Спокойствие ночи было полным. Нофрет не могла припомнить такой тишины. Не слышалось даже плеска воды. Ветер затих. В ушах звучали лишь собственные шаги и шелест тростников, когда случалось задеть их. Если кто-то за ней и шел, то абсолютно бесшумно. Ночь была такая тихая, что она услышала бы дыхание преследователя. Но Нофрет не слышала ничего. Ничего.
Во всем чувствовалась рука бога: он окружил ее своей защитой. Совершенной. Ужасающей. В ней зрело убеждение, что, обернувшись, она не увидит Мемфиса. Не будет ни города, ни дворца: только сухая земля, пристанище мертвых.
Нужно идти только вперед. Сомнения и нерешительность покинули Нофрет. Дворец для нее потерян. Выбор сделан, и не ее волей. Его сделала сама царица.
Словно в полусне, Нофрет едва не прошла мимо назначенного места встречи. Это был причал, построенный на время разлива, маленький тростниковый плот, к которому можно ненадолго привязать лодку. Им пользовались рыболовы и охотники за птицами, чтобы передохнуть перед въездом в город и припрятать лучшую часть добычи от чиновников, которые могут потребовать ее себе. Как заверял ее Иоханан, ночью тут всегда пустынно.
Сейчас здесь стояла лишь одна лодка: маленькая, неприметная, какой пользуется простой египтянин, чтобы передвигаться по реке — узкий нос и корма, в середине навес, сзади одно длинное рулевое весло. В темноте было не видно, раскрашена ли лодка. Скорее, нет. Она должна быть совсем незаметной.
Но трудно представить, как может быть незаметным лодочник, поднявшийся при ее появлении. Такого высокого и широкоплечего мужчину в одежде жителей пустыни нечасто увидишь в египетской лодке.
Правда, одежду он снял, оставшись лишь в набедренной повязке. А остальное… Она сказала шепотом, показавшимся в тишине громом:
— Иоханан! Что ты сделал со своей бородой?
— Тише, — произнес он чуть слышно и протянул руки. — Давай ее сюда. Осторожней. Не раскачивай лодку, а то перевернемся.
Нофрет отдала свою ношу так же бездумно, как несла, и только потом засомневалась. Иоханан, чье лицо смутно виднелось в темноте, понес царицу к навесу и исчез под ним. Девушка шагнула следом, неловко качаясь вместе с лодкой — ей давно уже не приходилось бывать на воде.
Иоханан появился внезапно — Нофрет чуть не вскрикнула, — взял ее за руку и бережно, но твердо усадил на палубу.
— Оставайся здесь, — сказал он мягко, словно мурлыкающий лев.
На ней словно лежали чары: чары покорности. Она села там, где было сказано. Иоханан легко прошел по лодке, отвязал ее, взял рулевое весло и оттолкнулся. Нофрет с немым изумлением наблюдала за его сноровистыми движениями. Похоже, он умел делать все, даже плавать на лодке по великой реке Египта.
Лодка, маленькая и невзрачная с виду, на воде была легка и стремительна. Она плавно вошла в течение и неслась по нему, словно сокол по небу.
Нофрет колебалась между палубным навесом и человеком на корме. Сначала на корму. Теперь девушка двигалась более ловко, пробираясь туда, где стоял с веслом Иоханан.
Он возвышался перед ней; широкие плечи и гордая голова, увенчанная звездами. Бороду он сбрил, но волосы оставил: они были тщательно заплетены и уложены, подобно шлему, над светлым овалом его лица.
— А ты, оказывается, тщеславен, — пробормотала она, глядя на него снизу вверх.
— Так удобней. Да и времени было мало. По городу сегодня ходили солдаты. Судя по тому, что говорили люди, они не искали кого-то определенного, но присматривались к лицам и настораживались при виде человека из пустыни.
— Кто-то знает или подозревает. — Нофрет помолчала. Казалось глупым говорить шепотом на таком широком просторе реки, но они еще находились в Мемфисе и нескоро из него выберутся. А звук далеко разносится по воде.
— Иоханан, это не я опоила царицу и принесла сюда. Я нашла ее уже у реки, с бутылочкой в руке.
— Значит, ты ей рассказала? Как собиралась?
— Нет. — Нофрет успела сдержать свой голос, и слова прозвучали тихо-тихо. — Я трусила. Я ничего не сделала. Но она откуда-то узнала, разыскала бутылочку и знала, куда идти. Если это ловушка…
— Бог наставит и защитит нас, — выдохнул Иоханан.
— Я думаю, нам нужно двигаться как можно скорее. Если нас кто-то слышал, подсматривал за нами и кому-то сказал…
— Любой египтянин назовет нас изменниками и убьет на месте. — Иоханан помолчал, подняв голову, словно пробуя воздух. — Ни ветерка. Мы не сможем поднять парус.
— Будем грести по очереди.
— Думаю… — Он запнулся. — Пойди поговори с бабушкой.
— Она здесь? — Сердце Нофрет заколотилось. Леа постоянно твердила, что не поедет с ними, так как только замедлит передвижение. Она хотела остаться в Мемфисе, где некоторые строители гробниц, апиру, приходились ей родней. Позже, когда все уляжется, она возьмет кого-нибудь из них в провожатые и отправится в пустыню.
