На подходе к Гуанчжоу примет разгрома стало еще больше. Два английских корабля стояли перед горящими крепостями на островах. Объятые ужасом жители горохом сыпались из домов, создавая столпотворения на дорогах. Неподалеку от монастыря Океанский Стяг английский пароход бросил якорь на траверзе к Тринадцати факториям. На обоих берегах народу мельтешило несметно, и в этой сумятице никто не заметил, как Нил, тяжело опираясь на Джоду, вошел в ворота монастыря.
Десять дней, что минули после боя в Тигриной пасти, бенгальские волонтеры провели на транспортном судне, стоявшем у Чуенпи, и все это время были начеку. Хотя китайские войска отошли, ежедневно возникали новые угрозы: набеги деревенских бандитов, нападения на отставших солдат английского берегового патруля, похищения и убийства обозников и ласкаров.
Вторая рота уже не чаяла вернуться в свой лагерь на Ша Чау, но все вышло с точностью до наоборот: части, продвинувшиеся по Жемчужной реке, отводили на Гонконг, а бенгальских волонтеров перебрасывали к Вампоа.
Узнав о передислокации, солдаты прокляли все на свете, и только Раджу обрадовался: близость острова к Кантону сулила возможность попасть в город, где чудесным образом появится отец.
Однако Вампоа, оказавшийся обычным перевалочным пунктом в кольце поселков и деревенек, его разочаровал, напомнив стоянку кораблей в заиленной бухте перед входом в Калькутту. Самое обидное, с острова не просматривался Кантон и на нем не было ничего стоящего внимания, разве что пагоды да храмы.
Знакомство Раджу с островом завершилось в одной из этих церквей, каких прежде он никогда не видел: дымные кольца благовоний, неузнаваемые образа. Однако дух святости в храме был вполне привычен.
Оторвавшись от группы флейтистов, Раджу зашел в сумрачный храм и, молитвенно сложив ладони, встал на колени перед ласково улыбавшимся божеством.
— Йа Дэви сарвабхутешу, — прошептал он первые слова вспомнившейся молитвы. — Боже, мой отец где-то рядом, помоги, пожалуйста, отыскать его.
Возбуждение, охватившее Захария во время боя в Тигриной пасти, в последующие дни сменилось томительной скукой. «Ибису» было приказано стоять возле Хумэня, где расположился небольшой английский отряд. Всех обязанностей — доставить провиант отряду и стеречь появление пиратов.
Маясь бездельем, Захарий впал в беспокойство касательно ожидаемых действий капитана Ми. Невразумительное завершение их последней встречи давало повод для тревоги: поди знай, внял ли капитан прозвучавшим угрозам. Захарий понимал, что было бы ошибкой ждать, пока Ми сделает свой ход, и ему не терпелось довести дело до конца, но возможность не представлялась, поскольку капитан отбыл на Вампоа.
Пребывание в Хумэне стало особенно тягостным после известия о возобновлении торговли в Кантоне, что было условием продолжения переговоров. На реке ежедневно появлялись английские и американские торговые корабли, готовые загрузиться чаем, шелком, фарфором, мебелью и прочими товарами, коими славился Кантон. Тратить время попусту, когда другие обогащаются, было чрезвычайно досадно, и Захарий уже начал раскаиваться в собственном восторженном порыве, заставившем его предложить свои услуги экспедиционному корпусу.
Однажды вечером он бездумно слонялся по квартердеку, когда к «Ибису» подвалила шлюпка.
— Приветствую, мистер Рейд! — прокричал знакомый голос. — Позволите подняться на борт?
— Конечно, господин Чан.
Оказалось, китаец держит путь в Гуанчжоу, куда его пригласили новые власти провинции.
— Видите, как все меняется, мистер Рейд? — усмехнулся Чан. — Мандарины, изгнавшие меня из города, теперь сгинули сами. Новый полицмейстер решил, что нуждается в моем совете. И вот после двухлетнего перерыва я могу вернуться в свой родной город, ничего не опасаясь.
— Везет вам, — завистливо вздохнул Захарий. — Вот бы мне с вами, все бы отдал, чтоб увидеть Кантон.
— Вы там еще не бывали?
Захарий покачал головой.
— Больше месяца уже стою на приколе, сил уже просто нет.
— С этим надо что-то делать, — сказал Чан. — Мистер Бернэм сейчас в Кантоне, верно?
— Так точно.
— Наверное, я с ним увижусь и, конечно, замолвлю словцо за вас. Я уверен, что-нибудь можно устроить.
— Ох, спасибо, господин Чан! Я ваш вечный должник.
Китаец погрозил пальцем.
— Не благодарите заранее. Имейте в виду, мое содействие зависит от исхода одного маленького дела, что привело меня к вам.
— Я к вашим услугам.
Захарий терялся в догадках, чем он может быть полезен столь влиятельному человеку, и первые слова того, произнесенные небрежно, чуть ли не равнодушно, еще больше озадачили:
— По-моему у вашего судна, этого «Ибиса», увлекательная история.
Учуяв подвох, Захарий ответил осторожно:
— Вы говорите о происшествии во время рейса на Маврикий?
— Именно. Не ошибаюсь ли я в том, что на борту был узник, китаец-полукровка? Некто по имени А-Фатт.
— Да, был.
