— Вы этого не сделаете!
— Уж это зависит только от вас. — Захарий разглядывал свои ногти.
— Что вы имеете в виду?
— Я надеюсь, вы не забыли о некогда обещанной ночи любви перед нашим расставанием, — тихо сказал Захарий. — По-моему, пора сдержать свое слово.
— Но… мистер… Рейд… — по слогам прошептала мадам, словно впервые произнося его имя. — Как можно этого требовать после всего, что вы сказали? Это немыслимо… невообразимо… Совершенно невозможно…
— Вполне возможно, миссис Бернэм. И вы это сделаете. Если капитан Ми приносит маленькую жертву на алтарь любви, почему бы и вам не последовать его примеру?
Миссис Бернэм обеими руками вцепилась в поручень, словно опасаясь упасть за борт.
— Что с вами стало, мистер Рейд? — чуть слышно проговорила она. — В кого вы превратились?
Захарий не замедлил с ответом:
— В того, кем вы желали меня видеть. Вы хотели, чтобы я стал современным, верно? И вот он я нынешний: человек безудержных желаний, которому неведомо слово «довольно». Всякий, кто стоит на пути моих желаний, враг моей свободы, и его ждет соответствующее обращение.
Миссис Бернэм беззвучно плакала.
— Мистер Рейд… Захарий… разве так можно? Ваше требование бесчеловечно… Только дьявол, чудовище измыслит подобное… Неужели вы стали таким…
— Благодарите себя, миссис Бернэм. Не ваша ли это заслуга? Вы сами решили, что меня надо переделать по просвещенному образцу. Может, для нас обоих было бы лучше, если б вы оставили того работягу прозябать в непроглядном мраке, но вы своими руками вытащили его на свет божий, и теперь уже поздно что-либо менять. — Захарий смолк, глядя на темнеющее небо — туч еще не было, но ветер усилился. — Полагаю, вы знаете, что надвигается шторм. Как только он минует, я устрою наше свидание. Не беспокойтесь, все меры предосторожности будут соблюдены. А пока что поберегите себя — стихия, похоже, разыграется не на шутку. Хорошо, что вы сойдете на берег. В шторм корабль — не место для сухопутных крыс, в укрытии вам будет безопасно.
— Не тревожьтесь о моей безопасности, мистер Рейд. — Мадам отвернулась. — Вы же знаете, я смогу о себе позаботиться.
Вечером пришло сообщение, что шесть миллионов серебряных долларов наконец-то выплачены, деньги доставлены и хранятся на «Бленхейме».
Все четыре бастиона накрыло волной облегчения, впервые за долгое время Кесри спал крепко.
Однако спозаранку кто-то заорал ему в ухо:
— Хавильдар-саиб, утхо, просыпайтесь!
Еще только забрезжил рассвет, но капитан Ми, сказал вестовой, ожидает хавильдара в башне. Кесри торопливо натянул свежевыстиранную сорочку и красный мундир. Жара с духотой даже не думали спадать, и в башню он поднялся весь мокрый от пота, рубашка его противно липла к телу. С капитана тоже лило.
— Нам уготована очередная парилка, — сказал он, промокая лицо.
И все же нынче что-то изменилось: неподвижный воздух уподобился гнету, смолкли птицы и стрекот цикад, а горизонт на юге измарали иссиня-черные тучи.
— Похоже, сегодня грянет буря, сэр, — поделился предчувствием Кесри.
— Думаешь?
— Так точно, мощный ураган.
— Хуже времени не выбрать. Глянь-ка. — Капитан показал на подножие холма.
Рисовые поля на подступах к бастионам вновь кишели народом, только уже не беженцами, устремлявшимися на север, а вооруженными людьми. Откуда же их столько взялось всего за ночь?
— Армейские части, сэр?
— Нет, возможно, резервисты, но никак не регулярные войска.
Одолжившись у капитана биноклем, Кесри разглядел молодых парней вроде тех, что встречали фуражиров на входе в деревню, но только теперь их было намного, едва ли не в сотни раз, больше.
Вскоре капитана вызвали на совещание в штабе. Вернувшись, он сообщил: командование сочло необходимым что-то предпринять и для начала направило мандаринам требование убрать толпы перед бастионами.
Посланный переводчик вскоре доставил ответ: власти тоже встревожены, поскольку не имеют никакого отношения к стихийному сборищу крестьян и сами его весьма опасаются.
— Что ж, коль мандарины не в силах выдворить эту шушеру, — сказал капитан Ми, — нам, видимо, придется сделать работу за них.
С рассвета в небе над Гонконгом клубились черные тучи, оставив лишь узкий просвет на востоке. Вскоре на «Ибис» обрушились потоки дождя и морской воды, огромные волны били шхуну в корму.
Накануне Захарий предпринял все возможные меры предосторожности: шхуна встала на дополнительный якорь, были убраны паруса и реи, проверены и перепроверены якорные канаты, задраены люки. Кроме того, он удостоверился в безопасной удаленности других судов — самой близкой соседкой была «Анахита», стоявшая в кабельтове, но, судя по всему, она тоже подготовилась к шторму.
Часа два ветер неистовствовал без устали. Потом небо чуть-чуть прояснилось, и когда волна приподнимала «Ибис», в иллюминаторы было видно, что́ стихия натворила на острове: вынесла на берег уйму лодок, разбив их вдребезги, разметала недавно возведенные домишки, повредила много строений. К счастью, склады Восточного пункта не пострадали, и, стало быть, миссис Бернэм была под надежной защитой каменных стен.
