– Было такое, воевода! Нападал он две весны подряд на мои земли!
– А слыхивал я, что ты успел ему шерть принести допреж?
– Нет, воевода, шерти я ему не приносил – я просил хана Ахмата выдать мне ярлык, как давали раньше вашему государю! Ярлык он мне дал, а потом предательски напал на земли Крымского юрта, убил и поработил многих моих людей! Женщин, стариков, детей… Клянусь Аллахом, я отомщу этому шайтану!
Через несколько часов впереди показались берега Оки. «Успели!» – с облегчением вздохнул Холмский. Князь сейчас же приказал занять берег лучникам и пищальникам. Конные разъезды татар Нур-Девлета поскакали дозирать берег.
Сатылган с Джанаем и сотней воинов отправились на восток от Серпухова. Здесь было несколько нешироких бродов, где нукеры Ахмата могли легко перейти реку. Возле одного из бродов Джанай спешился, лег на землю и стал слушать.
– Ну что там, брат? – спросил Сатылган.
– Тихо! – бросил Джанай, продолжая слушать. Наконец он медленно поднялся с земли. Покачивая головой, сказал:
– Они здесь.
Сатылган свистнул, обращая на себя внимание, и приказал коннице рассыпаться вдоль берега. Вскоре он увидел всадников на другом берегу.
– Алга! – отдал команду Сатылган, и сотни стрел взмыли в воздух, чтобы обрушиться на врагов. Крики раненых людей и лошадей заглушили карканье огромной вороньей стаи, кружившей над ними.
Часть ордынцев на другом берегу спешилась и открыла стрельбу из луков. Другие попытались спуститься на конях к воде, отыскать и перейти брод. Лучники Сатылгана быстро положили этих глупцов, не сразу понявших, что они сражаются с такими же степными воинами.
Вскоре ордынцы разглядели татар Сатылгана и стали окликать их.
– Эй, правоверные! Чьи вы воины будете? Отзовитесь! Я оглан Исмаил, темник войск великого султана Ахмата!
– А я царевич Сатылган с братом Джанаем, сын хана Нур-Девлета.
– Зачем вы служите неверным? – закричал на другом берегу оглан. – Хан Ахмат всегда уважал вашего отца, он готов дать вам кров и войско! Переходите на нашу сторону, чтобы вести джихад с неверными урусами!
– Мы на службе русского государя и поклялись ему в верности, принеся шертную клятву. Мы не предадим его! А вот твой господин клятвопреступник хуже любого неверного стократ – он нарушил свое слово, напав на наш юрт! Аллах покарает его за грехи!
– Слуги шайтана! – закричал оглан. – Мы вынем из вас кишки и повесим за них на дерево! А потом привяжем кишки к лошадям и притащим ваши останки в Крымский юрт! Чтобы все видели, как поступает великий хан Ахмат с прислужниками неверных!
– А может, ты перейдешь ко мне сюда, сын мула и верблюдицы, и мы изопьем с тобой смертную чашу? – крикнул Сатылган.
Оглан Исмаил пришпорил пятками коня и стал спускаться к реке. Сатылган повернулся к брату.
– Если я погибну, скажи отцу, что я бился за честь нашего рода!
– Ты не погибнешь, брат!
– Иншаала!
Сатылган встретился с огланом посреди реки, в самом мелком ее месте. Оглан направил коня на царевича и стал колоть копьем шею лошади Сатылгана.
– Ах ты, мерзавец, – закричал Сатылган и принялся отбивать саблей удары копья. Воины приблизились друг к другу. Оглан бросил копье в воду и стал надвигаться на Сатылгана, стараясь оттеснить его на глубину. Сатылган маневрировал и отражал все удары противника, но постепенно его лошадь стала захлебываться, погружаясь с головой под воду. Оглан злобно ухмыльнулся.
– Я отошлю твою голову твоей матери в Чуфут-кале, царевич! Ха-ха!
Это были последние звуки, что оглан успел издать. Раздался оглушительный выстрел. Через мгновенье голова оглана раскололась на куски как хаджитарханский арбуз, обдав Сатылгана брызгами крови. Затем загремели еще выстрелы, и десятки ордынцев упали в воду с высокого берега. Через несколько мгновений остатки отряда оглана Исмаила в панике бросились бежать. Бой закончился.
Когда Сатылган выбрался на берег, то увидел около сотни русских пищальников вместе с князем Ноздроватым.
– Князь, рахмат, но я бы сам справился с этой змеей, – начал было Сатылган.
– Царевич, прости, но государь велел мне всячески за вами приглядывать. Случись с вами какое лихо – меня в опалу навек! Так что давай, царевич, отдышись. Нам еще с десяток верст скакать вдоль берега и ордынцев привечать.
– Якшы, – кивнул Сатылган и вскочил на коня, – а ты научишь нас стрелять из этой железной палки?
– Ежели государь укажет, научу, царевич, – усмехнулся в бороду Ноздроватый, – а пока давай оборону держать как ты и сам умеешь – луками, стрелами да вострой саблею… В этом деле вы истинные умельцы!
На большом совете в Москве в июне тысяча четыреста восьмидесятого года великому князю Ивану Васильевичу требовалось решить многое. Какой полк первее отправить на Оку, куда выдвигались основные силы хана Ахмата? Что делать с западными землями, откуда угрожали рати короля Казимира? Нужно ли направлять войска в псковские земли для защиты от Ливонского ордена? Не поставить ли заслон у границ с Казанским ханством? Да много чего еще нужно было обсудить с лучшими людьми земли русской. Потому позвал государь на совет матушку свою великую княгиню Марию Ярославну, дядю – князя Михаила Андреевича Верейского, сына-соправителя, великого князя Ивана Молодого, митрополита московского Геронтия, архиепископа ростовского Вассиана, князя Холмского, на время вызванного в Москву с Окского берега, касимовского хана Данияра и многих бояр.
