.
— Да уж, в этом она ловка. — Захарий растягивал слова, наслаждаясь беспомощностью противника, а пульсирующая боль в скуле только усиливала его злорадство. — Я навеки запомнил тот первый раз.
Капитан вдруг метнулся к нему и схватил за грудки. Захарий рассмеялся:
— Что такое? Никак ты удивлен? Думал, она ждет тебя, кающегося грешника во власянице? Неужто впрямь рассчитывал, что ты у нее один?
— Заткнись, сволочь, ты врешь!
— Что, не веришь? Может, показать, как она фокусничает с чехольчиком?
Капитан придвинулся вплотную к лицу Захария и, брызжа слюной, прошипел:
— Да ты вконец обнаглел, хер моржовый!
Захарий провел кончиком языка по губам, как это часто делала миссис Бернэм.
— Наверняка твой рот хранит ее вкус, который я-то с первого раза распознаю. И ты его тоже узнаешь, коль лизнешь меня там, где побывал ее язычок. Кажется, она называет это «рихтовкой». Ощущение незабываемое, а уж когда по яйцам-то…
— Молчи, сука! — Капитан окончательно потерял власть над собой и сомкнул пальцы на горле Захария. — Забыл, что шантажисты подыхают раньше срока?
Лишенный воздуха, Захарий задергался, и рука его чиркнула по карману, где лежал складной нож. Он успел его достать, но капитан увидел блеск выскочившего лезвия и, всем весом навалившись на Захария, стиснул его руку с ножом в своем кулаке, слегка ослабив хватку на горле. Пришпиленный к койке, Захарий попытался глотнуть воздуху, но едва не срыгнул от кислой вони пота и крови, исходившей от капитанского кителя. Он все же сумел чуть отвернуть голову и сделать вдох. Физически Захарий был полностью во власти человека много сильнее его, однако в этом беспомощном состоянии мысль его работала гораздо четче, и он просипел в капитаново ухо:
— Бедная миссис Бернэм!.. Спать с тобой — все равно что отдаться гаубице!..
Ми зарычал и крепче сдавил его руку с ножом.
— Зря ты достал свой ножик… упростил мне задачу…
Неодолимым движением капитан согнул руку Захария, и клинок уперся тому в горло. Ощутив укол лезвия, Захарий вдруг вспомнил, что нож этот когда-то принадлежал первому помощнику Кроулу, который три года назад в этой самой каюте точно так же приставил клинок к его горлу.
Воспоминание неожиданно придало храбрости.
— Валяй, зарежь меня, — прохрипел Захарий. — И знаешь, что будет? А я тебе скажу: в моих вещах найдут письма миссис Бернэм, я их все сохранил. Ты этого хочешь — уничтожить ее?
Слова его возымели действие, ибо хватка на горле разжалась. Вывернувшись из-под капитана, Захарий соскочил с койки, оправил одежду и протянул руку:
— Нож верни, я выронил.
Ми, совершенно убитый, молча подал ему нож.
— Спасибо. Знаешь, я советую хорошенько обдумать мое предложение.
— Пошел на хер. Видеть тебя не желаю.
Захарий усмехнулся и открыл дверь каюты.
— Боюсь, так легко от меня не отделаться. Я уверен, скоро мы свидимся, а пока что — наидобрейшего тебе вечера.
Глава 19
Утром на «Кембридже» не нашлось бы ни одного человека, у кого от неизвестности не сводило живот. Позже прибыл нарочный со срочным сообщением: пять английских боевых кораблей и два парохода, один из них «Немезида», вышли из Тигриной пасти и двинулись вверх по реке, вскоре они появятся у Первого порога.
Всем полегчало, ибо известие о близком бое, к которому так долго готовились, внесло определенность. Кое-кто еще надеялся, что мелководья и перемещающиеся отмели Жемчужной преградят путь боевым кораблям. Но из последующих донесений стало ясно, что этого не случится, поскольку англичане разработали систему преодоления речных препятствий: во главе строя шла «Немезида» с высокой осадкой и, замеряя глубину, прокладывала безопасный курс остальным.
С приближением кораблей донесения зачастили: англичане в двадцати пяти ли, теперь в двадцати…
В начале Часа лошади[100] орудийные расчеты встали по местам и повторили свои обязанности; каждый командир проверил готовность орудия к первому выстрелу: запальное отверстие заправлено порохом, ядро с зарядным картузом в стволе и забито пыжом из обрезков пенькового каната.
День выдался жарким, к полудню на баке уже было настоящее пекло. Островерхие шляпы не спасали от жгучих лучей, и пушкари соорудили парусиновый навес. Солнце палило нещадно, взмокшие ласкары разделись, оставшись в рубахах и клетчатых шарфах.
