— Пригнись! — перекрывая грохот, рявкнул Джоду. — Они бьют картечью!
Переждав свист пуль, Нил поднял голову: парусиновый навес был разодран в клочья, кусок его, размером не больше носового платка, валявшийся на палубе, походил на сито.
Пригибаясь, пушкари подкатили пушку к фальшборту, но подготовить к стрельбе не успели, ибо Чхоту Миан с зарядным картузом в руках опрокинулся навзничь, сраженный картечью, — на издырявленной рубахе его расплывались кровавые пятна.
— Шевелись! — гаркнул Джоду. — Заряжай!
Схватив зарядный картуз, Нил затолкал его в дуло, следом заряжающий впихнул ядро. Джоду велел приготовить новый заряд, и Нил, сообразив, что теперь он заменяет убитую пороховую мартышку, кинулся к трапу на главную палубу, укутанную в дымный саван, и там едва не упал, оскользнувшись на поносной луже, натекшей из смертельно раненого матроса. Повсюду лежали окровавленные тела изрешеченных картечью, других убила срубленная ядром тяжелая рея. Густой дым сделал невидимым квартердек, до которого было всего-то тридцать футов.
Оружейника, ведавшего зарядами, чиркнула картечная пуля, он сидел на корточках, отирая струившуюся по лицу кровь, за спиной его высилась груда картузов. Схватив один, Нил бегом вернулся на бак и вновь зарядил свою восьмифунтовую пушку, единственную уцелевшую из всех орудий «Кембриджа».
Пушка еще не закончила откат после выстрела, когда английское ядро, разнесшее фальшборт, перебило ее брюк-стропы, и сквозь пролом она кувыркнулась в воду. Услышав пронзительный вой, Нил поднял взгляд к ясному небу и застыл, увидев ракету, которая по дуге летела, казалось, прямо в него.
Наверное, он бы так и стоял, если б не крепкий тумак Джоду:
— Лафао, прыгай!
На Гонконге Ширин вместе с Фредди прогуливалась по берегу, когда на горизонте возник дым боя у Первого порога, по спирали поднимавшийся к небу.
Первым его заметил Фредди.
— Похоже, там идет сражение, ла. Только очень далеко, даже не слышно грохота. Может, рядом с Вампоа.
Дым выглядел просто кляксой на голубом небе, но Ширин не сомневалась, что источник его происхождения определен верно.
— Ты думаешь, потом англичане атакуют Кантон? — спросила.
— Теперь уж всенепременно, ла.
Тем утром на «Море» разгорелась дискуссия. Многие купцы считали, что наступление на Кантон уж в который раз отложат — мол, Полномочный горшок опять даст слабину, но даже если он совладает с собой, мандарины все равно исхитрятся его одурачить.
Тихий день только укрепил их убежденность. В памяти еще было свежо возбуждение от вчерашнего боя в Тигриной пасти, спозаранку заставившее всех выскочить из коек, и контраст между давешним грохотом и нынешним безмолвием воспринимался дурным знаком.
Настроение чуть исправилось с первыми залпами салютной пушки, но вновь упало по выяснении, что стрельба эта отнюдь не вестник возобновления боевых действий, но всего лишь дань уважения китайскому адмиралу. Это ж надо! Почти единодушно сеты заключили, что незадачливого капитана Эллиотта вновь обвели вокруг пальца.
И только Диньяр сохранял несгибаемый оптимизм. Накануне под грохот канонады в Тигриной пасти он уверенно предрек, что на сей раз англичане не замедлят с атакой на Кантон. Вояки уже распалились, сказал он, и Горшку, при всем желании, их не удержать.
Ширин слушала дебаты вполуха, ибо мысли ее целиком были заняты Фредди, она изобретала, как бы им свидеться наедине.
К счастью, в тот день у Диньяра имелись дела на острове. Услышав его приказ готовить шлюпку, Ширин надумала предлог поехать вместе с ним — мол, в деревне надо подкупить провизии. И ей повезло — она столкнулась с Фредди, едва ступила на берег.
— Знаешь, я искала встречи с тобой по особому поводу, — сказала Ширин.
— Вот как?
— Я хочу поговорить о… кое-чем важном.
— Говорите, — кивнул Фредди и, подметив ее замешательство, улыбнулся: — Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу.
Ширин набрала воздуху в грудь и скороговоркой выпалила:
— Ты должен знать, что господин Карабедьян сделал мне предложение стать его женой.
К удивлению Ширин, Фредди воспринял новость походя, в буквальном смысле слова — не сбился с шага и даже не охнул.
— И что вы ответили, э?
— Я сказала, что сперва должна поговорить с тобой.
— Почему, ла?
— Ну как же, Фредди? Ты знаешь его давно, он был тебе вроде второго отца… Я не хочу как-нибудь ранить тебя.
— Ранить? — Фредди вскинул бровь. — Чем же меня ранит ваше замужество? Я буду только рад за вас и Задиг-бея, ла. Пожалуйста, не тревожьтесь ни обо мне, ни… об отце.
У Ширин будто гора свалилась с плеч.
— Спасибо, Фредди.
В ответ тот хмыкнул, а потом бросил взгляд искоса.
— Но вот что скажут все ваши парсы, э? Как они к этому отнесутся? Они же такие строгие, э?
Ширин вздохнула.
— Наверное, меня изгонят. Даже дочери на какое-то время от меня отвернутся. Тяжелее всего, что я, видимо, уже никогда не войду в Храм Огня. Но веру-то у меня никто не отнимет, правда? А может, через год-другой об этом все забудут.
