Пригнуться! — крикнул Кесри, и барабанщики с флейтистами тотчас удвоили темп.
Кесри бежал, стараясь не вслушиваться в свист летящих ядер. Высокий жесткий воротник мундира казался удавкой, ранец на спине как будто жил своей жизнью и, болтаясь из стороны в сторону, пытался лишить хозяина равновесия, а заскорузлый от пота шов в промежности рейтуз ощущался толстым корабельным канатом.
Наконец поле закончилось, впереди был поросший кустарником склон в пылевой завесе от взрывов. Кесри видел, как упал офицер камеронианцев, как ядро, угодившее в цепь, разметало трех бойцов.
Вдали китайские солдаты колотили по щитам и потрясали копьями, как будто глумясь над врагом. Затем ближний бастион дал залп снарядами, которые, описав дугу, врезались в склон и окутали холм клубами дыма. Кесри изумленно понял, что китайцы стреляют ракетами.
Ничего себе! Вот заразы! Меткая стрельба, ракеты — быстро же, однако, они все это освоили!
Взяв передышку, камеронианцы укрылись под скалистым выступом. Капитан Ми приказал своей роте залечь, а сам перебежками направился к авангарду атаки.
Сбросив ранец, Кесри облегченно выдохнул и повалился на каменистую землю. Они уже были на расстоянии ружейного выстрела от китайских позиций, в воздухе пела шрапнель. Не поднимая головы, Кесри достал флягу и сделал всего один глоток, поскольку воды осталось на донышке. Питье надо беречь — когда еще обозники догонят роту. Перед атакой бойцов мучила такая жажда, что они ополовинили бурдюки водоносов.
Наконец тылы подтянулись, и Кесри подал знак водоносам, чтобы те, передвигаясь ползком, сперва напоили солдат. Предстояла атака на четырехугольный бастион, в которую пойдут только сипаи — музыканты, связные и водоносы так и залягут здесь, в импровизированном биваке. Один лишь Маддоу будет в рядах атакующих, он потащит штурмовую лестницу.
Оглянувшись, Кесри увидел, что великан со своим неподъемным грузом уже в передовой цепи, и поманил его к себе.
— С этой минуты от меня ни шагу, — сказал он. — Самджхелу, усек?
— Джи, хавильдар-саиб.
Вслед за сипаями музыканты карабкались по склону, когда в воздухе засвистела шрапнель.
— Ложись, засранцы, мать вашу за ногу! — гаркнул Срамословец. — Хотите, чтоб вам яйца поотрывало?
Мальчишки вмиг распластались по земле. Раджу казалось, что язык его превратился в наждак, еще никогда в жизни так не хотелось пить. Дрожащими руками он схватил флягу и охнул: из-за неплотно заткнутой пробки вся вода вытекла.
— Ни капельки не осталось! — взвыл Раджу.
Лежавший рядом Дики уже осушил свою флягу. Он порывисто вскочил на ноги.
— Не ной, мля! Сейчас залью у водоноса.
Дики рванул с места, но через пару шагов вдруг замер, мгновенье постоял навытяжку, а затем медленно повалился набок.
— Дики! — вскрикнул Раджу. Он бросился к другу и схватил его за плечи: — Эй, ты чего?
Странно, распахнутые янтарные глаза Дики как будто смотрели мимо него.
— Что с тобой? — Раджу тряс друга. — Вставай, морда, вставай! Не время валять дурака!
Ответа не было. Раджу упал на неподвижное тело и обнял его.
— Пожалуйста, встань, Дики! Прошу, ответь, мля! Вставай!
Стрельба английских орудий шла крещендо, когда капитан Ми вернулся к своей роте и объявил: теперь атаку камеронианцев возглавит он.
Кесри видел, что командиру его неймется попасть в гущу боя; под огнем он держался с чрезмерной даже для него бесшабашностью, словно искал смерти.
— Поберегите себя, каптан-саиб.
Ми кивнул и под свист шрапнели зигзагами побежал обратно к скалистому выступу.
Лежа на каменистом склоне, Кесри слышал свое участившееся дыхание и чувствовал, как вспотели ладони, из которых едва не выскользнула Смуглая Бесс. Возникшая внутри пустота сперва удивила, а потом он понял, что это от страха сводит живот. Кесри зажмурился и ткнулся лицом в землю, чувствуя хрустящие на зубах песчинки.
Вдруг заныли старые раны, и тело превратилось в хранилище пережитых страданий. Однако ярче вспоминалась не жгучая боль от полученной в бою раны, но та сокрушительная мука на госпитальной койке, когда не можешь шевельнуться и делаешь под себя. Он не хотел вновь пройти через это, он не хотел умирать, да еще, как сейчас, неизвестно за что.
Рядом послышалось судорожное всхлипывание.
Кесри открыл глаза и увидел солдата, немногим моложе себя. Он вспомнил, что сипай этот, родом из горного района, отец целого выводка детей. О чем сейчас он думает? Вспоминает морозные вечера и тени от гор, окружавших его родную долину? Ясно, что он тоже охвачен страхом — вон, побелевшие губы, дрожащие руки, закатившиеся глаза. Еще немного, и он свернется калачиком, а потом, напрочь парализованный ужасом, не сможет встать по команде «В атаку». Кесри доложит о нем капитану Ми, и трибунал наверняка приговорит труса к расстрелу. Но вина хавильдара Кесри Сингха будет не меньше, ибо его работа, его долг и судьба — всеми силами защищать своих солдат от любых напастей и даже, если надо, от них самих.
