Он вошел в кухню в одних шортах и тут же разочарованно выдохнул. Опершись о поддонник тощей попкой, в кухне стояла его десятилетняя дочь. Длинноногая, светловолосая в него и черноглазая в мать, Викуля обещала вырасти в настоящую красавицу. Она грызла морковку и спорила с матерью.
– А я сказала, нет! – Оля что-то разогревала в сковороде, на мужа не глянула.
– Ну, мам, ну почему?! – ныла Вика. – Почему нельзя-то?! Там его родители будут, ну мам!!!
– В чем проблема, дочь? – Он дотянулся до ее шеи, притянул к себе, чмокнул в макушку, все еще пахнувшую детством.
– Просится сегодня с ночевкой к Никите на дачу, представляешь?!
– Мам, ну с родителями же! Там у них бассейн, мам! – Голос дочери зазвенел слезой.
– Еще простудись с этим бассейном! – возмутилась Оля, повернувшись к ним.
И тут же осеклась, остановив взгляд на гладко выбритых щеках Сани. Их глаза столкнулись над макушкой дочери. Оля пульнула в него виноватой улыбкой. Он кротко вздохнул и пожал плечами.
«Я думал, ее дома нет», – прочла она в его глазах.
«Она дома. И что теперь? Как?» – ответила она без слов.
«Не знаю. Тебе решать», – он потерся щекой о дочкину макушку и сел на свое место.
Оля задумчиво теребила пуговицу на клетчатой рубашке. Разочарование мужа было ей понятно. Они так редко и так мало бывали вместе. Его работа, присутствие взрослой дочери, усталость, заботы. Нет, они любили друг друга по-прежнему. Но как-то уже наспех, урывками, чтобы не забыть, что это у них все еще есть. Саня брился перед сном всегда. Всегда надеялся, что не уснет, когда она ляжет. То, что побрился сразу как вошел, и то, как смотрел на нее…
Понимать друг друга без слов они научились с первого года совместной жизни. А прожили уже двенадцать.
– Ладно, Вика, поезжай, – вдруг выпалила Оля, так и продолжая крутить пуговицу. – Только на телефоне постоянно! Как выедете, как приедете, как устроитесь и…
– И маме Никиты непременно дам трубку, как будем на месте, – взвизгнув, дочь подпрыгнула и помчалась собирать вещи.
Он все же оторвал потом эту чертову пуговицу, которую крутила Оля, не решаясь дать дочери позволение. А она застряла в прорези! А у него сил просто нет больше терпеть! И ужинать не стал, подхватив жену на руки. И старые пружины их супружеского ложа удивленно взвизгивали снова, и снова, и снова, и снова.
– Ты у меня просто красавица, малышка, – шептал он, целуя упругий животик жены. – Ты у меня одна… Моя… Любимая… Мне никто не нужен, кроме тебя…
Через час они все же уселись за стол ужинать. Оля рассматривала его, будто видела впервые.
– Что? – глянул он на нее с оттопыренной щекой, там пряталась почти целая котлетка.
– Ты сегодня такой… – выдохнула она с восхищением.
– Какой? Неутомимый?
– Нет. Хотя это тоже. Но… – Оля дотянулась до его щеки, нежно погладила. – Тебя что-то расстроило сегодня, да? Ты так любил меня… Как будто не мог насытиться, не мог напиться. Что-то расстроило тебя сегодня, милый?
– Я всегда тебя так люблю, если обстоятельства позволяют, – отозвался Востриков, откладывая вилку. – И всегда так любить буду. Кстати, Вика доехала?
– Да, все в порядке, – Оля вздохнула. Она знала, что Саня не любил говорить о чувствах. – С мамой Никиты переговорила. Все хорошо. Может… Может, пойдем погуляем?
– Не-а, – Востриков снова взял вилку и вонзил ее в котлету. – Никуда мы не пойдем. Там люди. Много людей. Станут на тебя пялиться. Не хочу тебя делить ни с кем вообще, даже с чужими взглядами.
– Ух ты! – Жена опешила. – Ты ревнуешь меня к чужим взглядам?!
– Нет, просто не хочу. Не хочу делить, – невнятно ответил Востриков, прекрасно понимая, что глуп и неубедителен, и за долгие годы супружества так и не научился складно говорить. – Ты, Оля, у меня такая… Чистая, славная, я тебя очень люблю.
– Ух ты! – снова выдохнула она, округлив глаза. – Класс! Я согласна.
– На что?
– На то, чтобы у тебя там что-то такое происходило ежедневно. Чтобы ты вот так каждый день мне говорил. Здорово, Востриков! Я тебя обожаю!
– Происходило! – проворчал он, отодвигая тарелку. – Все, наелся. Не хочу. Все вкусно. Вот ты мне скажи: как можно жить с мужем, спать с начальником и потом обо всем мужу докладывать?
– Не можно! – ахнула Оля, пересаживаясь к нему на коленки. – То есть нельзя!
– Вот и я говорю, что нельзя! А они так делают, так живут!
– И муж что? – Ее губы коснулись его уха, сделалось щекотно.
– А муж молча все проглатывает и пользуется деньгами, которые жена таскает от начальника. Оль, щекотно! – Он рассмеялся и потерся ухом о плечо.
– Муж, получается, сутенер? Жена проститутка, муж сутенер. Хороша семейка! Безнравственность какая! Полное отсутствие принципов!
– Безнравственность… – эхом отозвался Востриков и задумался. – Полное отсутствие принципов… Согласен! Оля, погоди-ка.
Он вскочил и бросился за мобильником. Тут же набрал номер Васи Климова. Странно, но тот вдруг ответил. Зло ответил, устало.
– Тебя где черти носят? – рявкнул для начала Востриков.
– Работаю, между прочим, Сан Саныч! – огрызнулся тот. – Не то, что некоторые! Машинка-то уже часа два во дворе стоит, так, Сан Саныч? Я мимо тут катаюсь, а машинка стоит. А я, между прочим, работаю!
– Молодец. Если снова прокатиться мимо вздумаешь, заходи. Оля котлет наделала, с вилкой съешь. Заодно и поговорим.
– Еду, – смиренно отозвался помощник и дал отбой.
Явился минут через пять, будто у подъезда стоял и ждал приглашения. Злой, потный, лохматый. Оля сразу погнала его в ванную, сунув чистое полотенце, новую носочную пару и чистую футболку мужа.
– Ты мне всю квартиру потом провоняешь, Васенька, – отрезала она, вталкивая его в ванную, когда он попытался застесняться. – Быстро в душ и за стол. А ты, Востриков, не смей его допрашивать, пока он не поест.
И пришлось ждать, пока Климов слопает тарелку зеленых щей, гору котлет с картошкой и расправится с салатом.
– Хорош наглеть! – прикрикнул на него Востриков, когда разомлевший Климов запросил еще и кофе. – Говори, где слонялся целый день? Если все даром – уволю! Ты у меня на стульях поспишь, черт побери!
Вася откинулся на спинку стула, сыто улыбнулся:
– Увольнять не за что. А вот поощрения жду!
– И?
– Начал я пробивать машинки, чьи номера вы мне продиктовали, Сан Саныч. И обнаружилась преинтересная историйка, – Вася загадочно улыбнулся. – Машинка, которую арендовал потерпевший Грищенко, странным образом принадлежит по документам жене, знаете, чьей?
– Щас как дам по башке! – пригрозил Востриков.
– Мельникова! По документам, этот автомобиль Мельникова Мария приобрела лет семь назад в одном из наших автосалонов. И Грищенко катается на нем по доверенности, которую Мария Мельникова собственноручно ему выписала.
– Ух ты!!! Они что, знакомы? Грищенко и Мельников знакомы?!
– Получается, так. Но это, собственно, ерунда. Люди крутятся в бизнесе, невольно пересекаются. Ничего странного нет. Странно другое…
– И что?
– Та машина, на которой доставили в больничку нашего Грищенко, управляется одним человечком по фамилии Сиротин.
– Нашли его?
– А как же! – самодовольно хмыкнул Вася. – Нашли и в отдел доставили. Я даже немного поговорил с ним, прежде чем закрыть.
– Закрыть?! Ты его закрыл??? За что?! – Востриков раздраженно покачал головой. – За то, что он человеку первую помощь оказал?
– Ага! И очень своевременно оказался рядом с этим человеком. Он следил за ним!
– Да-да, что-то такое Грищенко говорил, – наморщил лоб Саня. – Но доктор посоветовал не брать во внимание его утверждения: после такой травмы, говорит, могут быть и глюки, и бред. Вот когда поправится, тогда, говорит, и допрашивайте.
– Все так, Сиротин следил за Грищенко. И он этого не отрицает. Отрицает другое.
– Что?
– Что он причастен к убийству бывшей жены Грищенко.
– Опа! Так Грищенко свою секретаршу обвиняет. Говорит, она собиралась с Катей разобраться. Мы к палате этой секретарши, так несвоевременно хлопнувшейся в обморок, даже охрану приставили. Думаешь, зря?
– Не знаю. Сам говоришь – Грищенко может бредить. К тому же никто из жильцов дома ее минувшей ночью не видел. До сегодняшнего утра не видел ее никто.
– А Сиротина видели? – догадался Востриков.
– Совершенно верно! – обрадованно подхватил Вася и заныл: – Ну все же, может, кофе? Сан Саныч?
– Ладно, сварю. Так, когда видели Сиротина? Он же там сидел в машине, верно? И отвозил его в больничку. И что?
– А то, что он потом вернулся. И одна глазастая бабуля видела его, входящим в подъезд Грищенко. Где-то около двух часов ночи! И видела, как он потом летел оттуда стрелой. И что скажете, Сан Саныч?
– Ну, одно из двух: либо он убил бывшую жену Грищенко в пылу скандала и с перепугу бежал, либо он бежал с перепугу, обнаружив ее уже мертвой. Думаю, он склонен ко второму варианту?
– Ну-уу, с вами неинтересно, – заныл Вася, почесывая щетину. – Конечно, он говорит, что обнаружил ее уже мертвой.
– А зачем пошел, не говорит?
– Нет.
– И кто нанял его следить за Грищенко, тоже не говорит?
– Нет.
– И требует адвоката?
– Совершенно верно! – Вася восхищенно крутил головой. – Вы… Вы, Сан Саныч, просто…
– На твой кофе, – Востриков вылил в чашку из турки густую кофейную жижу, поставил сахарницу и бутылку молока. – Ладно, будет ему адвокат, куда денешься. Закон есть закон. Но! Но прежде, чем этот адвокат к нему явится, ты, Вася, должен узнать об этом Сиротине все! Где родился, где крестился, на ком женился и так далее. Понял?
– Так уже, Сан Саныч! – Вася с удовольствием пил крепчайший кофе, не став разбавлять его молоком и сахаром.
– И кто же наш господин Сиротин?
– Он – частный детектив! Специализирующийся на делах с разного рода аферами, промышленным шпионажем и так далее. Короче, помогает малому, среднему и крупному бизнесу. Супружеская неверность не его конек.