Около десяти утра, когда небо ничуть не утратило своего темного покрова в серых прожилках, «Ибис» вдруг задрал нос, и возникшая сильная болтанка не оставила сомнений в том, что один якорный канат лопнул.
Захарий предвидел нечто подобное и был к тому готов. По его команде матросы на время оставили помпы, перекатили на бак самую тяжелую пушку и, приторочив к ней канат, сбросили ее в воду. Результат не заставил себя ждать — «Ибис» тотчас прекратил свое бешеное метание.
Захарий уж хотел вернуться в каюту, но зацепил взглядом «Анахиту» и обомлел: кормовые иллюминаторы шхуны, прежде задраенные, были распахнуты настежь. Прямо на его глазах вздыбившаяся громадная волна хлынула в «Хозяйские апартаменты».
Захарий понимал, что с открытыми иллюминаторами «Анахита» затонет. Наверное, матросы, занятые откачкой воды из трюма, не ведали о том, что случилось.
Как же их предупредить?
Семафор флажками или фонарем когда еще заметят, поможет разве что выстрел в воздух. В капитанской каюте Захарий выхватил из оружейного шкафа мушкет, бегом вернулся на палубу и лишь там сообразил, что в руках у него кремневое ружье. Оно не выстрелит, ибо порох и фитиль отсырели.
Корма «Анахиты» уже погрузилась в воду, иллюминаторы хозяйской каюты скрылись под волнами, утлегарь торчал под острым углом к водной поверхности. Умом Захарий понимал, что шхуне уже ничем не помочь, но не мог лишь стоять и смотреть, как она гибнет. Он вновь бросился в каюту за пистолетом, а вернувшись на палубу, увидел, что все кончено: почти вся шхуна ушла под воду, и только ее изящный нос еще был устремлен к беснующимся небесам.
На мгновенье она будто зависла, прощаясь с белым светом. Сквозь завесу дождя Захарий увидел баркас, который, отвалив от шхуны, устремился к ближайшему причалу, и мысленно умолял гребцов приналечь на весла, чтобы их не засосало в воронку от затонувшего судна.
Уходя под воду, «Анахита» стала все быстрее и быстрее вращаться, возник водоворот, от него разбежались круги, которые, казалось, вот-вот настигнут баркас, но волна, подхватившая суденышко, вытолкнула его к берегу.
— Слава богу! — Сжав в кулаке нательный крест, рядом стоял второй помощник. — Ну хоть команда спаслась.
— И, благодарение Господу, сухопутные крысы загодя сошли на берег, — сказал Захарий.
А в восьмидесяти милях к северу, в Гуанчжоу, небо еще было ясным и на рисовых полях прибывало народу. Вскоре уже казалось, что войска в бастионах рискуют попасть в окружение.
В фортах всерьез готовились к бою. На перекличке второй роты сипаев выяснилось, что в строю лишь пятая часть ее списка, остальных свалили лихорадка и дизентерия. Они же сильно проредили состав обозников, и потому к несению службы призвали всех, включая поваров и каптерщиков. В последний момент капитан Ми затеял проверку снаряжения, удостоверяясь, что у каждого бойца есть дождевик.
По сигналу трубы все подразделения выстроились перед четырехугольным бастионом. Первая, третья и четвертая бригады получили приказ немедленно спуститься с холма и занять позицию на рисовых полях. Вторая бригада, состоявшая из матросов и морских пехотинцев, оставалась на охране бастионов.
Узкие тропы препятствовали быстрому спуску, лишь к полудню три бригады вышли на позицию. В миле от них стояла толпа в четыре-пять тысяч человек, вооруженных вилами, острогами, косами, дубинами и баграми, у некоторых были сабли и кремневые ружья.
Командиры очень долго изучали диспозицию. Жара достигла апогея, но казалось, что с приближением грозовых туч зной только усиливается. На солнцепеке, где не было ни клочка тени, железные каркасы киверов раскалились не хуже печки. В солдатских рядах появлялись щербины, когда санитары оттаскивали потерявших сознание бойцов.
Генерал Гоф решил переместить свой штаб на пригорок, наделенный пятнышками тени. Солдаты видели, как по дороге к нему два офицера покачнулись и едва не упали. Один из них, сам генерал, выправился и смог самостоятельно добраться до места, а вот второго вели под руки, и на пригорке он рухнул ничком. Позже выяснилось, что это был генеральский заместитель по тылу, и он почти сразу умер от удара, спровоцированного жарой.
Инцидент стал причиной новой задержки, и, казалось, минула вечность, прежде чем генерал Гоф наконец-то отдал распоряжения. Войскам было приказано разогнать сброд, действуя с разных направлений. Четвертая бригада выдвигалась прямо по центру: камеронианцы на левом фланге, мадрасские и бенгальские сипаи на правом.
Лежавшие впереди поля были залиты водой. По приказу капитана Ми солдаты с ружьями наперевес стали медленно пробираться по чавкающей слякоти. Толпа попятилась, однако, даже отступая, прирастала числом. Упершись в земляную насыпь на краю поля, она остановилась, на фоне потемневшего неба читаясь многоголовым силуэтом. Солнце давно миновало зенит. На левом фланге камеронианцы скрылись за скоплением хижин. Три сотни сипаев стояли перед шести-семитысячной толпой.