Во время прилива и отлива река с силой билась о мост. Прежде всего пролеты на скошенных основаниях были довольно узкими. Чтобы еще больше усложнить дело, вокруг них были построены деревянные волнорезы, чтобы защитить камень от воздействия воды, что ограничивало течение еще больше, так же, как и водяные колеса в обоих концах.
Наша лодка сидела в воде низко, верхняя кромка борта поднималась над поверхностью менее чем на фут. Дул сильный ветер, и кудри моего парика развевались. Я повернул голову так, чтобы шрамы не были видны другим, и поднял воротник плаща.
Пенясь, река прорывалась сквозь пролеты и издавала равномерный журчащий рокот, падая вниз на несколько футов. Были лодочники, которые, если им хорошо заплатить, могли провести вас под пролетом во время прилива и доставить, мокрого и дрожащего, в более спокойные воды ниже. Однако каждый год река взыскивала дань в виде разбитых лодок и утопленников.
Сэм толкнул меня локтем в бок.
– Хозяин, смотрите, – прошептал он мне на ухо. – Вон туда. По правому борту.
Он указывал на лодку с двумя парами гребцов, ближе к южному берегу. В ней было три пассажира: два на корме, третий примостился в носовой части. Я прищурился, пытаясь рассмотреть фигуры вдалеке, но из-за качки и бликов на воде их было плохо видно.
– Это Лимбери, – пробормотал Сэм. Его глаза были острее. – Рядом с приятелем. Кто на носу – не знаю.
Я догадался, что у Лимбери с Громвелем была такая же задача: попытаться перехватить карету леди Лимбери. Они сделали такие же расчеты, как и мы с Уильямсоном. Только раньше меня, вероятно, поскольку они уже приближались к южному концу моста.
Возможно, карета леди Лимбери уже пересекла мост. Но Уильямсон был прав: в это время дня нагруженный экипаж двигался медленно. Четыре лошади были скорее препятствием, чем преимуществом, на запруженных улицах города. Если бы я был игроком, я бы поставил на то, что экипаж все еще находится на мосту, особенно если образовался затор на проезжей части.
Я быстро принял решение и нагнулся вперед.
– Я передумал, – сказал я. – Высадите нас на пристани Пеппер.
– Через реку при таком течении? – сказал лодочник, сплюнув за борт. Серебристого цвета слюна пролетела мимо моего лица в нескольких дюймах.
– Да, – ответил я. – И двойная плата, если поторопитесь.
Весла вонзились в воду, повернув нос лодки в сторону южного берега. Пристань Пеппер была ближайшим местом, откуда можно было подняться на мост на стороне Суррей. Гребцы налегли на весла, пытаясь справиться с течением, которое толкало нас вниз по реке. Рокот воды стал громче – река прорывалась между опорами моста и падала на более низкий уровень вниз по течению.
Лодка Лимбери достигла пристани Пеппер. Я наблюдал, как они высаживались и расплачивались с лодочниками. Я узнал третьего: Кислая Мина, лакей Лимбери, человек, который выглядел так, будто у него лимон во рту.
Сэм снова толкнул меня локтем – довольно бесцеремонно, что не подобает слуге по отношению к своему господину. Он указал на мост.
– Что?
– Экипаж, хозяин. Он не движется.
Я повернул голову туда, куда он указывал. Было не видно, что происходило между зданиями, ибо они были тесно прижаты друг к другу, но в зазорах между тремя группами домов виднелись неподвижные ряды подвод и экипажей, голова к хвосту. Даже всадники и портшезы не двигались.
– Затор около караулки, – промолвил Сэм.
Большие каменные ворота располагались в южном конце моста и отмечали границу города. К ним примыкало скопление зданий – мешанина крыш, башенок, балконов и окон. Очередь из транспортных средств растянулась, насколько видно глазу, в одном направлении: с севера на юг. Транспорт, двигавшийся в обратном направлении, мог съехать с моста, но новый со стороны реки Суррей не въезжал на него.
– На мосту вечно заторы, – сказал старший из лодочников с видимым удовольствием. – По два, а порой и по три раза в день. Нашему брату на руку. Нет худа без добра, как говорится.
На пристани Пеппер было полно людей, которые пытались нанять лодку, чтобы переправиться на другой берег. Мы сошли и оставили наших лодочников устраивать импровизированный аукцион на свои услуги.
Башня церкви Святой Марии нависала над нами, когда мы пошли по Пеппер-аллей, которая вывела нас на Боро-Хай-стрит. Вдоль дороги растянулась шумная очередь из повозок и карет. Таверна «Медведь» у подножия моста была переполнена, и ее постояльцы высыпали на улицу. Страсти накалялись по мере того, как очереди становились длиннее, а толпа гуще. Казалось, еще чуть-чуть – и люди начнут швыряться друг в друга чем ни попадя.
Я увидел Лимбери с Громвелем – они стояли у подножия моста, откуда можно было попасть к Большим каменным воротам, и смотрели через арку, которая вела на мост. Кислой Мины с ними не было. Я затащил Сэма за ларек, торгующий старой одеждой.
Мы выжидали, наблюдая за аркой. Над воротами возвышались длинные шесты с головами предателей – от них остались лишь черепа благодаря времени и птицам. За последние годы новых голов не добавили, но никто не позаботился о том, чтобы убрать старые.
