Бенгальские волонтеры, уже давно переброшенные к острову, переносили заточение крайне тяжело. Как назло, во второй день боев резко изменилась погода, одарившая душным пеклом. В отсутствие даже легкого дуновения трюмная вонь пропитала все судно, и в его нижних отсеках было столь же невыносимо, как под палящим солнцем на палубе.
Капитан Ми, чье душевное состояние пошло на спад после боя в Тигриной пасти, мучился особенно. На взгляд Кесри, он сильно изменился, хотя поначалу был в прекрасном расположении духа, обретенном за время отпуска в Макао. Но вернувшись с «Ибиса», куда отвез раненого лейтенанта, капитан впал в черную меланхолию. Сперва Кесри думал, что его расстроило внезапное и такое печальное окончание службы молодого офицера. Но позже понял: нечто иное повергло капитана в столь мрачное состояние, в каком он не был со дня разлуки с мисс Кэти, нежданно случившейся в Ранчи. И теперь, когда войска томились взаперти, порой казалось, что Ми дошел до края — еще никогда Кесри не видел его таким угрюмым и злобным, как в эти долгих три дня.
На третий день бедлам вкруг города достиг пика, канонада грохотала над рекой с рассвета и дотемна. Ежедневное совещание офицеров на «Бленхейме» длилось необычно долго. По возвращении с флагмана капитан Ми вызвал к себе Кесри, и тот мгновенно понял, что вскоре волонтеры пойдут в бой. Впервые за последнее время капитан был оживлен и даже весел.
— Ну вот и дождались, хавильдар! — сказал он. — Полномочный наконец-то понял, что косоглазые не угомонятся, пока не получат хороший урок. И преподадим его мы, штурмом взяв город.
Следя за перемещениями капитанского пальца по расстеленной на столе карте, Кесри видел, что планировка города напоминает купол с основанием у Жемчужной реки на юге и вершиной у горной гряды на севере. Макушку сего купола венчал этакий шпиль — пятиэтажное сооружение под названием Башня Умиротворение моря. Неподалеку от нее, но уже за пределами городской стены, на холмах стояли небольшие бастионы: три круглые и один, самый большой, что был прямо напротив башни, четырехугольный.
Все эти форты защищены слабо, сказал капитан. Китайское командование абсолютно уверено, что наступление англичан пойдет с юга, и потому все свои войска сосредоточило на берегах Жемчужной реки. Но генерал Гоф приготовил сюрприз — атаку с двух сторон. Небольшой отряд высадится на берег у Тринадцати факторий якобы с целью отбить иноземный анклав. Но основные силы поднимутся до озера Белый Лебедь на западной оконечности цитадели, свернут на север и по рукаву Жемчужной обойдут город, завершив маневр высадкой у деревни Цинпу. Оттуда до бастионов на холмах четыре мили сельских угодий с редкими поселениями и без всяких линий обороны. После захвата фортов город окажется беззащитен: всего одна батарея на северных высотах будет держать под контролем весь Гуанчжоу.
В этой операции задействованы две тысячи четыреста бойцов, а также вспомогательные части и обозники. Ударные силы делятся на четыре бригады; сто двенадцать бенгальских волонтеров, двести семьдесят три камеронианца и двести пятнадцать солдат 37-го мадрасского полка входят в состав четвертой.
— Есть вопросы, хавильдар?
Кесри беспокоило только одно: из опыта общения с камеронианцами он знал, что те не слишком обрадуются объединению с сипаями, и потому неизбежно возникнут трения. Все остальное — тщательная тактическая разработка, подробная карта, скрупулезный расчет численности войск — говорило о детально спланированной операции в духе британцев и вселяло уверенность в победе. Может статься, этим боем закончится вся кампания, и тогда сипаи, получив достойное вознаграждение, вернутся домой.
— Когда погрузка на десантные суда, сэр?
— Завтра в час пополудни.
Кесри удивился необычному сроку начала большой операции.
— Почему так поздно, сэр?
— Никак ты забыл, хавильдар? — усмехнулся капитан. — Завтра — 24 мая, день рождения королевы Виктории. В полдень будет салют.
Кесри, и впрямь запамятовавший знаменательную дату, обрадовался напоминанию, поскольку в праздники сипаям полагалось особое «жидкое довольствие» в виде грога.
Похоронами Фредди пришлось заняться Ширин и Задиг-бею, поскольку больше было некому.
Они сразу решили, что погребение пройдет по китайскому обряду, как того, уверил Задиг, желал бы покойный. Что касаемо места, Ширин предложила похоронить Фредди рядом с отцом.
— А что скажут Диньяр и другие парсы? — Задиг недоуменно вскинул бровь. — Вдруг они будут против, поскольку Фредди не из их общины?
— Пускай возражают. Главное, Бахрам был бы доволен. Хоть после смерти он признает Фредди сыном, чего не мог сделать при жизни. Будет правильно, если мальчик упокоится рядом с ним.
— Верно, — согласился Задиг. — Такова была бы воля Бахрам-бхая.
Они решили устроить похороны в тот же день. Тело долго пролежало в воде, и жара не позволяла оттягивать с погребением. Кроме того, завтра на острове будут отмечать день рождения королевы, и поди знай, какие возникнут осложнения.
