– Да ладно! И кто же это?
– Тсс, пока болтать не стану. На ветер болтать – сглазить, как говорила моя бабка! – Востриков набрал номер следственного изолятора и приказал доставить для допроса Клюеву. – Сейчас мы с тобой все узнаем, брат Василий…
Глава 20
Карина медленно ехала по незнакомой улице. Это и не улица была даже, а широкая просека в сосновом бору. Правда, вырубив сосны, успели и асфальт положить, и забором обнести угодья, угадывающиеся по конькам крыш. Она никогда не бывала тут прежде и жутко трусила. Ее не просто могли прогнать прочь. Ее просто могли не пустить дальше ворот. И уж точно могли тут же доложить Мельникову, какая гостья пожаловала.
Вспомнив о Мельникове, она глухо застонала и до боли прикусила нижнюю губу. Ей трудно было бы вспомнить, кого еще она так люто ненавидела, как его. Таких людей просто больше не было! Нет, пожалуй, чуть меньше, если не так же, она ненавидела саму себя – за слабость, за малодушие, за нежелание жить в нищете, за невольную или осознанную подлость по отношению к мужу. Она не желала копаться в этом, потому что знала, что не выиграет. Она, только она была во всем виновата! И даже теперь ее искреннее желание спасти Гену казалось ей фальшивым.
Что она скажет ему, когда ей удастся – если ей удастся – спасти его от тюрьмы?!
«Гена, прости меня! Я просто не могла позволить себе вернуться в тот кошмар, в котором жила когда-то давно-давно. Не могла с завистью смотреть в сторону более удачливых, более обеспеченных, более веселых. Я не хотела стать бездомной!..»
Так что ли ему сказать, если удастся его освободить?! Так?!
Мельников безошибочно все угадал. И безошибочно выбрал ее из десятка других девушек, работающих на фирме. Нет, он спал с кем-то еще, разговоры ходили всякие. Но там все было по-другому. Не так, как с ней.
Карина припарковала машину на обочине. Глянула на глухие ворота без глазка, переговорного устройства или кнопки звонка. Непонятно, как она попадет внутрь. Но попасть очень было нужно, очень! Мысль, неожиданно посетившая ее минувшей бессонной ночью, поначалу показалась ей безумной. Она сидела, укутавшись в одеяло, на веранде, курила сигарету за сигаретой и все думала, думала, думала. И вот потом, ближе к утру, когда от сигаретного дыма плыли круги перед глазами, от неподвижного сидения затекли плечи, шея, поясница, она вдруг подумала: а почему бы и нет! Почему так не могло быть?!
Стоило проверить.
Карина вылезла из машины, поежилась. Воскресное утро было прохладным, а на ней – тонкая кофточка, короткие джинсовые шорты и сандалии. Следовало одеться, наверное, как-то иначе, как-то серьезнее. Нельзя было являться сюда с голыми ногами, руками и едва прикрытой грудью. Но когда собиралась, решила, что для фривольного разговора с охранником Володей строгое деловое платье вряд ли подойдет. Он не станет с ней говорить и решит, что она явилась с проверкой.
А так что он решить может? Что она явилась его соблазнить? Или явилась за какой-то забытой вещью, оставленной здесь по рассеянности? А забыть ее она могла?
Правильно! Когда приезжала сюда с Мельниковым и Севастьяновым. Было это? Ну, Володя, вспоминай! Володя должен будет непременно вспомнить последний визит учредителя. И глядишь, должен будет вспомнить что-нибудь из разговора, который вели мужчины, когда он их хлестал веником в бане. А это очень важно! Володя мог не вспомнить ее, потому что ее там не было. Но она найдет способ обвести его вокруг пальца. Что-нибудь придумает на ходу.
Карина остановилась перед металлическими воротами, перевела дыхание и громко постучала кулаком. Где-то далеко-далеко, в глубине дачных угодий господина Севастьянова, залаяла собака. К ее голосу присоединился еще один собачий, потом еще один. И вскоре от собачьего хора за высоким забором у Карины закружилась голова.
О чем она вообще думала, явившись сюда?! Идиотка! Этот Володя далеко не дурак. Он вмиг сообразит, что она ему врет. И спустит на нее этот собачий выводок, который теперь надрывается, лая и повизгивая. Скормит ее собакам, а кости зароет в сосновом бору и…
– Тебе чего?
Она слишком задумалась и пропустила момент, когда в воротах приоткрылась узкая калитка. Охранник Володя, а он тут, по сведениям, жил и работал один, смотрел на нее с высоты почти двухметрового роста. Неплохо смотрел, с интересом, без подозрения.
– Здрасте… – Карина протянула ему ладошку лодочкой. – Я – Карина. Карина Илюхина. Я работаю в фирме начальником отдела продаж. То есть работаю на Мельникова, и Севастьянова в том числе.
– Ну и? – Руки он не пожал, калитки шире не открыл, но и не разозлился, просто смотрел и ждал объяснений. Хотя вдруг предупредил: – Только не говори, что заблудилась, девушка.
– Нет, я приехала вполне целенаправленно. Тут ведь баня господина Севастьянова? – Она нервно улыбнулась. – Он тут отдыхает, когда прилетает из-за границы, так?
– Тебе-то что с того, Карина Илюхина? – Его большущие руки легли на талию.
– А может, я сюда приглашена, а? Может, приехала чуть раньше? А следом сейчас Валерий Сергеевич подъедет? А ты меня за воротами держишь, непорядок!
– Слышь ты, голоногая, – вот теперь уже Володя подозрительно сузил глаза, осмотрев ее с головы до ног. – Во-первых, указаний насчет тебя не было.
– Не успели! – вставила быстро она.
– Всегда успевают, – фыркнул он недоверчиво. – А во-вторых…
– А во-вторых?
Она так продрогла, что зубы стучали. А может, оттого что сильно нервничала.
Этот высокий сильный парень с низким лбом, узкими глазами, тонкими губами был ее последней надеждой. Если он ей не поможет, то не поможет никто! В ее жизни наступил как раз тот самый момент, когда весь мир ополчился против нее. Нет, ну не сходиться же ей, в самом деле, с Мельниковым!!! Это же бред!!!
– А во-вторых, Мельникову тут без Николая Егоровича делать нечего.
– А что так? Не пускаешь?
– Не положено! – Володя шагнул назад и медленно начал прикрывать калитку.
– Погоди! Погоди, пожалуйста!!! – Карина что есть сил легла грудью на металлическую дверцу. – Вообще-то мне нужен ты!
– Зачем? – Он зафиксировал калитку ногой, будто бетоном залил.
– Поговорить! Мне просто нужно с тобой поговорить, Володя! Это вопрос жизни и смерти, поверь!!!
То ли у нее лицо в этот момент было очень несчастным, то ли он просто очумел от затянувшегося одиночества и вынужденного безделья, но Володя неожиданно смягчился и проговорил:
– Если привезла на хвосте корреспондентов, скормлю собакам.
– Нет никого! Я одна! – Карина повела вокруг себя рукой, глянула умоляюще. – Пожалуйста, впусти! Я замерзла…
– Греть не буду, и не проси, – хохотнул он утробно, приоткрыл калитку чуть шире, сграбастал ее за шиворот майки и втащил внутрь. – Шагай к дому, голоногая…
Он провел ее к своему флигелю. Распахнул деревянную дверь.
– Входи, – велел властно и строго. – Первый поворот по коридору направо. Сядешь за стол и жди.
Наверное, он пошел кому-то звонить или докладывать. Ну и пусть!
Карина прошла темным коридором пару метров, минуя лестничный марш, ведущий на второй этаж. Свернула направо и оказалась в уютной теплой кухне с деревянной мебелью, широким диваном вдоль подоконника. На столе стоял электрический чайник. Горячий. Карина тут же уселась за стол, приложила ледяные ладони к его теплым бокам. Посмотрела в окно. В самом деле, Володя с кем-то разговаривал по телефону. С кем и о чем он мог говорить, оставалось только догадываться. Вот Володя убрал телефон в карман широких джинсовых штанов, покрутил головой по сторонам и пошел к крыльцу флигеля.
Вошел в кухню, встал у притолоки, прислонившись к ней широченным плечом. Глянул с неудовольствием на Карину, ухватившуюся за чайник.
– Чай будешь? – предложил он не очень приветливо.
– Буду, – обрадовалась она.
– Заваривай сама. Посуда, чай, сахар, лимон – все в шкафу, – он прошел к дивану, сел, развалившись, на него. – Там сухари с изюмом. Тоже можешь есть.
– Спасибо.
Карина встала, прошла к шкафу, принялась хлопотать, достав две чашки. Приготовив чай и разложив на красивой тарелке сухари с изюмом, она улыбнулась парню, наблюдавшему за ней, как дрессировщик за питомцем.
– Прошу к столу, – предложила она неуверенно.
– Перебьемся. Ты грейся и рассказывай. Да проваливай побыстрее.
– А что так? Не устал от одиночества? – Она окунула сухарик в чашку с огненным чаем. Откусила. – Ты ведь тут один?
– Не твое дело! – огрызнулся он, мышцы на руках у него напряглись. – Ну! Я жду, Карина Илюхина! Какого черта ты притащилась в такую даль?
– По делу, я же сказала!
Она начала согреваться, к ней возвращалась уверенность: если не скормил ее собакам сразу, решил напоить чаем, то все еще может закончиться хорошо. Для нее хорошо. А если для нее, то и для Генки – тоже.
– И что за дело?
– Ты работал, Володя, когда в последний раз прилетал Севастьянов? – спросила она, отодвигая чашку с недопитым чаем. Приветливость охранника таяла просто на глазах, он мог запросто вышвырнуть ее за ворота в любой момент. – Только прошу тебя, не отвечай: тебе-то что! Это очень важно, поверь! И я объясню, почему это важно.
– Допустим, работал. И что? – ответил он в странной манере – вопросом на вопрос.
– То есть когда Севастьянов сюда прикатил с Мельниковым, ты топил им баню, подавал напитки? Или тут еще кто-то бывает в день его приезда? Я Севастьянова имею в виду.
– Сам справляюсь, – последовал краткий ответ. – Дальше что?
– А дальше… – Карина взяла стул и села напротив охранника, почти упираясь своими голыми коленками в его мощные коленные чашечки. – А дальше вот что… Перед тем как в тот день уйти с работы, я имела неосторожность брякнуть одну нелепость в своем рабочем кабинете.
– Какую же? – Его взгляд сделался чуть заинтересованнее.
– Я сказала своей подчиненной в ответ на ее всякие глупости, что готова переспать с Севастьяновым, если он сможет сделать так, что Мельников сгорит в аду… заживо.