— Как там на надгробии написано?
— Лэнтри. Уильям Лэнтри.
— Он самый. Я точно запомнил. Удрал наш Уильям Лэнтри. Смылся!
— А чего с ним, с жмуриком, могло такого приключиться?
— Откуда я знаю. Вчера вечером тут было тело.
— Но мы ж с тобой наверняка-то не знаем: было — не было. Мы внутрь не заглядывали.
— Не будь дурнем! Кто ж станет пустой-то гроб закапывать? Нет, он в этом самом ящике точно лежал, я знаю. А теперь не лежит.
— Я ж тебе талдычу: ящик запросто мог быть и пустым.
— Нет уж, дудки! Ты только понюхай, чем пахнет. Был он тут, был.
Пауза.
— Но не мог же кто-нибудь взять и выкрасть тело, правда?
— А зачем?
— Из любопытства, например.
— Не болтай глупостей. Люди никогда не занимаются воровством. Чтобы кто-то вот так взял и выкрал тело? Полный абсурд. Люди не привыкли воровать.
— Н-да, что же, у нас остаётся только один вариант.
— И это?..
— Это значит, что он вылез и ушёл себе подобру-поздорову.
Пауза. В своём чёрном сне Лэнтри ожидал, что за таким предположением последует смех собеседника, но смеха не последовало. Вместо него после продолжительной задумчивой паузы голос второго могильщика произнёс:
— Да, действительно. Так оно, видно, и есть: поднялся и ушёл. Интересная мысль, надо бы хорошенько её обмозговать.
— Не правда ли?
Молчание.
Лэнтри очнулся. Да, конечно, это был только сон, но, Боже, до чего же реалистичный! Странно они разговаривали, эти двое могильщиков. Но отнюдь не неестественно для сложившейся ситуации, нет, нет. Примерно так они, люди будущего, и должны разговаривать, очень на них похоже. Лэнтри скупо усмехнулся, поймав себя на очередном анахронизме: будущее, как он его определял в мыслях, на поверку оказывалось настоящим, всё это с ним происходило в данный момент. Не через триста лет в будущем, а сейчас. Это было не двадцатое столетие. Как же спокойно эти двое мужчин обсуждали его исчезновение и как легко восприняли этот парадокс: «Вылез и ушёл подобру-поздорову, не правда ли?» Даже голос не дрогнул, — не оглянулись через плечо, руки крепко держат инструмент, и мозги у них тоже крепкие, как орешек, совершенные в своей простоте; и логичности. Нет другого объяснения, ведь не мог же, в самом деле, кто-то украсть в мире, где никто ничего не крадёт. Так и сказал: «Полный абсурд».
Значит, мертвец за здорово живёшь поднялся и ушёл. Только само мёртвое тело могло себя украсть. Вот умники! Из некоторых слов, обронённых могильщиками, Лэнтри мог уяснить, что они при этом думали. Вот лежал, лежал себе человек в состоянии анабиоза, никакой не мёртвый, а почти что, можно сказать, живой лежал. И не год, не два — сотни лет пролежал. А принялись они ворошить всё кругом, шуметь, суетиться и разбудили человека.
Кто ж не слыхал про тех зелёных лягушек, которые на столетия были заключены в грязевые комья и заморожены в лёд, и ничего с ними, с зелёными, не сделалось. Когда учёные выколупнули их и согрели, как камешки в ладонях, эти мелкие земноводные запрыгали как ни в чём не бывало, глазёнками заморгали, квакать начали. Так что нетрудно представить, следуя логике этих кладбищенских пролетариев, что Лэнтри мог повести себя в строгом соответствии с известными им понаслышке законами природы.
Но если им придёт в их тупые головы сопоставить дату таинственного исчезновения жмурика и «несчастный случай», незапланированную аварию в Крематории? Денёк-другой шариками покрутят и дойдут. Что, если этот бледнолицый парень с Марса, Бёрк, кажется, придёт снова в ту же библиотеку, а молоденькая библиотекарша, когда он попросит ещё какие-нибудь книжки, ему выдаст:
— Ах, знаете, на днях заходил к нам ваш добрый приятель по имени Лэнтри.
А он только удивится:
— Лэнтри? Что за Лэнтри такой? Не знаю никакого Лэнтри!
Тогда придёт черёд удивляться уже ей:
— А, так он мне соврал?
Они ведь, кретины безмозглые, друг другу вообще не врут. Вот так, из маленьких эпизодов и частей у них сложится единая картина. Человек с бледным лицом, а люди такими бледными не бывают, солгал, а люди теперь никогда не лгут; человек, идущий пешком по уединённой ночной дороге, а люди никогда не ходят пешком на большие расстояния; на кладбище неожиданно пропадает покойник из могилы, и Крематорий вдруг ни с того ни с сего взлетает на воздух…
Они будут выслеживать его, охотиться за ним. Они его вычислят, это нетрудно: пешком разгуливает, всё время врёт и к тому же бледный. Они его вычислят, схватят и засунут в ближайшую же топку как полено. И будь здоров, Уильям Лэнтри, с праздником Независимости тебя!
Остаётся одно: делать то, зачем он появился снова на белый свет. Он разволновался и заворочался на импровизированном ложе. Губы его растянулись в хищном оскале, глаза горели ненавистью, всё мёртвое тело пылало и трепетало в одном только страстном желании. Убивать, убивать и продолжать всё время убивать, убивать, убивать. Он должен превратить своих врагов в союзников и друзей, в людей, которые ходят, хотя не имеют права ходить, в бледнолицых, разгуливающих по миру розовощёких. Он должен убивать, убивать и ещё раз убивать. Он должен совершать посев драконовских зубов, плодя всё больше себе подобных. Нужны новые и новые мертвецы, покойники, мёртвые тела, трупы. Он обязан уничтожать один чёртов Крематорий за другим. Пусть взлетают на воздух бесперебойно. Пусть растут ряды мертвецов. И когда все Крематории будут лежать в руинах и все наскоро сооружённые морги будут переполнены телами пострадавших при взрывах, тогда он начнёт приобретать всё новых и новых друзей и соратников в его благородной миссии.
Прежде чем им удастся выследить, обнаружить и уничтожить его, он должен позаботиться, чтобы они уже сами были мертвы. Пока будет так, он в безопасности. Он будет убивать, а они не будут отвечать убийством на убийство. Не принято у них, видите ли, убивать. И это даёт ему очевидное преимущество в объявленной войне. Он выкарабкался из заброшенного водостока и вышел на дорогу.
Из кармана он вынул нож и остановил первую же попавшуюся на шоссе машину.
Точно как День Независимости — не меньше! Самый здоровый из всех!
Крематорий Научного Порта разломился где-то посредине и затем, осев, развалился на части. Сначала было очень много небольших взрывов, за которыми последовал главный, страшный в своей оголтелой ярости, по неожиданной мощи и неистовству. Обломки разлетелись над научным городком, разрушая всё подряд: дома с людьми, деревья, технику. Он пробудил людей от сна и тут же успокоил навеки, принеся с собой летающую по городку смерть.
Уильям Лэнтри, сидя в «таракане», не принадлежавшем ему, лениво крутил ручку настройки аудиосвязи, поймал какую-то станцию. В результате аварии в Крематории погибло около четырёхсот человек. Большая часть из них была расплющена в своих домах разбросанными вокруг гигантскими обломками трубы Крематория, других настиг металл, свистевший в воздухе. Временный морг оборудован на…
Прозвучал адрес морга.
Лэнтри ждал наготове с блокнотом и карандашом, быстро записал адрес.
Можно продолжать двигаться тем же путём, размышлял он, переезжая из города в город, из страны в страну, уничтожая по пути эти монстры-топки, Огненные Столбы, до тех пор, пока вся идеально отлаженная система прижигания и аннигиляции следов преступления огнём не будет уничтожена окончательно. Он сделал грубый подсчёт: каждый взрыв в среднем уносил с собой около пятисот жертв. Он буквально в считанные дни и недели может дойти до ста тысяч человек.
Он надавил ногой на педаль газа, и «таракан» тронулся с места. Лэнтри, с улыбкой на бледных губах, катил по улицам города.
Главный городской следователь по делам, связанным со скоропостижной смертью, провёл реквизицию старого складского помещения. С полуночи и до четырёх утра во двор склада, шурша по омытым дождём сверкающим покрытиям дороги, заезжали серые «тараканы», из них вынимали тела погибших и укладывали на цементный пол морга. Тела укрывались белыми простынями. Основной поток мертвецов продолжался непрерывно до половины пятого, затем прекратился. Более двухсот трупов разместилось на холодном цементном полу бывшего склада. Они лежали ровными рядами — холодные и бледные.
Мертвецы были предоставлены сами себе, никто не остался за ними приглядывать, да они и не нуждались теперь ни в чьей заботе, вполне могли обойтись собственными силами.
Около пяти утра, с первыми лучами солнца на востоке, в сарай потянулся первый, пока тонкий, ручеёк посетителей: родственники и сыновья, дочери погибших, их отцы и матери, дяди и тёти приходили, чтобы быстро засвидетельствовать факт опознания погибших и не мешкая покинуть мрачное помещение и двинуться дальше по делам.
Уильям Лэнтри пересёк широкую мокрую улицу и вошёл в здание бывшего склада.
В одной руке он держал голубой мелок.
Он проследовал мимо городского следователя, занятого беседой с двумя посетителями у входа во временный морг.
— …отвезти тела в Крематорий города Меллин Таун, завтра, — донёсся до него обрывок их разговора, и голоса стихли.
Лэнтри шёл дальше, его шаги по холодному цементному покрытию пола отдавались в гулком помещении слабым эхом. Его охватила и понесла волна неопределённого облегчения, когда он шагал между укрытыми простынями фигурами. Наконец-то он был среди своих! И ведь что самое приятное: он их создал сам, своими, так сказать, собственными руками! Вот этими руками он превратил их в покойников, в собратьев, в своих друзей. Вот они лежат ровными рядами, твои соратники!
Как там, законник не глядит? Лэнтри обернулся. Нет, не смотрит. Складское помещение было погружено в тишину, спокойствие и сумрак хмурого октябрьского утра. Городской следователь вообще уходил прочь, на улицу в сопровождении двух своих помощников. На противоположной стороне улицы припарковался «таракан», и начальство отправилось выяснять, в чём тут дело.