– Я не беру процентов. Вернете сумму, и все. – Я задумался, вспоминая долги, которые необходимо отдать в первую очередь, и прикидывая в уме вероятный доход в ближайшие несколько месяцев. – Восемь недель – подходящий срок.
В этот миг я вдруг осознал всю степень своей глупости. Я почти не знал этих людей. Услуга, которую они мне оказали, была пустяковой. Но я давал им в долг безо всяких гарантий. А ведь это было все мое наличное состояние. Что я делаю, господи? Словно смерть отца лишила меня чего-то важного, чего-то, что раньше не давало мне поступать, как легковерному дураку. Без него я был беспомощен, как ребенок.
– Благодарю вас за вашу щедрость, сэр. – Хэксби поджал губы. – Я бы хотел, чтобы в ссуде вообще не было необходимости.
– Он делает это не просто так, сэр, – возмутилась Кэт. – Несомненно, у него есть на то свои причины.
Мне хотелось ответить ей грубо. Но вместо этого я спросил:
– Есть новости от Челлинга? – Я умолчал, что виделся с ним вчера.
– Да, – ответила Кэт, не давая Хэксби даже рта раскрыть. – На следующей неделе те трое судей Пожарного суда будут слушать дело.
– Дело касается Драгон-Ярда, – добавил Хэксби. – Полагаю, это ваши Д. Я. Странно, да? – Он вскинул голову. На лестнице послышались шаги официанта. – Так или иначе, все возвращается к Пожарному суду.
Когда я вернулся в Инфермари-клоуз, на пороге дома меня ждал Сэм. Позади мужа застыла Маргарет. Ни тот ни другой не смотрели мне в глаза.
– В чем дело? – спросил я.
Мебель и панельная обшивка были недавно отполированы. Я принюхался. Из кухни доносился запах еды. У меня потекли слюнки. Я ничего не ел в «Барашке». Я понял, что впервые за несколько дней был голоден.
Сэм, на котором был свежий воротничок, поднялся и оперся костылем об пол.
– Надеюсь, ваша милость находится в добром здравии.
– Почему так церемонно? Да, я прекрасно себя чувствую.
– Вам письмо, сэр. – Сэм прочистил горло. – Я заметил, что на нем печать конторы мистера Уильямсона.
– Так давай его мне.
В раздражении я взял письмо и отвернулся, чтобы его вскрыть. Письмо состояло из одной строчки, написанной клерком: «Мистер Уильямсон ждет вас завтра к 8 часам».
Я скомкал листок и сунул в карман. Исходя из своих убеждений, Уильямсон был со мной милостив, освободив от посещения конторы с субботы. Я покривил бы душой, если бы сказал, что улаживание дел отца требовало времени, ибо улаживать, в общем-то, было нечего.
Я впал в бешенство. Странная история с Пожарным судом и Клиффордс-инн настолько заполнила мои мысли, что о чем-то другом я и думать не мог. Тем более о сборе фактов, предназначенных исключительно для одного Уильямсона, и о распространении некоторых из них, должным образом представленных для публики через «Лондон газетт». Невзирая на скорбь из-за смерти отца, я не мог рисковать местом, главным источником дохода, тем более сейчас, когда я отдал практически все свои наличные деньги мистеру Хэксби.
– Прошу прощения, сэр, – сказал Сэм неправдоподобно подобострастно, – не могли бы вы удостоить меня чести поговорить с вами?
– Что, черт возьми, происходит, шут гороховый? – Взорвался я, и мой гнев поразил ближайшую цель, как вспышка молнии. – Почему ты говоришь, как надутый фат в плохой пьесе?
– Тут такое дело, сэр, – сказал Сэм своим нормальным голосом и с долей раздражения. – Мы с женой беспокоимся. И с вашей стороны нехорошо оставлять нас в неведении, когда мы не можем отличить свою задницу от своего локтя.
– Сэм! – прошептала Маргарет с выражением страдания на лице.
– Вы нас наняли, – продолжил Сэм с хмурым видом, – потому что ваш отец нуждался в нас, особенно в Маргарет. Потому вы арендовали этот дом, чтобы было место для него и для всех нас. Вы сами мне так говорили. И что теперь будет, хозяин? Он умер. Мы ему больше не нужны. Да и вам тоже. По той же причине. Да и дом такой тоже не нужен. Насколько мы знаем, вы собираетесь прервать аренду в середине лета.
Я об этом даже не думал. Но он был прав. Мне не нужен дом размером с Инфермари-клоуз. И двое слуг мне не нужны.
– Я еще не знаю, что буду делать, – сказал я и добавил: – Черт знает какая дерзость! – Но произнес это не очень убедительно.
– Мы должны знать, собираетесь ли вы выставить нас на улицу, сэр, – сказал Сэм. – Вот и все.
Маргарет шмыгнула носом. Руки ее теребили фартук.
И тут я понял, почему блестело дерево и почему пахло вкусной едой, почему Сэм и Маргарет окружили отца такой заботой и были столь терпеливы, почему освободили меня от этих тягот. Я также понял, что, нанимая их и принимая в семью, я взял на себя обязательства, а не только дал полномочия. Я был у них в долгу. Как и у отца, за то, что не поверил ему в последний вечер его жизни.
– Я не знаю, что буду делать, – повторил я более мягко. – Но даже если съеду из Савоя, позабочусь, чтобы вы не остались без крыши над головой, если смогу.
Маргарет присела в реверансе и сказала буднично, словно этот вечер не отличался от других:
– Когда подавать ужин, сэр?
