– Государь, – со скамьи встал князь Ноздроватый-Звенигородский, – позволь слово молвить! Давеча мы перемолвились с царевичем Данияром. Назавтрее он в Касимов, к себе путь держит. Так вот, он всех ордынских царей и царевичей из рода Чингисова наперечет знает. Говорит, бывший царь крымский Нур-Девлет с сыновьями и свитой сейчас в Киеве гостит, у Казимира. Хан сей воин великий и собрать может людей немало. Ведомо ему, как с Ордой воевать. Призови его! Против Ахмата пригодится! Татары искусны в ратном деле. Помнишь же, как под Шелонью их засадный полк новогородцев посёк? А ежели мы рать Нур-Девлетову к себе подтянем, то…
– Бывший царь крымский, говоришь, – усмехнулся Иван Васильевич, – тяжко небось быть бывшим царем. Особенно, если брат твой теперь на троне сидит. Сидит и боится, что ты можешь снова прийти, орду поднять…. А вот ежели брат твой, бывший хан, у союзника твоего, царя московского, как у Христа за пазухой…. И без его указа на Крым за троном не пойдет… Вот здесь ты особливо радеть за союз с Москвой будешь. Верно ли, бояре?
– Вернее не бывает, великий государь! – зашумели собравшиеся.
– Дьяк, готовься: нынче же вечером письмо хану Перекопской орды Менгли с моих слов напишешь. Предложим великую любовь и союз нелицемерный! Послом к хану поедет князь Иван Звенец.
Государь повернулся к князю Ноздроватому.
– А ты, Василий Иванович, езжай-ка сам в стольный город Киев и призови Нур-Девлета ко мне на службу со всеми его татаровями. Пущай послужат нам на славу своими саблями – крепка Орда Ахматова, но на каждую орду всегда найдет орда поболе.
Двор, где расположился Нур-Девлет, был напротив главных ворот киевского замка. Воевода Ян Ходкевич частенько заезжал к нему, интересовался, все ли хорошо у бывшего владыки Крымского ханства, присылал провиант для его людей и овса лошадям.
Киевляне долго не могли привыкнуть к тому, что прямо посреди стольного православного града спокойно расхаживают те же самые ордынцы, которые раз в несколько лет сжигали посад, уводили юношей и девушек в полон. Не понимали воеводу: почему не дал гостям место за городом? Многие торговые люди сетовали, мол, не сговорятся ли татары тайно со своими сородичами, не наведут ли орду на город? Воевода только усмехался в усы и отвечал: всё делается по велению короля Казимира.
Казимир дал приют Нур-Девлету и надеялся, что тот выступит против своего брата Менгли. А когда вернет трон себе, то не забудет гостеприимство литвинов, заключит с ними союз против Московии и османов.
Надеждам короля не судил Бог сбыться – спустя несколько лет Менгли сожжет дотла Киев, воеводу же возьмет в плен. Кто мог предвидеть?
А пока Нур-Девлет мирно ужинал с сыновьями. Перед ним на столе лежала грамота, что привез ему от Ивана Московского князь Ноздроватый. Хан держал с сыновьями совет.
– Сатылган, ты прочел грамоту государя урусов?
– Нет, но брат мне все рассказал.
– Что думаешь?
– Ата, в Московии мы еще не были! Я бы поехал туда. Урусские девушки такие красивые. Я бы хотел…
Хан остановил сына жестом руки.
– Ну а ты, Джанай, что скажешь?
– Ата, после того как мы еле сбежали от ливонских рыцарей, я с опаской отношусь к любым поездкам. Те тоже нас приглашали добром, а вышло… Но что нам в Киеве дальше делать? Сидеть под присмотром воеводы как приживалы?
– Здесь тоже девушки красивые… – начал Сатылган, – и вино неплохое. Привозное вино, венгерское.
– Дети мои, – ответил Нур-Девлет, – сидеть в Киеве дальше нет смысла. Можно, конечно, как липские татары служить королю из милости. Но он не поможет вернуть трон. Только на словах помощь обещает. А сам хочет, чтобы я за свой кошт собрал воинов и пошел войной на брата. В точности, как пошли войной на московского князя его братья князья Андрей и Борис. Только им король ничем не помог. Так и меня без поддержки оставит.
– Ата, а хан Ахмат? – спросил Сатылган.
– Ахмат… – зло усмехнулся Нур-Давлет, – если мы с ним в Крым придем, то первыми, кого он казнит после победы, будем мы. Как я могу пойти с ним после того, как он предательски сжег наши города и в полон увел тысячи людей? А с ними вместе мою любимую наложницу Зайнаб! Будь он проклят!
– А Казань, Астрахань, ногайцы? – спросил Джанай.
– Им не до нас сейчас, – ответил хан, – то с Москвой, то с Большой ордой бой держат.
– Орда слаба, ата, – сказал Джанай, – иначе она бы давно вернула все свои юрты, включая наш. И Москву заставила бы дань платить.
– Это верно. Москва в большую силу сейчас вошла. А ну-ка, позовите князя, что нам грамоту из Москвы привез. Хочу расспросить его кое о чем.
Князь Ноздроватый скоро вошел в горницу, отвесил поклон и поздоровался с ханом по-татарски.
– Киняз, – ответил ему по-русски Нур-Давлет, – расскажи-ка мине, кто из царевичей ордынских али еще каких сейчас князю московскому служит.
