Храп возобновился, набирая громкость.
Джемайма лелеяла свой гнев, как пламя, пока оно не вспыхнуло, и громко чертыхнулась в темноте. Потом огонь погас, и ей стало холодно и тоскливо. Она хотела, чтобы Филип вернулся. Она хотела, чтобы Громвель отправился к черту вместе со своим злополучным именем и поношенным костюмом.
Потом сторож на улице хриплым голосом возвестил три часа, и послышался бой церковных часов вдалеке. Скоро и рассвет.
Позже она услышала шаги на улице. Затихли у дома. «Два человека, – подумала она, – Филип и факельщик, освещающий ему дорогу». Во входную дверь постучали. Затем еще раз, громче, пока привратник не проснулся.
Раздалось бряцанье засовов и цепочек, медленные шаги Филипа в холле и потом на лестнице. Он прошел по лестничной площадке мимо ее двери, не останавливаясь, и удалился к себе в комнату. Неслышно закрыл за собой дверь.
Время шло. Храп прекратился. Джемайма ворочалась с боку на бок. Время тянулось медленно, стремясь к вечности. И вдруг ее охватила паника: скоро ее не станет, и Филипа тоже; скоро для всех них будет слишком поздно.
Джемайма резко села. Спустила ноги с кровати. Наступила на Мэри. Служанка встрепенулась, тихо застонала и продолжала спать.
Свет фонаря, который горел в холле всю ночь, слабо освещал контур дверного косяка. Джемайма на ощупь нашла халат и закуталась в него, спасаясь от ночного холода. Сунула ноги в ночные туфли.
Она не стала зажигать свечу, подошла к двери, подняла щеколду, остановилась, прислушиваясь. Сквозняк обдувал ее лодыжки.
Она вышла на площадку и закрыла дверь. Ночью дом казался мерклым и незнакомым. Она прошла по коридору к комнате мужа. Стучать не стала. Подняла щеколду и вошла.
На каминной полке горели две свечи. Филип сидел на краю постели. Его парик лежал рядом, как косматый черный пудель. Он сбросил кафтан и жилет. Шапка коротких черных волос делала его похожим на мальчика.
Что-то внутри нее шевельнулось, будто сердце дернулось и сжалось помимо ее воли. Она закрыла дверь и направилась к мужу. Села на кровать, справа от него, оставив между ними несколько дюймов. Он не шевельнулся.
– Филип, – сказала она. – Что вас тревожит?
Он поднял голову и взглянул на нее. Глаза как два черных пруда. Набухшие веки. Почему он так встревожен? Она никогда не видела его таким. Наверное, это связано с письмом, которое пришло днем, письмом, от которого он впал в ярость, и с женщиной, чье тело нашли среди руин, женщиной в желтом шелковом платье. Это была Селия? Означает ли его печаль, что он любил ее?
Они оба молчали. Он дышал очень медленно. Ее собственное дыхание замедлилось, пока они не стали дышать в унисон.
Потом Джемайма обняла его. Он не отпрянул. Затаив дыхание, она притянула его к себе. Когда все было сказано и сделано, он наконец стал ее мужем.
Она погладила его по голове, как будто перед ней был маленький испуганный зверек, нуждавшийся в утешении. Собственные волосы Филипа были на удивление тонкими и мягкими. Как у маленького мальчика.
Глава 23
Бреннана так же невозможно было игнорировать, как дурной запах. Кэт его не видела, но слышала, как он дышит. У нее на затылке поднимались волоски.
– Завтра ведь воскресенье, так? – сказал он.
– Да. – Кэт еще ниже согнулась над чертежной доской, надеясь, что он поймет намек.
– Я подумал, не поплавать ли на лодке по реке.
Она промолчала. Если повезет, Бреннан утопится в Темзе. Его шаги приблизились. Боковым зрением она видела, что он стоит справа. Ближе, чем ей бы хотелось.
– Ведь старик кожа-да-кости отпускает тебя по воскресеньям днем, разве нет?
Она подняла голову, кивнула и продолжила работу.
Теперь он стоял прямо перед окном и загораживал свет.
– Хочешь покататься со мной? Знаю одну таверну на стороне Суррея. Там музыка. И танцы тоже. Тебе понравится.
– Нет, – сказала она. – Я не могу. – Кроме того, она не особо любила музыку и танцы, но не собиралась раскрывать так много о себе.
Он подошел ближе. Он возвышался над ней. Она отложила перо и сунула правую руку в карман.
Он протянул руку и взял ее измерительный циркуль. Улыбнулся, показав зубы, – не слишком привлекательная картина.
– Кошачьи коготки.
Кошачьи. Слово потрясло ее. Бреннан не мог знать, что в прошлой жизни она была Кэтрин, известная с детства, особенно себе самой, как Кэт. Неужели он был умнее, чем казался?
– Верните мне его, – сказала она тихо. – Пожалуйста.
– Все в свое время. Не хочу, чтобы ты поцарапала меня опять. Так что насчет этого? Покататься по реке. Похоже, будет хорошая погода.
Она промолчала. Неужели кузен или кто-то из друзей ее покойного отца послал его сюда, чтобы найти ее? А вдруг это приглашение покататься по реке было уловкой с целью похитить ее или еще чего хуже?
– Ты дрожишь, – сказал он. – С чего тебе дрожать? Если замерзла, я знаю, как согреть девушку.
– Отойдите.
– А то что?
– Я скажу мистеру Хэксби, что вы меня донимаете.