Через пару минут Кислая Мина вышел со двора таверны «Медведь» и присоединился к хозяину и Громвелю. Они посовещались и потом прошли через ворота на мост.
Я догадался, что Лимбери сделал то, что сделал бы и я: послал слугу справиться в конюшне «Медведя», не проезжал ли экипаж Лимбери. Конюхи примечают всех проезжающих, особенно их лошадей. На карету с застекленными окнами, запряженную четверкой, нельзя было не обратить внимания.
Мы с Сэмом подошли к караулке. Голова одного из изменников над зубчатой стеной болталась на шесте, и ветер ее раскачивал. Череп мне кивнул. Я принял это за знак – мертвец был согласен, что я поступаю правильно.
За караулкой, высоко над рекой, на мосту, начиналась улица. Транспорт в обоих направлениях держался левой стороны. Проезжая часть в обе стороны была не шире шести футов. Дома нависали над улицей так, что верхние этажи находились на расстоянии вытянутой руки от соседей напротив.
Естественного света не хватало, и на улице царил сумрак – это был зловонный, склизкий туннель, полный конского навоза и раздраженных людей. Обычно тут можно было видеть подметальщиков, которые сбрасывали грязь в реку, но сегодня их не было.
При таком столпотворении карет, повозок и людей было затруднительно не выпускать из виду преследуемых и не привлекать к себе внимания. Мы еле-еле пробивали себе дорогу.
Одни только лавочники радовались. Торговля шла бойко – было легко соблазнить людей, томившихся в ожидании, потратить свои деньги. Мы прошли мимо пивной, так набитой посетителями, что они с трудом могли поднести кружку ко рту. По соседству располагалась пекарня, полки которой были почти пусты.
Через несколько минут мы миновали эту группу зданий и оказались на открытом месте. Ветер дул сильный, но я был ему рад после зловония улицы. Мы держались позади дородного купца и его не менее дородной супруги.
Мы подошли к следующей группе зданий. Причина затора была здесь: подвода и экипаж, ехавшие навстречу друг другу, сцепились колесами, а потом лошади запаниковали. Теперь кучка работников, вооруженных топорами, пилами и веревками, пыталась ликвидировать кавардак.
Когда нам удалось преодолеть это препятствие, я подумал, что мы потеряли Лимбери и Громвеля. С облегчением я заметил Громвеля в шестидесяти ярдах впереди. Он остановился перед лавкой и разговаривал с толстой женщиной средних лет, которая стояла на пороге. Никаких признаков Лимбери и Кислой Мины не было видно. Потом Громвель вошел внутрь вслед за женщиной.
Я велел Сэму ждать и осторожно двинулся вверх по улице. Подойдя ближе, я увидел, что лавка торговала канцелярскими принадлежностями и книгами. Перед ней на красных столбиках были приколочены листки, рекламирующие новые публикации.
По меркам моста это было солидное заведение. Оно занимало весь первый этаж замысловатого дома, верхние этажи которого нависали над улицей. Над дверью красовался знак, изображающий три Библии.
Я понял, что бывал здесь прежде, будучи учеником печатника. Я остановился перед лавкой, будто случайно, словно меня привлекли памфлеты и проповеди, выставленные на полке на фасаде. Среди них не было ни баллад, ни дешевых листовок. Заведение было нацелено на другой класс покупателей. Внутри были большие тома в красивых дорогих переплетах, а также папки с гравюрами.
Два ученика обслуживали покупателей – как и везде, в лавке было полно народу. Но никаких признаков Громвеля или женщины, с которой он разговаривал. Я зашел внутрь и сделал вид, что любуюсь портретом миледи Каслмейн, фаворитки короля, висевшим на стене на видном месте, чтобы соблазнять джентльменов.
Меня никто не беспокоил. Лавка была хорошо освещена – окно-эркер выходило на реку вверх по течению. За прилавком была дверь. Вероятно, Громвель прошел через нее. Значит ли это, что его здесь знали?
Вдова Верекер унаследовала лавку и печатню под знаком трех Библий от своего мужа. Их покупателями были люди из Уайтхолла, судов и богатых семей Сити… Искусная печать, надо отдать ей должное, и цены соответствующие.
Я услышал шаги на лестнице, и на пороге появилась высокая фигура Громвеля. Он улыбался. Женщина средних лет следовала за ним.
– Это вовсе не проблема, сэр, – говорила она, – хотя апартаменты вряд ли вас достойны. По крайней мере, я велю разжечь там камин.
Он повернулся к ней лицом:
– Мадам, вы сама доброта. Истинная добрая самаритянка. Мы не станем вам докучать долго, и обещаю, вы от этого не обеднеете.
– Ах, чуть не забыла. – Женщина вспыхнула, как юная девушка, от его внимания. – Вот ключ от входной двери с боковой стороны дома. Это избавит вас от необходимости проходить через магазин.
Он поклонился и взял у нее ключ. Потом развернулся и направился к выходу на улицу.
У меня не было времени ретироваться. Я придвинулся поближе к портрету миледи Каслмейн, будто был очарован, как и король, ее пышной обещающей усладу грудью, молясь, чтобы Громвель меня не заметил. Он видел меня утром в моем новом парике, но недолго. Я склонялся к миледи все ниже и ниже.