Поскольку Задиг и Ширин ничего не знали о китайском обряде, организационные хлопоты легли на плечи старика, квартирного хозяина Фредди. Он раздобыл гроб, который обклеил желтой и белой бумагой[102], нанял тележку, могильщиков и плакальщиц.
На подготовку ушло время, и гроб с надлежаще прибранным покойником закрыли только к вечеру.
Солнце уже валилось за горизонт, когда процессия вышла из деревни. По дороге Задиг обратился к Полетт:
— Нет ли вестей от Дрозда?
— Недавно получила письмо, он в Индии, — кивнула Полетт. — На Чусане Дрозд сильно захворал, и его переправили в Калькутту… — Она осеклась и показала на баркас, причаливший к берегу: — Смотрите-ка, миссис Бернэм…
Тележку отправили вперед, а Задиг, Полетт и Ширин дождались гостью.
Несмотря на жару и большую влажность, миссис Бернэм была в перчатках и шляпе с вуалью, сменив, правда, белый цвет на черный. Она оцепенела, увидев, что все другие в одежде светлых тонов.
— Господи боже мой! — Миссис Бернэм прижала ладонь ко рту. — Я выставила себя дурой? На похоронах китайцы не одеваются в черное? Мне съездить переодеться?
— Не надо, это мелочи, — сказала Ширин. — Важно, что вы здесь.
Миссис Бернэм пожала ей руку.
— Иначе и быть не могло, дорогая, я приехала, как только узнала.
Все поспешили за тележкой, ушедшей далеко вперед.
Старую тропу от деревни расширили и вымостили, завтра эту дорогу поименуют в честь королевы; работы еще не закончились — бригады рабочих устанавливали мильные столбики и сгребали мусор.
Тележка остановилась на гребне холма перед спуском в Долину Счастья, с дальнего края которой надвигалась грозовая туча.
— Сейчас ливанет, — сказал Задиг-бей. — Надо где-то переждать.
Процессия сошла с дороги и укрылась под деревьями на обочине.
Сверху хорошо просматривалась береговая линия гонконгской бухты. Год назад, когда Ширин впервые пришла к могиле мужа, на берегу было всего лишь несколько деревенек. А сейчас куда ни глянь — склады, казармы, плацы, базарчики, скопление лачуг. Уже готовились первые торги там и сям размеченными земельными участками, кое-где сампаны и джонки стояли так кучно, что казались продолжением берега.
А на том месте, куда утром вынесло тело Фредди, уже установили большой пограничный знак. Год назад именно там Полетт, возвращаясь из питомника, увидела незнакомца, сидевшего на берегу. Сейчас она отерла слезы, навернувшиеся от воспоминания.
Миссис Бернэм взяла ее под руку:
— Вы тоскуете по нему?
Полетт закрыла руками лицо.
— Не могу поверить, что и он покинул меня, — давясь рыданиями, выговорила она.
Казалось, салют в ознаменование дня рождения королевы, прогремевший на Вампоа, еще больше усилил жару и влажность, напомнив о непереносимой духоте, всегда предшествовавшей сезону дождей на родине Кесри.
Погрузка на десантные суда — разносортные джонки, собранные накануне, — шла очень долго. Лишь в три часа дня «Немезида» начала движение, имея на буксире не меньше тридцати лодок. В пути случались задержки из-за атак зажигалок, и потому к месту высадки — деревне Цинпу, расположенной к северу от Гуанчжоу, — прибыли всего за час до темноты.
Кесри и капитан Ми стояли на палубе джонки, выделенной бенгальским волонтерам. Через подзорную трубу капитан разглядывал клиновидный берег: четыре бастиона, которые он показал на карте, едва просматривались сквозь дымку.
Расстояние между берегом и фортами и впрямь было невелико, три-четыре мили, как и говорил капитан, но Кесри сразу понял, что одолеть сие пространство будет весьма непросто. Ландшафт был удивительно похож на окрестности его родной деревни в Бихаре: лоскуты полей в зеленых побегах — посевы риса, залитые водой. Кесри помнил, что межи, прорезавшие поля, узкие, не шире ступни, и очень скользкие. На них частенько оступались и падали даже многоопытные крестьяне, а что уж говорить о сипаях, обремененных ружьями и пятидесятифунтовыми ранцами.
Вдобавок местность была не столь уж безлюдна, как уверял капитан. В тесно скученных домишках, усеявших равнину, обитало, прикинул Кесри, несколько тысяч человек. Видимо, столь близкое соседство хижин было продиктовано необходимостью совместного отпора бандитам и мародерам, к которому сейчас изготовились жители Цинпу. Вооруженные палками, вилами и кольями, они встретили отряд морских пехотинцев, собравшихся наметить границы лагеря.
Действия крестьян ничуть не удивили Кесри (в его родных краях отклик жителей был бы точно таким же), но застали врасплох пехотинцев, и казалось, что вот-вот начнется побоище. И все же командир отряда взял дело в свои руки: пара выстрелов в воздух — и цепь десантников оттеснила разъяренных жителей за церквушку на самом краю поселения.
Когда все успокоилось, генерал Гоф сошел с «Немезиды» и, поднявшись на ближайшую высотку, провел рекогносцировку. По ее окончании младшие командиры, в том числе капитан Ми, наведались в упомянутую церквушку и обратно вышли, издавая радостные вопли, ибо разнообразили свое меню, реквизировав всяческие подношения китайским богам, вплоть до свежих окороков.