Чан признательно кивнул и продолжил:
— Меня уверили, что человек этот мертв. Однако давеча прошел слух, будто он объявился на Гонконге. Я полагаю, он сменил имя и внешность.
Последняя реплика не имела формы вопроса, и Захарий счел себя вправе не отвечать. Однако его молчание, похоже, не понравилось Чану, который убрал руку с его плеча и, развернувшись к нему лицом, сказал уже резче:
— Видимо, надо пояснить, что человек этот весьма интересует меня, мистер Рейд.
— Могу я узнать — почему?
— У нас, скажем так, есть одно незаконченное дельце, пустячок. Вы бы очень помогли мне, подтвердив, что он и впрямь в этих краях.
Контраст между льстивым тоном и вкрадчивой угрозой, прозвучавшей в этих словах, убедил Захария, что упомянутое незаконченное дело отнюдь не пустячок. Да и кто бы отважился беспокоить пустяками Чана или того же бывшего узника, который, что ни говори, убийца — Захарий своими глазами видел, как он свел счеты с помощником Кроулом. И сейчас лишь одно соображение мешало выдать его Чану: той ночью он пощадил Захария, хотя мог изувечить, а то и убить.
— Ну же, мистер Рейд! — Чан легонько подтолкнул Захария. — Мы же партнеры, правда? И должны быть честны друг с другом. Уверьтесь, о том, что вы скажете, буду знать только я.
Внезапно Захарий вспомнил намеки и скрытые угрозы, исходившие от Фредди во время их встречи в Сингапуре, и тогда принял решение: этот человек знает слишком много, мир ничего не потеряет, избавившись от него.
— Я думаю, вы правы, господин Чан, — сказал он, глядя гостю в глаза. — У меня тоже есть основания считать, что он объявился в Китае.
Взгляд Чана оставался цепким.
— Часом, не знаете его нынешнего имени?
— Он представляется как Фредди Ли.
Губы Чана растянулись в улыбке.
— Благодарю вас, мистер Рейд, благодарю. Вы весьма облегчили мне задачу. Я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга. Долг платежом красен — я озабочусь, чтобы весть от мистера Бернэма не задержалась.
Захарий отвесил поклон.
— Всегда приятно иметь дело с вами, господин Чан.
— Взаимно, мистер Рейд.
Чан сдержал слово. В конце недели пришло письмо от мистера Бернэма, освобождавшее Захария от взятых обязательств. Ему надлежало немедленно прибыть в чужеземный анклав Кантона, оставив «Ибис» у Вампоа.
Пулю извлекли, но жар и дикая слабость еще долго не покидали Нила. О собственно операции помнилось одно: ее провели китайские и тибетские монахи, вооруженные устрашающего вида инструментами. К счастью, Нил потерял сознание еще до начала действа и очнулся лишь на другой день.
Все еще в прерывистом забытье, он обнаружил, что лежит на циновке в комнатке с низким потолком. В углу высилась стопка его книг и дневников, которые он оставил на сохранение Таранатх-джи. Позже, поднакопив сил, он стал читать и делать заметки.
В лихорадочные сны его частенько проникала отдаленная ружейная и орудийная стрельба. Иногда в горячечном тумане возникали знакомые лица Таранатх-джи, Комптона, Бабурао, и в те моменты, когда сознание его прояснялось, он слушал рассказы о том, что творится в городе.
Объявлено перемирие, говорили гости, английские корабли заняли всю акваторию Гуанчжоу; пароходы и канонерки курсируют по реке, уничтожая любые укрепления и обстреливая всякое подозрительное судно. В чужеземном анклаве вновь поднят британский флаг над английской факторией, многие купцы вернулись, ибо торговля насильственно возобновлена. Генерал сэр Хью Гоф принял командование английскими войсками и вместе с капитаном Эллиоттом издал серию деклараций и ультиматумов с требованиями императорской подписи под актом о передаче Гонконга, немедленной выплаты шести миллионов серебряных долларов, отмены запрета на опийную торговлю.
Ну и так далее.
Однако император был непреклонен — он не только отказался от любых уступок, но отправил Цишаня в позорную отставку, повелев ему вернуться в Пекин. Новым кантонским властям во главе со знаменитым генералом император сказал: «Кроме слова „истреблены“, я ничего не приму».
Но по прибытии в Гуанчжоу его новые назначенцы столкнулись с той же проблемой, что их предшественники: открытое противостояние невозможно в силу военной мощи англичан, а для оказания отпора необходима широкомасштабная подготовка. Посему они продолжили переговоры с захватчиками, а сами тем временем с удвоенной энергией укрепляли свою армию.
Город наводнили тысячные войска из других провинций, на тайных верфях строились канонерки по образцу английских, в плавильне под Фошанем отливались пушки, в том числе колоссальные 80-фунтовые.
Все понимали, что война вновь разразится, это лишь вопрос времени, и на сей раз полем боя станет Гуанчжоу. Все это порождало большую тревогу, особенно среди тех, кто обитал вовне городских стен: тысячи жителей уже покинули окраины, десятки тысяч собирались последовать их примеру. Кое-где закон и порядок рухнули. Наплыв войск из других провинций усиливал хаос: ходили слухи, что пришлая солдатня насилует местных женщин, и потому происходили стычки между жителями и прибывающими частями.