– Великий хан, – ответил по-татарски князь Василий, – московскому государю служат многие татары. А самый родовитый ныне царевич Данияр, он в Касимове правит.
– Справно служит? Урона чести его нет никакой от твоих соплеменников? Мы же для вас неверные…
– Служит он зело хорошо, государю во всем опора, на Новгород с ним ходил. А насчет веры он сам по себе решает, никто его насильно в церковь не тащит. Захочет – свой храм агарянский поставит, государь ему в том преград не чинит!
– Князь Иван пишет, что как брата меня встретит и воинов поможет вооружить. Неужто ему своих батыров мало?
– Хороших воителей всегда мало, – ответил Ноздроватый, – государь о тебе много наслышан и щедро одарит тебя за верную службу.
– Якшы, – сказал, помедлив, Нур-Давлет, – мне купцы киевские допреж говорили – соплеменники мои, кто шертную клятву князю московскому принес, живут хорошо, достойно. Никого он пока не обделил и всем, кто к нему из Орды пришел, приют дал и корм. Собирайтесь, дети мои. Мы едем в Москву. И да поможет нам Аллах!
Нур-Девлет с сыновьями и воинами в сопровождении князя Василия Ноздроватого прибыл на Москву в начале мая тысяча четыреста восьмидесятого года. Не передохнув, как был в запыленной дорожной одежде, хан отправился ко двору Ивана Васильевича. Таков был совет князя Василия, который сильно сдружился с бывшим ханом и его сыновьями. Князь очень хотел, чтобы между государем и Нур-Девлетом с самого начала не было обид. Чтоб иные бояре не нашептали ему, мол, бывший хан Перекопской орды челом бить не хочет, а хочет, чтобы Иван Васильевич сам к нему приехал, пешим под уздцы лошадь принял и поклоны бил. Всякое могли наплести…
Иван Васильевич встретил Нур-Девлета в думной палате, сидя на троне в окружении бояр, вместе с женой-грекиней Софьей и наследником Иваном Молодым. Многих татар из разных орд и ханств встречал государь прежде. Всякое бывало. А теперь перед ним должен был предстать потомок рода Чингисова, совсем недавно правивший ханством не намного меньшим, чем Большая Орда, с коей ему предстояло воевать.
Нур-Девлет с сыновьями быстрым шагом вошел в палату и увидел Ивана Васильевича. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, пока Нур-Девлет не поклонился государюв пояс, прижав руку к груди.
– Здрав буди, великий государь! – сказал почти без акцента Нур-Девлет и положил руку на саблю.
– И ты здравствуй, – ответил государь, – многое слышали мы о тебе, Нур-Девлет. Я призвал тебя к себе на службу – вместе против хана Ахмата воевать! Готов ли ты дать шертную клятву мне в том, что верой и правдой служить станешь?
– Готов, государь! Готов быть в дружбе и в любви навек неподвижно!
– Дьяк, – позвал Иоанн Васильевич, – неси шертную грамоту и Коран, чтоб клятву по закону их басурманскому могли все они принесть.
– Государь, всё уже здесь! Арабским письмом толмач шерть написал, дозволь к присяге привести, – скороговоркой ответил дьяк и, склонившись, протянул грамоту Нур-Девлету.
Хан развернул пергамен, испещренный арабицей, бегло пробежал глазами, кивнул и, положив правую руку на Коран, стал читать по-татарски:
– Я, Нур-Девлет, даю шерть Иоанну Васильевичу, Божьей милостью великому князю Владимирскому, Московскому, Новгородскому, Тверскому, Вятскому, Югорскому, Пермскому, Булгарскому и других земель и государю всей России, по своей басурманской вере, на том, что быть мне, Нур-Девлету, под его государевой высокою рукою, ему, великому государю, служить и ему, великому государю, не изменять, и над его государевыми служилыми людьми дурных дел не чинить и не побивать.
А ежели я, Нур-Девлет, не учиню великому государю служить или ежели начну государевых служилых людей побивать, то за такую мою неправду с женами, и с детьми, и со всеми своими людьми помереть мне позорной смертью, и чтоб за нашу неправду, как по земле поедем или пойдем, нас бы земля поглотила. А как по воде поедем, и нас бы вода потопила. Шертую на всем великому государю, как в сей записи писано. Амин!
– Аминь, – кивнул Иван Васильевич и, встав с трона, подошел к Нур-Девлету. – О людях твоих, семье и воинах, вдосталь позабочусь! Удел тебе пока не обещаю – в Касимове у меня царевич Данияр сидит, в Кашире и Звенигороде тоже покамест другие царевичи окормляются. Брат твой Менгли о тебе уже справлялся. Я ему отписал, что обид тебе никаких здесь не учинят, коли будешь держать шерть по правде.
– Да, государь, – Нур-Девлет, чуть помедлив, склонил голову и прижал руку к груди, – и мои сыновья, и все прочие люди в том тебе тоже шертную клятву на Куране принесут!
– Быть посему. А теперь ступай, отдохни с дороги!
Нур-Девлет еще раз поклонился правителю московскому и вышел из горницы. На крыльце он прошел мимо иноземных послов, один из которых поклонился хану и сказал по-итальянски:
– Великий хан! Джованни Баттиста Тревизано, полномочный посол Венецианской республики, рад приветствовать вас в землях московитов!
Нур-Девлет остановился вместе с сыновьями и посмотрел послу в глаза. Ответил тоже по-итальянски: