– Мой отец…
– У вас здесь дел невпроворот. Чем вы занимались? Почему не являлись в контору? Не надо было мне полагаться на человека из такой разношерстной семьи. – Он сердито на меня посмотрел. – Испорченное дерево приносит испорченные плоды.
– Я был опечален, сэр, и не знал, что делать. – Я запнулся. Слова звучали неубедительно ни для меня, ни для него. – Нужно было заплатить долги и всякое прочее, и я… – Уильямсон уставился на меня, наморщив нос, будто я был слизняком или от меня дурно пахло. – Простите меня, – сказал я торопливо, зная, что полное уничижение мой единственный способ спасения, – вы были так добры ко мне. Это… горе сломило меня. Клянусь, я все исправлю.
Его лицо не смягчилось, но гнев ушел. Уильямсон был человеком, который все рассчитывал самым экономным способом, даже вспышки гнева.
– У меня есть для вас поручение. Не совсем приятное.
Я поклонился.
– Все что угодно, господин. Все, что прикажете.
– Среди руин было найдено тело. Милорд обеспокоен, что в городе есть недовольные элементы.
В данном контексте под милордом имелся в виду лорд Арлингтон, государственный секретарь и начальник Уильямсона. Он отвечал за безопасность королевства.
– Это женщина, – сказал он. – Ее зарезали.
– Шлюха?
– Коронер полагает, что, возможно, это вдова по фамилии Хэмпни. Весьма уважаемая женщина. И даже наследница, кроме того.
Это объясняло интерес лорда Арлингтона к этой смерти. Одно дело, когда никому не известная женщина найдена мертвой среди развалин. Но совсем иное дело, когда убитой оказывается богатая вдова. У богатых вдов имеются друзья.
– Но он не уверен, что это она, – продолжил Уильямсон. – Говорят, эта женщина одета, как шлюха, ну или почти. С какой стати такой женщине, как госпожа Хэмпни, так одеваться?
– Не красотка, – сказал клерк коронера. – Хотя, конечно, сказать трудно.
Я промолчал. Я боролся с приступом рвоты.
– Хорошо сложена, если вам нравятся худышки. Что до меня, мне нравятся птички поаппетитнее.
Я отвернулся, превозмогая тошноту. Клерк был совсем мальчишкой, его расхвалили в конторе, и он слишком старался произвести впечатление.
Женщину положили на бок в неглубокую яму. Она была невысокой и худенькой. Ее тело лежало в погребе разрушенного дома. Первоначально оно было прикрыто тонким слоем строительного мусора и пепла. Но долго пролежать необнаруженным оно не могло бы.
– Видите икру ноги, сэр? – Он походил на хорька, с одной глубокой морщиной, пересекающей лоб. – Похоже, это работа лисицы. Что вы думаете?
На секунду я опустил кусок ткани, которой закрывал ноздри и рот.
– Возможно.
– Довольно массивная пасть. Иногда по ночам можно увидеть барсуков, но по форме укуса на барсука не похоже. Может быть, дикая собака? Здесь их полно. Достаточно одному животному унюхать ее и начать раскапывать лапами.
– Как она умерла? Можете сказать?
– Ножевое ранение под левой грудью, – сказал он. – Возможно, задето сердце. Еще ножевой удар в шею, прямо в артерию. Много крови.
– Должно быть, ее закапывали в спешке. В ночи?
– Если бы они принесли ее днем, их бы увидели. Взгляните сюда, сэр. – Он указал пальцем на обнаженное предплечье. – Это не лиса и не собака. Это крыса, и не одна. Бьюсь об заклад.
Помимо воли я бросил взгляд на тело. Ужасы, сопровождающие смерть, обладают страшной привлекательностью. Черные или темно-каштановые волосы отчасти скрывали неестественно белую щеку. Крови вытекло, как из зарезанного теленка.
– Кто-то нашел ее раньше нас, – сказал клерк. – Кто-то на двух ногах, а не на четырех. Видите руку?
Он ткнул пальцем. Я посмотрел, куда он показывал. У женщины не было пальца на правой руке. Была видна белая кость на обрубке.
– Возможно, кольцо. – Клерк вздернул плечами. – Быстрее отрубить палец, чем мучиться, снимая кольцо, если оно плотно сидело. Что касается глаза, полагаю, это птица сделала. Ворона. Они любят глаза, знаете ли. Мой дядя держит овец. Так вот вороны охотятся за глазами ягнят. Им без разницы, живой глаз или мертвый. Для них это деликатес, можно сказать.
На женщине не было туфель. Я рассматривал ее ноги. На одной ноге был светлый шелковый чулок, спустившийся до лодыжки. Другая нога была голой.
Как ни странно, самым ужасным было отсутствие глаза. Без него она выглядела не совсем по-человечески. Бархатная мушка была прилеплена в уголке пустой глазницы, как насмешка над кровавым кратером рядом. Мушка была в форме сердечка. Другого глаза было не видно, так как она лежала на боку.
Я спросил:
– Как долго она здесь пролежала? Можете сказать?
– Не меньше недели. – Клерк постучал по носу, чтобы придать себе выражение житейской мудрости. Он был похож на напыщенного мальчишку, важно расхаживавшего по кухне в дедушкиной шляпе на голове. – После того как повидаешь нескольких, можешь составить мнение. Запах, да и состояние кожи.
Я вылез из погреба, чтобы избавиться от вони разложения, а заодно и от клерка. Мы находились среди руин к востоку от Феттер-лейн, там, где был когда-то двор, неподалеку от Шу-лейн. Улицы в этом районе были расчищены, но многие здания были погребены под собственными обломками.
От того места, где я стоял, почерневшие руины домов, лавок и мануфактур простирались вниз по холму до грязных вод Флит-Дич. Дальше холм Лудгейт поднимался к стенам Сити, и за ними были видны руины более высоких домов, и надо всем возвышался остов собора Святого Павла. Я повернулся в другую сторону. На западе виднелась знакомая башня церкви Святого Дунстана, а на севере – крыши Клиффордс-инн.
Мы с клерком были одни, хотя еще кто-то из людей коронера пытался удержать на месте небольшую кучку зевак. Новость о найденном теле еще не распространилась. Но скоро это произойдет.
Почему этому надо было случиться здесь, так близко от Клиффордс-инн, Пожарного суда и Феттер-лейн? Я снова взглянул на труп. Его похоронили, если это слово подойдет, в большом темно-коричневом плаще, предназначенном для мужчины. Но там, где складки плаща расходились, было видно, что надето под ним. Какая-то тонкая ткань – возможно, шелк, причем явно дорогой. Желтого цвета, почти золотого, но в пятнах крови. Кровь стала цвета ржавчины, но, когда она была свежей, контраст с желтым, должно быть, был ослепительным.
«Желтое, как солнце, красное, как огонь…»
На мгновение я услышал усталый голос отца в последний вечер его жизни, когда он описывал свой странный фантастический сон. Сон, который имел столько неожиданных совпадений с реальностью.
Меня охватила тревога. «Желтое, как солнце, красное, как огонь…» Он пытался описать платье, в которое была одета та женщина? Но как он мог видеть эту женщину на руинах? Насколько мне было известно, он сюда не приходил.
Он мог ее видеть в Клиффордс-инн.
– Джексон говорит, она вдова, – изрек клерк. – И богатенькая.
– Джексон?
– Возница коронера. Он когда-то работал у дяди этой женщины, до того как поступил к его светлости. Но он ошибается, если спросите меня. Уж я-то отличу старую шлюху. Эта не была дешевой простушкой, поверьте. Мягкие руки. Платье красивое. Предназначена для джентльмена. Хоть этого не скажешь, глядя на нее теперь.
– Поверните ее голову, – попросил я.
– Что?
– Хочу увидеть ее лицо с другой стороны.
Он пожал плечами:
– Ну, как скажете.
– Скажу. Положите ее на спину.
Он плюнул на ладони и скорчился подле тела. Подсунул руки под плечи и талию. Предпринял нерешительную попытку перевернуть тело. Бросил взгляд на меня.
– Хорошо бы, если бы вы помогли, сэр.
– Не ждите.
Я не сводил с него глаз, пока он не отвел взгляда. Я показывал ему ордер Уильямсона, подписанный также милордом Арлингтоном, и он не смел мне не подчиниться.
Он приложил чуть больше сил или, по крайней мере, сделал вид. Тело перевернулось. Он потянул за ноги, не заботясь о приличии, оставил их раскинутыми, платье и сорочка задрались до колен. Наконец он приподнял голову и выровнял ее, чтобы лицо было повернуто вверх.
Запах стал еще невыносимее. Я зажал нос и рот руками.
Под левой грудью было еще одно пятно засохшей крови цвета ржавчины. Лицо и платье были запачканы пеплом. Слава богу, левый глаз был цел. Земля, на которой лежало тело, должно быть, защитила его от хищников. Глаз был закрыт.
«Я закрыл ей глаза. Что еще я мог для нее сделать».
Я вспомнил слова отца. Они звучали упреком. Он исполнил свой долг перед умершей. А я свой долг перед ним не исполнил. Я ему даже не поверил.
Не обращая внимания на запах, я спрыгнул на пол погреба и склонился над головой женщины. И тут я увидел вторую мушку на ее лице: крошечная карета и кони, несущиеся галопом к левому углу ее рта.
«С каретой и лошадьми. О, тщеславие, тщеславие».
Я был потрясен – меня словно ударили палкой. Все, что говорил мне отец, было правдой, а я в своем безрассудстве не придал этому значения, считая его выжившим из ума стариком. И кто из нас оказался глупцом?
«О, тщеславие, тщеславие…»
Потрясение настигает волнами, как море. Пока я боролся с ним, часть моего разума продолжала выполнять порученное задание.
– Мне сказали, ее могут звать Хэмпни, – услышал я свой голос.
Клерк кивнул:
– Мы послали за ее дядей. Скоро узнаем. – Он показал на Феттер-лейн. – Это может быть он.
Со стороны дороги приближался экипаж. Я наблюдал, как из него выбрался высокий худой мужчина, а за ним две женщины. Мужчина помоложе появился с другой стороны кареты.
– С ними Томас, – сказал клерк, – человек коронера.
Пожилая женщина споткнулась. Молодая взяла ее под руку. Двое мужчин и две женщины продвигались вглубь руин. Пожилая хромала – возможно, неловко ступила, выходя из экипажа, и вывихнула лодыжку. Она опиралась всем весом на молодую женщину.
– Оставьте тело на этом боку, – распорядился я. – Если она племянница пожилого мужчины, он не должен ее видеть без глаза. Не сразу. И накройте ее плащом. Сделайте все, чтобы она выглядела пристойно.