В середине дня пал штиль, воздух стал недвижим. Поступило сообщение, что английские корабли замерли в девяти ли от Первого порога, и только «Немезида» продолжает движение.
Пушкари приободрились: если «бесовское корыто» угодит под перекрестный огонь форта и «Кембриджа», есть шанс его потопить.
Окрыленные надеждой, расчеты не сводили глаз с речного русла, и через какое-то время вдали возникли клубы черного дыма, а потом донесся нарастающий шум паровых машин.
В укреплениях на другом берегу тоже ждали появления корабля. Форт располагал лучшим обзором реки, и его наблюдатели первыми увидели пароход. Тотчас был подан сигнал, извещавший о нем команду «Кембриджа», а через минуту и Джоду показал вдаль:
— Вон он!
Сквозь заросли акаций и бамбука Нил разглядел дымящую трубу.
Перед речной излучиной «Немезида» сбросила скорость. Она уже почти подошла на расстояние выстрела, и пушкари «Кембриджа» смогли хорошенько рассмотреть ее длинный черный корпус и два огромных колеса с лопастями. На палубе высился широкий настил с готовыми к запуску ракетами Конгрива.
Пароход изменился с тех пор, как Нил его видел последний раз: на боковинах носа сияли свежей краской два больших глаза, исполненных в азиатской манере. Казалось невероятным, что сей знакомый символ выглядит столь зловеще и угрожающе.
Разглядывая «Немезиду», Джоду так насупился, что его рассеченная бровь сошлась с другой в одну линию.
— Вон там у него котлы, — сказал он, показав в основание дымовой трубы. — Если туда шарахнуть, ему каюк.
Пароходные пушки на вертлюгах пришли в движение: одна развернулась к форту, другая к «Кембриджу». Внезапно тишину разорвал орудийный гром, и было не ясно, кто выстрелил первым, но уже через секунду пароход и форт обменялись залпами.
«Кембридж» выжидал, когда пароход подойдет на расстояние выстрела. Но вот прозвучала команда «к бою», и Нил вместе со своим расчетом бросился к станинам лафета. Разом навалившись, они подкатили пушку к фальшборту, дуло ее выглянуло из бойницы. Глядя через ствол, Джоду наводил орудие на цель, остальные, вооружившись ломами, исполняли его команды.
Покончив с прицеливанием, Джоду подставил колоду под ствол, зафиксировав его положение. Затем взмахом отогнал бойцов и поднес горящий фитиль к запальному отверстию.
Лишь за мгновенье до выстрела Нил сообразил, что «Немезида» тоже открыла огонь, и свист над его головой издает шрапнель, пущенная с парохода. Восьмифунтовая пушка рявкнула и в откате отпрыгнула назад, но ее удержали брюк-стропы, притороченные к рымам лафета.
Теперь думать о чем-либо еще, кроме перезарядки пушки, было некогда. Окунув банник в ведро с морской водой, Нил сунул его в дуло, гася тлеющие остатки прежнего заряда. Затем ласкар Чхоту Миан, «пороховая мартышка», вложил новый зарядный картуз и забил его пыжом. Банник утрамбовал все это вплоть до пороховой камеры, после чего заряжающий втолкнул ядро в ствол, потом вновь трамбовка и еще один пыж.
На сей раз Джоду целился долго и тщательно. Он скинул рубаху, обнажив мускулистый, блестящий от пота загорелый торс, и с помощью лома сноровисто начал придавать стволу нужный наклон, то и дело слегка его подправляя.
— Куда ты целишься? — спросил Нил.
— В машину, куда ж еще? — буркнул Джоду.
Прошептав молитву, он поджег запал и отскочил в сторону.
В следующее мгновенье «Немезиду» качнуло, и в том месте палубы, под которым предполагалось машинное отделение, появилась зазубренная пробоина.
— Есть! — заорал Джоду. — Легечхе, попали!
Изумленные пушкари возликовали, боясь поверить в свою удачу, однако через минуту огромные лопасти пароходных колес завращались, извещая, что судно лишь повреждено и вполне способно передвигаться.
Но само отступление «Немезиды» уже было немалым делом. Опьяненные успехом, пушкари «Кембриджа» взяли передышку, наслаждаясь моментом.
Но радость их была недолгой.
«Немезида» еще не скрылась из виду, когда вдали возникли мачты быстро приближавшихся боевых кораблей. Под плотным огнем с форта и «Кембриджа» английский отряд, возглавляемый пароходом «Мадагаскар», рассредоточился.
Не открывая огонь, корабли заняли боевые позиции. Пара судов, пароход и корвет, подошли вплотную к бревенчатому настилу и развернулись бортами к «Кембриджу». Захлопали деревянные створки бойниц, и Нил вдруг понял, что на него уставились дюжины пушечных жерл. А потом под ним дрогнула палуба от одновременных бортовых залпов двух кораблей.