Татарин был опытным и сильным бойцом. То, что Димитрию удалось поначалу парировать его атаки, было чистым везением и недооценкой со стороны Юлчи. Но теперь ситуация изменилась: хан явно вознамерился убить пленника за публичное оскорбление, и Беркен, конечно, не станет его защищать.
И Димитрий решился на ещё один, на этот раз почти смертельный шаг. Сделав вид, что повёлся на уловку татарина, он бросился вперед, но в последнее мгновение нырнул противнику между ног и что есть силы пнул того в пах пяткой.
Юлчи дико взвыл, выронил кинжалы и, скрючившись, повалился в пыль торжища. Димитрий же вскочил и приставил кончик клинка к шее хана. Толпа ахнула, а Беркен громко крикнул:
– Остановись, урус, или умрешь!
Димитрий оглянулся. Нукер стоял с обнаженной саблей, а оба сопровождавших его воина выставили копья. Тогда Димитрий медленно развёл руки в стороны, улыбнулся и выпустил свою саблю. Клинок с глухим стуком ударился оземь. Беркен жестом приказал Димитрию подойти, и его тут же схватили с двух сторон за локти воины.
Нукер подошел к корчившемуся в пыли хану, заботливо помог подняться, отряхнул его одежду и сказал:
– Ну как, уважаемый Юлчи, убедился, что этот урус не годится тебе в услужение?
– Ты забываешься, Беркен! Почему ты не убил уруса?.. Я тебе ещё это припомню! Ахмат-хан не вечен и милость его не безгранична!..
– Я обязательно передам твои слова великому хану, – ухмыльнулся Беркен.
Посрамленный хан побагровел, прошипел что-то и, прихрамывая и морщась, быстро пошел прочь, расталкивая толпу. За ним устремились и слуги, а в спины им неслись смех и оскорбительные выкрики.
– Ты смел, но глуп, урус, – с ноткой сожаления в голосе сказал Беркен, подходя к Димитрию. – Ты ещё не воин, а у тебя уже есть смертельный враг. Берегись!..
Беркен провёл Димитрия прямиком в шатер великого хана. Ахмат сидел в окружении нескольких вельмож и советников и пил чай.
– А-а, Беркен! – приветствовал он припавшего перед ним на колено нукера. – Садись, мой дорогой племянник, угощайся!..
– Великий хан, я нашел для тебя прекрасный подарок, – с гордостью сказал Беркен и указал на стоявшего позади него Димитрия. – Этот юный урус – смел и ловок не по годам! Из него выйдет отличный воин, стоит только тебе повелеть!..
Ахмат с лёгким презрением оглядел пленника.
– А ты не ошибаешься ли, Беркен? Он же почти мальчишка!..
– Этот мальчишка только что на площади едва не убил твоего любимого Юлчи, великий хан!
Брови Ахмата полезли на лоб.
– Юлчи?!.. Не может быть!
– Это правда. Весь базар видел… Урус владеет саблей как взрослый воин!..
– Почему же он не убил Юлчи? – прищурился Ахмат. – Не смог?
– Не захотел, великий хан. – Беркен слегка улыбнулся. – Думаю, он сделал для себя правильный выбор.
Ахмат ещё раз, на этот раз пристально, осмотрел Димитрия, который, хоть и недопонимал их разговор, но суть уловил верно: Беркен уговаривает хана взять его, Димитрия, в обучение воинскому делу. Поэтому он стоял спокойно и глядел на грозного хана Большой орды открыто и смело.
Ахмат же не торопился с решением. Он выпил ещё чаю, переговорил вполголоса с одним из своих советников – пожилым, седоусым, с умным, но каким-то жестким лицом. Беркен тоже не спеша потягивал ароматный напиток и помалкивал. Наконец Ахмат жестом приказал Димитрию приблизиться и сказал по-русски, с сильным акцентом, коверкая слова:
– Ты будешь учиться быть воином, урус. Это великая честь для тебя. Учить тебя будет сам Тимур Многомудрый, мой беклербек! Пади же ниц, урус, и поклянись верно служить мне до самой смерти!..
Тогда Димитрий, внутренне содрогнувшись и сглотнув предательский комок в горле, опустился на одно колено, прижал руку к сердцу и произнёс:
– Сиңа хезмәт итәргә ант итәм, олуг хан!..[5]
Ахмат удовлетворенно откинулся на подушки и взмахом руки отпустил Димитрия и Беркена. Татары были явно довольны, и никто из них не обратил внимания на то, что пленник, произнося клятву, прижал к груди не правую, а левую руку – жест, отменяющий всё сказанное при нём!..
Лето 6987-е. Вересень
Они прибыли в Сарай на рассвете, аккурат к началу одного из двух главных праздников в году – Курбан-байрама. Город было не узнать. Всюду толпы празднично разодетых людей, улицы и дома украшены разноцветными лентами и треугольными стягами на высоких шестах. На торговой площади на высоком помосте играли музыканты, по кругу горели костры, на которых в больших казанах готовили праздничный плов, из-под навесов пекарей растекались ароматы корицы, тамаринда и карамели – там готовили традиционные сладости. Отовсюду неслось: «Аллаху акбар!.. Ид мубарак!.. Ид аль-Адъхьа мубарак!.. Такъаббаля-Ллаху минна ва-мин-кум съалихьу ль-а’маль!..»[6]
Тимур с Димитрием и сопровождавшие их нукеры спешились у коновязи на краю площади. Беклербек жестом отпустил косившихся на праздник воинов, и те, радостно улыбаясь и переговариваясь, устремились в гущу торжества.