– Ну что, Даниил Дмитриевич, толкуй дело, – обратился к воеводе великий князь.
– Государь, – ответил Холмский, – на Оке, в Серпухове и Тарусе нынче стоят полки наши с князьями Андреем Меньшим и Василием Верейским. Да царевич Нур-Девлет с татарами своими. Отбили они вражьи разъезды, и ушли восвояси ордынцы.
– Стало быть, войны не будет? – обрадованно спросил окольничий Ощера. – Может, меха послать Ахмату соболиные, глядишь, и отстанет пока?
– Боярин, – усмехнулся Холмский, – хан Ахмат идет со всей Ордой вдоль Оки в устье Угры, навстречь дружинам короля Казимира. Прознал, видать, он, что наши полки крепко Оку держат. Не пройти ему там. А Угра помельче будет, думаю, Ахмат оттуда на Москву пойдет.
– То-то и оно, воевода, – вздохнул Ощера, – не было б той же беды, что при великом князе Дмитрии, когда хан Тохтамыш Москву сжег дотла. Уплати дань, государь, а мы поможем… Верно, бояре?
– Об том речи уже нет! – одернул Ощеру архиепископ Вассиан. – Государь, не слушай их советов. Что они советуют тебе? Одно лишь – побросать щиты и, нимало не сопротивляясь окаянным сыроядцам, предав христианство и отечество, изгнанниками скитаться по другим странам!
– Прав ты, владыка, – ответил Иван Васильевич. – Продолжай, воевода. Глаголь! А ты, Ощера, скоро в Вологду у меня поедешь, да и подалее Вологды. В монастырь иди, смиряться, или оставь непотребные речи! Так что там с ливонцами, воевода?
– Ливонцы зимой уже на Псков ходили. Вышгородок пожгли, всех жителей перебили. Твои полки тогда прогнали псов, да они все не угомонятся. Опять Изборск осадили. Сдается мне, ждут, когда Ахмат нас побьет, чтобы Псков и Новгород захватить.
– Не бывать тому, – сказал Иван Васильевич, – уже били их, побьем и вновь. Поляки тевтонцев тем летом вассалами своими сделали, и сам магистр тевтонский присягу принес. Так и мы: как с Ахматом закончим, дань ливонцев платить заставим. И колокола, как в Новгороде, с собой заберем… Нынче же вернемся к Ахматкиным делам. Как войну вести предлагаешь?
– Государь, вели выдвигать на Угру полки с Москвы, дале – низовые воинства с Владимира, а затем и северные воинства. Хорошо бы такожде оставить заслоны в Серпухове и Тарусе: повернет Ахмат, так мы и там его отобьем. Из этих городов можно во все стороны конно дойти с великой быстротой.
– А что Казимир? Если он с Ахматом соединится, то вдвое больше сил против нас встанет.
– Супротив Казимира уже вышел крымский царь Менгли. Мне вчера гонец весть о том принес. Этот ни за что не захочет победы Ахматовой, ибо после нас Орда сразу на Крым двинется. Если крымцы вскорости нападут на литвинов, то Казимиру уже не до нас будет.
– Царь Ахмат покуда Перекопскую орду под свой престол не вернет, не успокоится, – усмехнулся Иван Васильевич, – ведь и Крым, и Казань, и Астрахань – все Орды земли бывшие. Тамошние бунташные люди супротив царя вышли, государство великое порушили. Какой царь то простит? Ну а державцам юртов этих общий царь и не нужен вовсе. Сами править хотят. Все они из рода Чингисова. Вот и будут биться друг против друга, пока не ослабнут вконец. Верно ли я говорю, царевич Данияр?
– Да, государь, – поклонился тот, – хан Ахмат и его Орда пока сильны. Только каждый год убывают силы его. Ибо вышло время Большой орды. Сам знаешь, каждый месяц к тебе приезжают нукеры его бывшие – на службу твою. Всех ты привечаешь.
– Верно толкуешь, – кивнул Иван Васильевич, – а что хан казанский Ильхам? Не выступит ли и он? А ногайцы с астраханцами?
– Нет, государь, не пойдут они против тебя, – ответил князь Верейский, – нет причин им Ахмату помогать.
– Точно ли так?
– Истинно так, государь, – продолжил Верейский, – тому у меня крепкое подтверждение есть. В остроге у меня сидит фрязин один, посол веницейский. Хотел он татаровей на тебя натравить, в чем и сознался на дыбе. Да только татарове не захотели на тебя исполчиться. Опасаются, великий государь.
– Добро, – усмехнулся Иван Васильевич, – значит, с басурманами разобрались. А что мои братья бунташные? Грамоту им подготовили?
– Да, государь, – выглянул из-за спин бояр дьяк, – все как ты велел: отписали о твоем великом прощении, о милости и жаловании. Велишь гонцов готовить?
– Отправляйте, – вздохнул великий князь и посмотрел на Марию Ярославну. – Ну что, довольна, матушка? Нет больше великой замятни.
Великая княгиня кивнула и утерла рукавом слезу.
– На Москве, – продолжил великий князь, – останется наместником моим князь Иван Юрьевич, пускай готовит град к обороне. А жене моей с детьми моими и казной отбыть на Белоозеро. Людей в рати собирать всей Московской землею. Каждый человек понадобится, встречаем ныне силу страшную.