Глава 35
Эль Осо подбривал свою подросшую бороду, которая раздражала кожу на шее, быстро соскабливая щетину, покрытую прохладной мыльной пеной. За последние несколько дней Эль Осо потерял почти десять кило веса, и теперь из зеркала на него смотрел похудевший, суровый и даже где-то благородный мужчина.
— Не торопись, Медведь, — окликнул его Эль Тигре со своего снайперского «насеста». — Мы сейчас хозяева положения. Послание этого ублюдка-альбиноса — блеф и ничего более.
Эль Осо обмыл водой из-под крана лицо и шею, насухо обтерся полотенцем, надел чистую рубаху Эрнана, поскольку Эрнану рубашки теперь уже были не нужны, ни чистые, ни грязные.
— Не отвлекайся, Тигр. Мы уже и так лишились четырех человек, которые потеряли бдительность. Надо что-то придумать насчет жратвы, иначе, когда появятся гринго, у нас не будет сил, чтобы стрелять в них.
— Можно съесть Эрнана, — осклабился Эль Тигре. — Его подстрелили вчера, а коньки он откинул только сегодня днем.
Эль Осо покачал головой, посмеиваясь над каннибальской шуточкой дружка, но, увидев страх в глазах остальных герильясов, враз посерьезнел.
— Впредь никаких разговоров о еде, — мрачно приказал он.
— Они говорят, что придут сегодня ночью, — подал голос Гильермо. — И что тогда? Ну, перебьем мы их всех, а альбинос пришлет других. У нас кончатся боеприпасы. Нас снимут по одному, как…
— Что ты предлагаешь? — перебил его Эль Осо. — Сдаться, чтобы нас поставили к стенке всех вместе? Нет, после того как этот ложный прогноз о землетрясении не сбудется, через день-два люди начнут возвращаться в город, а мы покинем его богатеями.
— Но как?..
— У Медведя есть план, — нервно прокудахтал Эль Тигре. — Ага, на крыше собираются какие-то тени. Ну-ка, ну-ка…
Эль Осо услышал два приглушенных выстрела из винтовки Эль Тигре.
— Одной тенью меньше, Медведь, — доложил Эль Тигре. — Расскажи ребятам, какой у тебя план.
— Освальдо, подай мне вон ту ленту! — приказал Эль Осо. — Умберто, Мигель, распакуйте эти два мешка. Да поосторожнее, черти!
Освальдо передал ему три мотка липкой изоляционной ленты, и Эль Осо, оторвав от них дюжину кусков метровой длины, положил их на деревянную скамейку, стоящую рядом со штабелем картонных ящиков. Винтовка Эль Тигре кашлянула еще дважды.
— Слишком уж они беспечны, Медведь.
— Продолжай инструктировать гринго насчет их беспечности, Тигр, — отозвался Эль Осо. — Освальдо, Умберто, несите упаковки сюда.
Вынув из ящика один из блестящих цилиндров, Эль Осо осторожно отвинтил крышку, достал из него металлическую решеточку с закрепленными на ней холодными на ощупь, голубыми ампулами, которые затем снял по одной и прилепил к изоленте. С ампул срывались струйки пара, когда Эль Осо снимал их, одну за другой, с решетки и, прилепив к изоленте, обматывал их ею.
— Все видят, что я делаю?
— Да, Медведь.
— Да.
— Да.
— Тогда подходите сюда по одному и делайте то же самое. Мы покажем гринго портрет каждого из нас в этих ожерельях, и посмотрим, захочет ли кто-либо из них стрелять в нас. Приступайте!
Умберто поставил к стене свой гранатомет и подошел к Эль Осо.
— Медведь, — обратился он к командиру. — Я попрошу тебя только об одном.
— О чем же, Умберто?
— Эти маленькие бутылочки на мне… ну, если хотя бы одна из них разобьется… пожалуйста, пристрели меня на месте. Не хочу, чтобы меня убило это дьявольское насекомое.
— Если ты пообещаешь, что окажешь мне такую же любезность, — сказал Эль Осо. — Даю слово, что ни ты, ни кто-либо другой из нас не умрет от дьявольского насекомого.
— Один вопрос, Медведь, — сказал Мигель. — Вот ты все время твердишь о деньгах, а я до сих пор не видел ни единого бакса. И что-то никак не врублюсь, каким образом мы выберемся отсюда, чтобы потратить деньжата, которых мы пока не имеем.
Эль Осо приготовил «бусы» из ампул для себя и осторожно надел их на шею.
— Вот мой план, — начал он. — Гринго предоставляют каждому из нас тачку с шофером и билет на авиарейс до какого-то другого континента. Каждый из нас получает дипломат с десятью миллионами долларов на карманные расходы. Остальная затребованная нами сумма будет помещена в швейцарских банках на…
Объяснения Эль Осо прервались весьма непонятным прогибом пола и каскадом пыли, обрушившимся с потолка. Бетонные стены вокруг герильясов издали утробный звук, похожий на стоны женщины при родовых схватках.
— Terremofo[25]! — вскричал Эль Тигре. — Все на выход!
И тут пол встал на дыбы, отбрасывая горсточку герильясов и картонные ящики со смертоносным грузом к противоположной стене, сваливая все в кучу. Те, кто не сразу потерял сознание, пытались сорвать с себя ожерелья из ампул, большинство из которых уже разбилось.
Неистовое поступательное движение сменилось резкими, сильными толчками земли, которые разорвали каждый этаж здания товарного склада «Койот» снизу доверху, превращая его в груду бетонных обломков, окутанных облаком пыли.
Земля продолжала мучительно корчиться, выравнивая Мехико Сити до своего уровня. Саван пыльного дыма, подхваченный бризом, накрыл Зокало и медленно поплыл над улицами города, запруженными автомобилями и автобусами, к международному аэропорту, к расположенным вдоль главных автострад лагерям эвакуированных и единственному на двадцатидвухмиллионный город источнику водоснабжения.
Спустя несколько минут со всех концов света к агонизирующему Мехико устремились международные спасательные отряды.
Глава 36
Трентон Соларис поднялся с пола своего офиса и первым делом ощупал руки, ноги и туловище — все кости оказались целы, переломов не наблюдалось. Альбинос благополучно перенес так много землетрясений, что сбился со счета — и здесь, в Мехико, и на своей родине, в Гватемале, — но нынешнее, похоже, было настоящим Великим Толчком. Все, что еще пять минут назад находилось в шкафах и на настенных полках — книги, дискеты, шифрокубики, предметы из личной коллекции майямских артефактов — валялось теперь вперемешку на полу. Стены пока что поддерживали потолок, но обивка из акустической черепицы свисала с него большими белыми лоскутьями.
Плотная тишина, наступившая после ужасающего скрежета и стонов каменного здания, заставила альбиноса проверить также и свой слух.
— Да? — громко спросил он себя.
Да, он был жив. Да, боги наказали его за самонадеянность.
«Ты объявил землетрясение, человек, — сказали они. — Ну что же, мы послали его тебе, дабы ты запомнил».
Соларис осмотрел приборы на своей консоли. Как он и предполагал, система местной связи вышла из строя, но питаемый от батареи блок спутниковой коммуникации уцелел. Планируй Соларис дожить до завтрашнего утра, он послал бы поздравительную ноту инженерному корпусу за прочность построенного для него офиса.
Попытка открыть окно закончилась неудачей. Аварийные генераторы здания тоже, вероятно, отказали. Это означало, что возможность сношений с внешним миром зависела от продолжительности работы батарей — около четырех-пяти часов. Впрочем, Соларис не испытывал желания общаться с кем-либо, ему и так все было ясно.
Номера партии груза, складированного в «Койоте», соответствовали номерам, которые Гарри Толедо обнаружил в файлах «ВириВака». Теперь сомнений не оставалось — Насекомое Смерти вырвалось в Мехико Сити на свободу. Конечно, сверхпрочные контейнеры из нержавеющей стали могли бы и не пострадать во время землетрясения, но Соларис сам видел видеотрансляцию с наблюдательного поста, расположенного на противоположной от герильясов стороне улицы, — эти алчные болваны извлекли из контейнеров по меньшей мере пятьдесят ампул и обвешали ими себя…
«Сейчас я уже, наверное, вдыхаю зараженный вирусом воздух», — подумал Соларис.
Альбинос полюбовался в последний раз своей майямской фреской. Уроженец бедной деревушки в гватемальской провинции Петен, он научился испанскому языку у врача, который делал деревенским детишкам прививки от полиомиелита. Будучи единственным сельским жителем в округе со знанием испанского, Соларис к двенадцатилетнему возрасту осознал свою исключительность. В четырнадцать он уже свободно изъяснялся по-английски и по-немецки. Отец его погиб в сорок четыре года — почти старик по деревенским стандартам, — сожженный заживо напалмом во время «урока», который преподало их деревне подразделение регулярной армии Гватемалы. Мотивы подобного урока остались покрыты мраком неизвестности, и Соларис, оглядываясь на прошлое, пришел к выводу, что власти просто решили продемонстрировать, что они могут сделать в случае неповиновения со стороны крестьян.
Альбинос вспомнил, как его отец говорил ему о близости конца — не конца света, но конца времени.
— Звезды сказали старейшинам, что само время закончится, когда планеты выстроятся в линию, означающую завершение двухтысячелетнего цикла.
— И когда же это произойдет, отец?
— По католическому календарю — около 2020 года. К тому времени ты будешь старше, чем я сейчас, сын мой. Меня печалит то, что тебе придется испытать подобное, но, с другой стороны, я даже завидую тебе, ведь ты будешь созерцать величественное, великолепное зрелище — окончание времени.
— Каким образом может закончиться время без окончания мира? — спросил юный Трентон.
Отец лишь покачал головой и поджал губы, что означало: «Я не знаю, дискуссия окончена».
Теперь Соларису казалось, что он знает ответ на этот вопрос. Время окончится, когда умрет последний человек на Земле.
— Похоже, это может случиться раньше 2020 года, — пробормотал альбинос, — если я не сделаю то, что мне надлежит сделать.
А для этого ему следовало добраться до сортировочной железнодорожной станции, где стоял неприметный товарный вагон, ожидающий, пока его откроют сверхсекретной закодированной последовательностью сигналов, заложенной в память «Сайдкика» Солариса.
Расчищая от обломков и мусора проход к двери, Соларис нашел свистульку в форме собачки, которую он откопал собственными руками в Чакбене. Передняя лапа у собачки была сломана, но свисток остался нетронутым. Игрушка всегда вызывала у Солариса улыбку, поскольку древний гончар явно обладал чувством юмора. Для того, чтобы извлечь звук, надо было дунуть песику в задницу. Альбинос опустил свистульку в карман и приоткрыл дверь, ведущую в приемную.