– Идем, Дамир, – сказал Тимур, обнимая воспитанника за плечи. – Нас ждет великий хан Ахмат. Он повелел привести тебя именно в канун Курбан-байрама. Это – великая честь для тебя!..
– Да будет благословен его род во веки веков! – привычно откликнулся Димитрий, сложив руки в традиционном жесте.
Они обогнули площадь, миновали порядком обветшавшую за последние несколько лет церквушку – Димитрий украдкой покосился на всё ещё гордо и прямо стоящий на луковке святой крест и быстро обмахнул себя православным знамением за спиной беклербека – и приблизились к знакомому огромному шатру, увешанному по случаю праздника яркими, дорогими коврами.
Стража внимательно оглядела обоих, и старший сделал недвусмысленный знак: сдайте оружие! Тимур и Димитрий отстегнули свои сабли и кинжалы, оставив лишь короткие ножи, которые использовались во время еды, и вошли под прохладный полог.
Великий хан восседал на высоком троне с искусно вырезанными спинкой и подлокотниками. Перед ним был расстелен праздничный ковер, на котором расставили блюда с пловом, лепешками, мясом жертвенного барана, всевозможными сладостями и фруктами. Двое слуг подавали господину то одно, то другое угощение. Вокруг дастархана, на почтительном удалении, сидели на атласных подушках несколько приближённых сановников и младшие ханы – сыновья Ахмата Муртаза, Сейид и Ахмед.
– Аллаху акбар, великий хан! – приветствовал Ахмата беклербек, преклоняя колена и опустив голову. – Мир твоему дому!..
Димитрий последовал примеру наставника, исподлобья внимательно оглядывая присутствующих.
– А-а, мой дорогой Тимур! – улыбнулся Ахмат. – Садись и прими мое скромное угощение!.. А это кто с тобой?
– Мой воспитанник, великий хан. Твоим повелением семь лет назад я принял в обучение молодого уруса, которого подарил тебе доблестный Беркен. И сегодня в священный Праздник жертвоприношения[7] я привел тебе нового нукера Дамира – стремительного, сильного и беспощадного, готового служить тебе до последнего вздоха.
Ахмат заинтересованно уставился на Димитрия, явно не узнавая в статном русоволосом воине того парнишку, что семь лет назад опозорил одного из его приближённых. Зато злопамятный хан Юлчи признал обидчика. Он вскочил с подушек, красный от гнева, и возопил:
– Великий хан, это тот самый урус!.. Разреши – я убью его прямо здесь и поднесу тебе его голову!..
Ахмат поднялся и вразвалочку подошёл к Димитрию, снова оглядев с головы до ног. Тимур стоял рядом, настороже, почтительно склонив голову.
– Хорош!.. – удовлетворенно кивнул Ахмат, ощупав руки, грудь и шею Димитрия. – Крепок урус!.. Ну, а каков он в ратном деле?
– Желаешь проверить его, великий хан? – уточнил беклербек.
– Великий хан, – снова воззвал разгневанный Юлчи, подсигивая от нетерпения, – дозволь мне! Я проучу этого уруса!
– Э, нет, – рассмеялся Ахмат, – я вовсе не хочу лишиться столь верного и мудрого советника, как ты, мой дорогой Юлчи, да ещё в такой чудесный день!.. Но проверить – отчего же нет?.. – Он повернулся к Тимуру. – Вели привести из зиндана пленника сюда, к шатру. Там сидит один князь… из Пронска, кажется?..
По знаку Ахмата всё застолье поднялось и вышло из шатра. Тимур взял Димитрия за локоть, отвёл в сторону.
– Дамир, тебе предстоит сейчас доказать свою верность великому хану.
– Что именно я должен сделать, учитель? – настороженно спросил Димитрий, а у самого внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия.
– Великий хан поручит тебе принести священную жертву в честь праздника. По древнему обычаю… так уже давно не делают, но воля хана должна быть исполнена.
– И… что же это будет за жертва?..
Тимур не ответил. Некоторое время они молча стояли и ждали. Наконец двое нукеров подвели к ханам связанного, в рваной одежде и порядком избитого человека. Светлые волосы, русая бородка, рубаха с вышивкой по вороту, широкие портки… Русич! Родная кровь!.. Димитрий невольно напрягся, сжав рукоять сабли, которую ему вернули при выходе из шатра. Что же задумал великий хан?..
Ахмат неспешно оглядел пленника, взял за подбородок, заглянул в глаза.
– Ну, что, князь, страшно тебе?..
Русич глядел на татарина прямо, не отводя взгляда, хотя один глаз у него почти заплыл, и молчал. Ахмат легонько ткнул его кулаком в челюсть, князь отшатнулся, но устоял. Потом вдруг выпрямился и медленно обвёл одним глазом окруживших его врагов.
– Радуйся, поганый, пока можешь! – громко и четко произнёс русич. – Желаю тебе лютой смерти! А примешь ее от рук твоих верных слуг!..
Ахмат помрачнел, желваки на скулах вздулись, а рука легла на резную рукоять кинжала. Но мгновение спустя великий хан хищно улыбнулся и упёр кулак в грудь пленника.
– Аллаху виднее, князь!.. А вот ты сейчас действительно примешь смерть от руки своего же!