– А я скажу, что ты сочиняешь, как делают глупые девушки. И в любом случае старик кожа-да-кости тебе не поверит. Он не может себе позволить лишиться меня сейчас. Сама знаешь, что это так.
Кэт гневно сверкнула глазами:
– Тогда он лишится меня.
Бреннан улыбнулся:
– Вот что мне в тебе нравится. Характер. Приходи завтра на реку. Ты знаешь, что этого хочешь. Я знаю, что ты этого хочешь.
– Отдайте мне циркуль.
Он взялся левой рукой за ее запястье, а правой обнял за плечи. Притянул к себе. Она почувствовала, как наконечник циркуля проник сквозь одежду и коснулся ее кожи.
– Ну давай, моя сладкая. Всего один поцелуй.
Оставался только один выход, и Кэт решилась. Она вынула правую руку из кармана. В руке был не зачехленный нож, его давным-давно дал ей один старый человек, который называл ее Кэт, когда она была маленькой. Она всадила нож в левую руку Бреннана, где манжета сорочки соприкасалась с запястьем. Он взвыл и отскочил назад, с грохотом перевернув ее чертежную доску. Он выпустил циркуль и сжал рану правой рукой. Между пальцами потекла кровь.
– Стерва, мразь, чертова маленькая потаскуха…
С ножом в руке она двинулась на него. Он отпрянул. Она видела страх в его глазах. Она была рада этому.
– В другой раз я перережу вам горло, – тихо сказала она. – Или отрежу ваше мужское достоинство.
– Ты не посмеешь, – сказал он. Его глаза бегали по чертежному бюро в поисках оружия.
– Вы у меня помучаетесь. Видит бог, я это сделаю.
Без предупреждения дверь отворилась. На пороге стоял Хэксби. Он уставился на них так, словно они были парой призраков.
У Бреннана отвисла челюсть. Чертежная доска Кэт валялась на полу. Она только что увидела, что чертеж, над которым она работала, сорвался с доски. Она стояла на нем. Хуже того, она держала в руке нож, а Бреннан истекал кровью. На полу были ярко-красные пятна.
Но Хэксби, похоже, всего этого не заметил.
– Челлинг мертв, – сказал он чужим голосом. – В кофейне только об этом и говорили. А Марвуд при смерти.
Рука об руку Хэксби и Кэт шагали по мощеной дорожке от Стрэнда, прошли под аркой, где дремал привратник с кошкой на коленях, и оказались на территории Савоя.
– Еще не поздно, – сказал Хэксби, дергая ее за руку. – Мы можем повернуть назад.
Кэт остановилась.
– Можете идти назад, сэр, если желаете.
– Это глупо. Ты сама знаешь.
– Мне все равно. Я должна узнать, как он. Может, он уже мертв.
– В таком случае, – сказал Хэксби и запнулся, – мы ничего не сможем сделать. Поэтому…
– Он спас мне жизнь. – Она посмотрела ему в глаза. – Я возвращаю долг.
– Черт возьми! – Хэксби редко сквернословил. – Упрямая девчонка. Иди тогда. Но не задерживайся. Мы просто справимся о его здоровье.
Они продолжили путь. Если бы Кэт оказалась здесь одна, она давно бы уже заблудилась среди путаницы тупиков, глухих стен и темных дворов. Но Хэксби знал район, как знал весь Лондон, и вывел ее в петляющий переулок рядом со смердящим погостом, который вскоре привел их прямо к жилищу Марвуда в Инфермари-клоуз.
Кэт постучала. Дверь открыл крепкий мужчина с обветренным лицом и c одной ногой. Опираясь на костыль, он сердито посмотрел на них.
– Мы бы хотели справиться о здоровье мистера Марвуда, – сказал Хэксби.
– Не очень хорошее.
Мужчина собрался закрыть дверь. Кэт выставила ногу.
– Уберите ногу, – сказал он. – Или прищемлю ее так, что у вас останется одна нога. Как у меня.
– Он при смерти? – спросил Хэксби.
– Вы Сэм, – сказала Кэт. – Он говорил о вас. Вы ходили с ним в тот переулок у таверны.
Он вытаращил глаза:
– Он говорил вам об этом? Вам?
– Почему нет? Вас это удивляет?
Она не отводила взгляда, пока мужчина не пожал плечами и не перевел глаза на Хэксби. Но перестал давить на дверь, где стояла нога Кэт.
– Мы ему помогали в этом деле, – сказала она. – Переулок у Феттер-лейн? Высокий худой мужчина?
Он хмыкнул:
– Кислая Мина. Это я его так прозвал.
– Послушайте, – сказала Кэт. – Это ваш господин?
Крики были негромкие. Но, безусловно, это были крики.
– Он живой еще. – Сэм сморщился, и морщины на его лице стали глубже. – Не потерял голос. Надо же! Это после стольких часов.
Он открыл дверь шире и отступил назад. Он не приглашал их войти, но Кэт восприняла это как приглашение.
– Что произошло? – спросил Хэксби.
Сэм закрыл дверь. Сказал хриплым шепотом:
– Не спрашивайте. Я не знаю, что происходит. Утром приходил человек из Уайтхолла, спрашивал, почему хозяин не на пути в Шотландию. В Шотландию? Что, черт возьми, это значит? И я сказал парню: «А вы послушайте, вот почему мой хозяин не на пути в Шотландию или еще куда». Он тогда вопил еще громче. Могли, наверное, слышать на другом берегу реки.
– А доктор что говорит? – спросила Кэт.
– Мы послали за ним, но он еще не приходил. Жена моя делает, что может.