Но старая женщина была в лодке, под навесом, где едва мерцала лампа, свет которой в черноте ночи казался ярким. Анхесенамон лежала на мягких коврах и подушках, на постели, приготовленной для нее. Леа сидела рядом, прямая под низким потолком навеса, сложив руки на коленях и, как всегда, невозмутимая.
В этом крошечном помещении как раз оставалось место для Нофрет, чтобы присесть на корточки, не задевая спящую женщину. Царица действительно спала: грудь ее поднималась и опускалась, в лице были краски жизни.
— Она выпила почти все, — выпалила Нофрет вместо приветствия. — Сама, без моих уговоров. Не понимаю, как она ее нашла.
— Бог указал ей, — ответила Леа. — Ох, дитя, как же ты дрожишь! Ты настолько боишься?
— Я вне себя от гнева, — Нофрет скрипнула зубами. — Я-то себе представляла всякие ужасы. Почему ты мне не сказала, что она точно знала, где искать и что делать с тем, что найдешь?
— Да, похоже, она знала.
— Если только не было соглядатая, который навел ее на эту мысль, а теперь приведет войско, чтобы схватить нас.
— Возможно, — согласилась Леа. — Были, конечно, и соглядатаи, и солдаты могут нас разыскивать.
Она помолчала, затем продолжила:
— Но царица тут ни при чем. Иногда безумцы ясно видят то, что здравые умом видят лишь туманно, и хорошо слышат богов. Готова поспорить, что бог ничего не говорил об уходе из Двух Царств. Он только велел ей пойти к реке, где она найдет то, что искала.
Нофрет немного подумала.
— Да, в общем-то вполне похоже на бога. Боги всегда говорят правду, но никогда — прямо.
— Напротив, дитя, нет прямее их правды. Они говорят так прямо, что смертные не в силах понять их. Смертные всегда лгут. Себе, другим людям, богам. Одни боги всегда говорят правду.
— Такая совершенная правда — это ложь. — На языке у Нофрет была горечь. — Я не солгала Иоханану. Я шла за моей госпожой и нашла ее у реки, там, где на нее подействовало снадобье. Я вовсе не собиралась нести ее сюда.
— Конечно, собиралась. Просто не можешь признаться.
— Не собиралась! — повторила Нофрет с яростью. — Не могла я этого сделать. И не хотела.
— Ты сделала все и выполнила свой долг. — Голос Леа был совершенно спокоен. — Теперь ложись и спи.
— Я не могу спать. Если нас выслеживали, то впереди — солдаты в засаде.
— Бог охранит нас, — в который раз повторила Леа.
Старая женщина говорила так похоже на умершего царя, что Нофрет чуть ее не ударила. Чтобы не совершить такой ужасный поступок, она выбралась из-под навеса, в темноту, к звездам и удивительно успокаивающему присутствию Иоханана. Девушка села на корме, там, где он велел ей сесть, когда они отчаливали, обхватила колени руками и медленно покачивалась вместе с лодкой. Может быть, она спала или мечтала. Возможно, все это вообще было сном, и, проснувшись, она окажется в собственной постели в Мемфисе, и царица будет готовиться к церемонии встречи восхода.
Но сон все продолжался. Тьма, звезды, запах воды… Лодка скользит по течению, легко направляемая веслом Иоханана. Стены Мемфиса медленно тают вдали. Впереди широкая черная гладь воды, ночь и свобода.
Свобода… Нофрет никогда не позволяла себе вспоминать это слово. Оно не для нее. Свобода, скорее всего, — умереть как похитительница царицы Египта…
Но, покачиваясь на палубе лодки в ночи, когда до рассвета еще оставались долгие часы, а впереди маячил страх разоблачения, она испытала внезапный подъем духа. Свободна, пусть ненадолго. Свободна, как не была — о боги, как не была с тех пор, когда ребенком преследовала орикса на холмах страны Хатти.
Даже если она не доживет до утра, даже если умрет в мучениях, это дорогого стоит — вспомнить давным-давно позабытое: что такое быть свободной.
48
Наконец Нофрет все-таки заснула, потому что ей снилось, будто ниже Мемфиса их ждут войска, целая флотилия на реке и армия по берегам, чтобы отобрать царицу. Но когда она вскочила было предупредить Иоханана прежде, чем он окажется прямо среди войска, на реке уже не было никого, кроме стаи диких гусей. Она ясно их видела. Появился слабый бледный отсвет, как всегда перед восходом, когда тени еще длинные и черные, но вода уже блестит серебром, небо на востоке наливается багрянцем, а на западе — глубоким синим светом.
Кругом были лишь вода и небо. С того места, где сидела, Нофрет не видела ни земли, ни людей. Река уже далеко унесла их от Мемфиса. Здесь воздух казался душистей и теплее. Даже и прохладе утра он был тяжелым, обещая жару, влажную и давящую.
— Мы всю дорогу плывем к океану? — спросила она Иоханана.
Он все еще стоял у весла, неимоверно усталый, и чувство вины, слишком запоздалое, кольнуло ее.
— Мы плывем туда, где безопасно.
— А в море безопасно?
Иоханан некоторое время смотрел на нее, то ли изумленный, то ли слишком усталый, чтобы ответить сразу.
— Мы не в море плывем. Здесь недалеко пристань — деревня, там безопасно, и там есть наши люди. Они нас ждут.
— Нигде не безопасно, — пробормотала Нофрет.
Иоханан, казалось, не услышал. Она потянулась, чувствуя, что отлежала бока на твердой палубе, и, размявшись, забралась под на