– Позже, – ответил я, неожиданно приняв решение. Пока в моем распоряжении были верные слуги, почему бы не воспользоваться этим. – Сэм, мы выходим через минуту. Ты будешь меня сопровождать.
Он прошел за мной в гостиную и встал, глядя на меня своими яркими глазами.
Я слышал, как Маргарет вернулась на кухню.
– Возьми оружие, – сказал я тихо, чтобы не услышала Маргарет.
Небо темнело, из тысяч труб поднимался дым, окутывая Лондон серой пеленой. Мне не было нужды приспосабливаться к Сэму – он был необычайно проворным. Несмотря на культю и костыль, он передвигался по улицам с такой скоростью, что за ним не угнался бы и человек с двумя ногами.
Мы пошли по Стрэнду и через Темпл-Бар вышли на Флит-стрит.
Сэм шел рядом.
– Клиффордс-инн, сэр?
Я взглянул на него. Лицо его пылало от возбуждения. «Кровь Господня, – подумал я, – он наслаждается этим». Когда я впервые встретился с Сэмом, он выживал, полагаясь на свой ум, в так называемом Эльзасе – районе Уайтфрайерс, где обитали воры и должники, недоступные там для правосудия. Иногда я спрашивал себя, не тяготится ли он респектабельностью своей жизни в Инфермари-клоуз.
Мы шли по северной стороне улицы. Поравнявшись с церковью Святого Дунстана на Западе, я бросил взгляд на переулок, который вел к гостинице. Ворота были открыты. За ними виднелся убогий южный дворик и вход в холл. Мне казалось, что в Клиффордс-инн, в неопрятном, тесно сбитом скоплении зданий, было что-то таинственное: она отделяла себя от мира, как чопорная леди, кутаясь в пышные юбки, отгораживается от толпы простолюдинов на Флит-стрит.
Мы пошли дальше и свернули на Феттер-лейн. У нищих отличная память – двое или трое кружили около нас. Но Сэм безжалостно прогнал их с помощью костыля и крепких матросских словечек.
У «Полумесяца» я остановился. В южном конце здания, по направлению к Флит-стрит, между боковой стеной таверны и стеной соседнего здания втиснулся переулок, шириной немногим более ярда.
Сэм глянул на вывеску над входом. Его лицо просветлело.
– По стаканчику вина, хозяин?
Я понизил голос:
– Мне хочется взглянуть на задний фасад дома. Там должен быть двор, какие-нибудь хозяйственные постройки, возможно. Видишь разрушенное здание позади? И длинную крышу справа? Это часть Клиффордс-инн.
Он наморщил нос:
– Мы пойдем по этому переулку?
– Ты не пойдешь. Останешься здесь. Если кто-нибудь спросит, что я там делаю, скажешь, что мне срочно понадобилось сходить по большой нужде. И не пускай никого туда.
И я оставил его там ковыряться в зубах, прислонившись к стене. Немощеный переулок вилял между домами по обе стороны. Судя по запаху, многие уже использовали его по нужде. Темнело, и я должен был внимательно смотреть, куда ступаю.
Здания закончились, и открылись стены двора «Полумесяца» с зубцами наверху. Похоже, переулок вел к заднему фасаду нового здания, где находились покои Громвеля. Потом он резко свернул налево. Через несколько ярдов дорожка закончилась, уткнувшись в тяжелую дверь, обитую железом, в почерневшей каменной арке. На пороге и около него наблюдалась обширная коллекция кучек дерьма разной свежести. Но недавно дерьмо соскребли по центру, расчистив проход из переулка к порогу.
Я посмотрел вверх. Дверь служила входом на пострадавшую лестницу Клиффордс-инн, по поводу которой так переживал Челлинг. Он говорил об этом в первую нашу встречу. Никаких признаков щеколды или замочной скважины. Порог был изношен так, что образовалась глубокая впадина, будто кто-то аккуратно откусил кусок камня. Я толкнул дверь рукой. Она не поддалась. И тут я услышал позади шаги.
Кто-то шел сюда по переулку. Я услышал мужские голоса. Разговаривали двое. Они появились из-за угла. Один был работником, в грязном кожаном фартуке поверх штанов. Второй был высоким и стройным, в темном плаще и широкополой шляпе. У него в руках была дубина с железным наконечником.
– Что вы здесь делаете? – спросил он. Он говорил так, словно у него был набит рот.
Я указал на свежую кучку.
– А вы как думаете? – Шляпа почти скрывала его лицо, а в тусклом свете остальные его черты расплывались.
– Это частная территория. – Твердые согласные были нечеткими, в отличие от смысла его слов.
Я услышал новые шаги в переулке и узнал их неровный ритм.
Высокий мужчина повернулся как раз тогда, когда из-за угла появился Сэм.
– Вы нарушаете. Оба. Убирайтесь.
Сэм остановился. Рука скользнула по кромке плаща. Я знал, что у него пистолет на поясе с этой стороны. С другой стороны висел кинжал.
– Как пожелаете, – сказал я как можно вежливее.
– И не возвращайтесь. – Высокий мужчина направил свою дубину на Сэма. – И ты тоже, калека.
Переулок был таким узким, что мужчина и работник были вынуждены прижаться спинами к стене, чтобы дать мне пройти. Он наклонил голову, поля шляпы скрывали верхнюю часть лица. Когда я протискивался, мне удалось рассмотреть маленький сжатый рот, подбородок и нос. Я понял причину его странной артикуляции: у него практически совсем не осталось зубов.