Тропинка сделала крутой поворот, и они увидели Диньяра, резво шагавшего им навстречу. Фредди остановился и прошептал:
— Ну вот, один из ваших парсов.
Ширин даже не предполагала, что он знает ее племянника.
— Вы знакомы? — спросила она.
— Только зрительно. Он-то меня знает, но не признается.
— Почему так?
Фредди криво усмехнулся.
— Потому что я полукровка, ублюдок. Он меня боится.
— С какой стати ему бояться тебя?
Ухмылка Фредди стала шире.
— С такой, что он сам породил полукровку, э? В Макао. Он знает, что я знаю. Потому и боится.
Ширин потрясенно молчала. Фредди улыбался.
— Ну мне пора, ла. До свиданья.
По счастью, Нил сиганул в реку во время прилива, и потому остался жив. Случись отлив, его бы утянуло к бревенчатому настилу под пули английских стрелков, а так потащило к Вампоа.
Прежде Нил никогда не плавал в реке, его опыт купальщика ограничивался бултыханьем в пукурах и джхилах, безмятежных бенгальских прудах. Он был абсолютно не готов к бурлящему речному потоку и в первые мгновенья думал только о том, чтобы поскорее выскочить на поверхность и глотнуть воздуху.
Очутившись в мутной воде, краем глаза Нил заметил какую-то темную ленту, обмотавшуюся вокруг его ног и одним концом прицепившуюся к боку. Водоросль, мелькнула мысль, но в ту же секунду он понял, что это кровавый след, тянущийся из раны, немедленно откликнувшейся острой болью. В два гребка Нил вытолкнул себя на поверхность и, озираясь, закричал:
— Туи котхэй, Джоду? Где ты, Джоду?
В двадцати футах голова, подскакивавшая на волнах, повернулась в его сторону, а через минуту руки Джоду обхватили его под мышки и потянули к тростниковым зарослям.
Опираясь на друга, Нил выбрался из воды и рухнул на берег. В прорехе рубашки на боку зияла рана от картечной пули, настигшей его в прыжке или уже в воде. В сумбуре момента он ничего не почувствовал, но теперь притаившаяся боль накинулась что есть силы, заставив кататься по земле и молотить руками.
— Не дергайся! — приказал Джоду.
Нил стиснул зубы, позволив осмотреть его рану.
— Пуля засела глубоко, не вытащить. Но я попробую остановить кровь.
Разодрав бандану на полосы, Джоду перевязал раненого.
Все это время английские корабли ни на минуту не прекращали обстрел. Течением, хоть и сильным, Нила и Джоду отнесло от «Кембриджа» всего на сотню-другую ярдов. И тут вдруг громыхнул взрыв, от которого перехватило дух, и «Кембридж» превратился в огненный столб высотою в триста с лишним футов, увенчанный черной дымовой шляпой, напоминавшей гриб. Мгновенья спустя с неба пролился дождь обломков, и Нил с Джоду ничком упали наземь, прикрывая руками головы. Оба не шелохнулись, даже когда тридцатифутовый обрубок мачты, прилетевший, точно копье, с громким чавканьем вонзился в илистый берег неподалеку от них.
Чуть погодя на реке прогремел еще один мощный взрыв. Когда дым рассеялся, стало видно, что часть бревенчатого настила превратилась в щепки, а водная поверхность укрыта всплывшей оглушенной рыбой.
В поле зрения пары, засевшей в камышах, возник пыхающий дымом пароход, который сквозь брешь в настиле двинулся дальше по реке, поводя пушками на вертлюгах. Внезапно он дал залп по уже искалеченной боевой джонке, а потом еще один, по берегу.
Нил и Джоду распластались на земле, пережидая проход судна, палившего явно наобум. За ним, стуча лопастями, проследовал еще один пароход, потом прошли два корвета.
Когда они скрылись, Джоду взобрался на береговой пригорок.
— Тут рядом стоят брошенные сампаны, — сказал он, вернувшись. — Видать, хозяева перепугались и дали деру. Как стемнеет, разживемся лодкой.
— Нам бы добраться до монастыря Океанский Стяг, — кивнул Нил. — Там можно схорониться хотя бы на время.
В сумерках Джоду исчез и вскоре вернулся на сампане с навесом. Он уже переоделся в найденные в лодке блузу и просторные штаны — обычный наряд кантонских лодочников. Островерхая шляпа и остатки банданы, скрывавшие нижнюю часть лица, делали его неопознаваемым.
Нашлась одежда и для Нила, которому Джоду помог забраться в лодку. Пошарив под лавками, он еще отыскал кувшин с питьевой водой и несколько лепешек, черствых, но съедобных. Жадно заглотнув пару штук, Джоду оттолкнул лодку от берега.
Дорогу им освещали пожары, разожженные английскими канонерками: горели завалившиеся на бок боевые джонки, тлели разгромленные береговые укрепления, пылали, точно факелы, деревья на островках. Джоду держался тени и греб осторожно, лодка скользила без единого всплеска.
Возле Вампоа они увидели английский корвет, высвеченный всполохами горящих домов. Силуэт стоявшего на якоре корабля с пушками, наведенными на остров, излучал угрозу. Сотни лодок, держась ближе к берегу, устремлялись в сторону Гуанчжоу. В царившей панике никто не обратил внимания на сампан Джоду.