Кесри сунул соседу локтем под ребра и выговорил, давясь словами:
— Уснул? Сейчас начнется!
И вот английская артиллерия смолкла, ружейная стрельба поутихла.
— Примкнуть штыки!
Шальная пуля взбила земляной фонтанчик перед лицом Кесри за миг до того, как он вскочил на ноги и, оскользнувшись на камнях, едва не упал, но выправился и, пригибаясь, тяжело (ну а как еще, если за спиной пятидесятифунтовый ранец, да в руках мушкет?) пошел вверх по склону. Не сбиваясь с шага, он втянул побольше воздуха в грудь и выкрикнул Хар Хар Махадев! Боевой клич, подхваченный солдатами, подтолкнул его дальше вперед.
Одолев двести ярдов, Кесри увидел, что камеронианцы залегли под плотным огнем китайских позиций с вершины холма. Он вскинул руку, направляя свою роту к видневшейся правее рощице. Расчет оправдался — китайцы оказались на линии огня. Через минуту сипаи были в боевой изготовке, их залпы принудили противника оставить позиции.
Кесри дал команду прекратить огонь и побежал к залегшим камеронианцам:
— Они ушли! Отступили!
Но собратья по оружию, похоже, не заметили короткой схватки в своем тылу. Кесри встретили хмурые взгляды и брань сержанта Орра:
— Куда вы подевались, ублюдки черномазые? Уклонились, суки, от боя? Кодла паршивых трусов!
От неодолимого желания воткнуть штык сержанту в брюхо у Кесри буквально тряслись руки. Он чувствовал, что продырявить эту сволочь много полезнее, чем убивать незнакомых китайцев.
И лишь оклик капитана Ми его удержал.
— Хавильдар!
— Я, каптан-саиб. — Кесри привычно козырнул.
— Лестница готова?
Кесри глянул на склон, где Маддоу сидел на корточках среди сипаев второй роты.
— Готова, сэр.
— Хорошо. Давайте закончим работу. Камеронианцы идут справа, наша рота на левом фланге.
По команде капитана бойцы ни шатко ни валко построились для атаки уступом. Бастионы молчали. Вблизи стены форта сипаи взяли в защитное кольцо Маддоу, который поднял и установил штурмовую лестницу.
Боец, забравшийся на стену первым, сверху крикнул, что бастион пуст, гарнизон его отступил в город. Следом поднялся Кесри, очутившись на парапете перед башней с бойницами. Он вошел внутрь и выглянул в амбразуру, что была выше других. Внизу раскинулся неохватный взглядом Гуанчжоу. Улицы и проспекты, колокольни и пагоды, особняки и лачуги простирались к югу и востоку насколько хватало глаз. Из городских ворот, частью открытых, вытекали нескончаемые людские ручейки, разбегавшиеся в разные стороны.
Прежде чем Кесри освоился с грандиозным видом, оглушительно рявкнули пушки цитадели, ядро взорвалось возле башни, и он, пригнувшись, поспешил в укрытие форта.
К прямоугольному бастиону, большому, но незамысловатому сооружению под крышей, примыкали еще несколько помещений, и все они быстро заполнились бойцами четвертой бригады, вошедшими через ворота.
Тем временем английские войска заняли три других форта. Непрекращавшийся обстрел со стороны города не смог им в том помешать, и к полудню генерал Гоф получил донесение о захвате всех четырех бастионов. В одном из них был обустроен штаб, в любую минуту готовый принять командующего.
По пути на холм генерал едва не погиб: просвистевшая над его ухом пуля угодила в офицера сопровождения.
По прибытии в штаб Гоф созвал совещание, на котором присутствовал и капитан Ми. Вернувшись в роту, он рассказал о неожиданно больших потерях: нынче англичане насчитали убитых и раненых больше, чем во всех предыдущих боях. А вот бенгальским волонтерам повезло — уцелели все.
Офицеры разбушевались, поведал капитан. Некоторые горячие головы предлагали преподать китайцам кровавый урок и разграбить храмы, пагоды и рынки, известные как огромные хранилища золота и серебра, — мол, трофеи будут бессчетны.
Во всяком случае, на завтра назначен штурм цитадели. Изучив ворота северной стороны, саперы пришли к выводу, что пробить их не составит труда. Разработан план атаки, которая начнется на рассвете силами всех четырех бригад.
В течение дня подтянулись все обозники, кроме тех, что числились за второй ротой. Их отсутствие не только создавало неудобства, но и тревожило; пока не стемнело, Кесри отрядил людей на поиски своего обоза. Тот объявился уже в сумерках, и вот тогда стало известно о его потерях: ранены связной, повар и водонос, убит флейтист. Потому-то обоз и задержался — провозились с отправкой в тыл раненых и погибшего.
Весть о гибели Дики ошеломила Кесри. Он вспомнил, как сам отобрал этого мальчика, надеясь, что тот станет ротным талисманом. Так оно и вышло: улыбчивый, острый на язык сорванец завоевал солдатские сердца. Печально, что бойцы второй роты не смогут проводить его в последний путь, отдав ему должные почести.
Кесри знал о крепкой дружбе, возникшей между Дики и Раджу, который сейчас, опухший от слез, съежился в уголке и, сидя на грязной земле, не замечал тучи вившихся над ним комаров. Проникнутый сочувствием, Кесри хотел бы его утешить, но боялся, что и сам расплачется. Подозвав к себе Маддоу, он сказал: