Потом – с чудесной внезапностью – все кончилось. Я бултыхался в спокойной воде, ниже по течению от моста. Я выплыл на поверхность и набрал свежего воздуха в легкие. Меня несло течением, но гораздо медленнее, чем раньше. Я перевернулся на спину. Над головой был серый купол неба.
Где же Кэт? Я перевернулся и стал крутить головой. Я был ближе к северному берегу реки. Дома на мосту возвышались надо мной, как скалистые утесы. Люди указывали на меня и беззвучно открывали и закрывали рты. Кэт не было видно.
Я плавал туда и обратно. Во мне нарастало отчаянье. Я звал ее по имени. Моя грудь вздымалась, мне был нужен отдых. Я барахтался, делая глубокие вдохи. Боль в груди медленно утихла, но не отчаянье, которое я испытывал. Я убил ее. Я подвел ее. Она бы никогда не оказалась здесь, если бы не я.
Слава Всевышнему. От пристани Биллингсгейт отчалила лодка. Мужчина на корме указывал в мою сторону.
На миг волна подняла меня. Я увидел маленькую руку, которая показалась из воды. И тотчас исчезла.
С неожиданным приливом энергии я поплыл к месту, где показалась рука. Вода была мутной; проходя под мостом, она становилась мутнее и грязнее, чем была выше по течению. Растопырив пальцы, я шарил руками под водой. Я ничего не видел и не ощущал. Я выплыл на поверхность, набрал воздуха и снова нырнул.
Моя левая рука нащупала что-то. Я поплыл дальше вниз по течению и дотронулся до чего-то, похожего на руку. Она ускользала от меня. Я успел ухватить ее левой рукой. Я поморщился от боли от ожогов, вызванной напряжением мышц. Я подтянул ее ближе, и правой рукой нащупал контуры тела Кэт.
Я сделал толчок ногами и вытащил ее на поверхность. Тяжело дыша, я лег на спину, работая ногами. Она, неподвижная, колыхалась рядом. Я попытался притянуть ее к своей груди.
Ее глаза были закрыты. Кожа на одном плече поцарапана, на другой руке – порез. Распущенные испачканные волосы плавали по воде.
Я легонько ее потряс. С таким же успехом я мог трясти мокрый матрас.
Меня охватило отчаяние. «Бог мой, – подумал я, – ведь она же мертва».
Глава 48
Когда Филип с Громвелем волокли Джемайму по улице, ее боль усилилась.
Она смутно осознавала, что толпа расступается при их приближении, слышала гул голосов, спрашивающих, кто они такие и где констебль. Но никто не решался иметь дело с двумя джентльменами с обнаженными шпагами.
Они вышли через ворота у подножия моста. Им пришлось остановиться, чтобы пропустить пожарную помпу. В сторону пожара бежали люди с ведрами и шлангами, озабоченные своей драмой. Им было не до ее драмы.
У нее подкашивались ноги. Боль была нестерпимой. Филип взглянул на нее, он продолжал сжимать ее руку. Она увидела его потрясенное лицо, а потом она уже не могла думать ни о чем, кроме боли, даже о нем.
Помпа и пожарные исчезли из виду.
– Скорее, – сказал Громвель. – Нам придется ее нести.
– Нет, – сказал Филип. – Подождем. Ей плохо.
Громвель его не слушал. Он дергал Джемайму за руку.
Она увидела, что кто-то бежит к ним.
– Мэри, – позвала она, – Мэри. Помоги мне.
– Отпустите ее! – закричала Мэри.
Громвель толкнул ее плечом, и она упала. Выронила корзину, которую несла, та перевернулась, и ее содержимое высыпалось на скользкий булыжник.
Но кое-что в корзине осталось. Когда Мэри встала на ноги, она сжимала в руке горлышко винной бутылки.
Громвель уже собрался идти дальше. Он взял Джемайму под руку. Мэри размахнулась и ударила его, угодив в переносицу.
Он отшатнулся, зарычав от боли. Хлынула кровь. Парик сбился на сторону, закрыв один глаз. Он хотел взмахнуть своей шпагой, но ему помешало колесо телеги.
Прежде чем он опомнился, Мэри ударила его по голове с той стороны, что была скрыта париком. На этот раз удар попал в оголенное ухо. Его тело осело. От удара бутылка разбилась, облив его вином и осыпав битым стеклом.
Мэри повернулась лицом к своей хозяйке и протянула руку. Джемайма смотрела на нее, вытаращив глаза.
И тут Филип отпустил ее руку. Джемайма видела, как острие его шпаги скакнуло вперед и вверх, уткнувшись под подбородок Мэри. Прокололо кожу и легко вошло в мягкую плоть под ней. Изо рта Мэри потекла кровь. Ее зеленые глаза широко раскрылись и остановились на хозяйке.
Джемайма зажмурилась, чтобы отгородиться от мира и отдаться собственной боли.
Глава 49
Это Сэм, как узнала позже Кэт, взял дело в свои руки.
Он услышал на мосту крики «Человек в воде!» и ринулся туда. Когда он прибежал на место, то увидел Марвуда в воде и лодки, отплывающие от пристани Биллингсгейт.
Он увидел их на пристани вскоре после того, как их вытащили, как больших неподвижных рыб, из лодок и уложили на просмоленные доски причала. Кэт лежала на боку, позже рассказал ей Сэм, истекая кровью, как поросенок, и изрыгая Темзу из своего желудка. Она продрогла, и кто-то укутал ее одеялом.
Что касается Марвуда, по словам Сэма, он сидел на корточках, прижимая ее к себе, и ревел как белуга. Его трясло хуже бедного мистера Хэксби в разгар приступа.
«Я подумал, что хозяин лишился ума», – сказал Сэм с таким видом, будто подобная перспектива казалась ему забавной.
Чуть позже они сидели на причале, закутанные в одеяла, но порознь. Оба к этому времени пришли в себя, но не проронили ни слова даже друг другу. Ни у одного, ни у другого не было сил на слова.
По крайней мере, по его собственному мнению, Сэм действовал быстро и чрезвычайно эффективно. С помощью пространных россказней о влиятельных связях хозяина в Уайтхолле ему удалось убедить людей из ближайшей таверны прийти на помочь. Кэт и Марвуда принесли в отдельную комнату, усадили перед камином и закутали в еще большее количество одеял.
Когда Кэт перестала дрожать, хозяйка таверны увела ее, чтобы обработать раны, и переодела в старую сорочку, зимнюю фуфайку своей служанки и толстый плащ. Одежда была в два раза больше Кэт и сидела на ней, как палатка.
Должно быть, на все это ушла уйма времени, потому что, когда Кэт вернулась в комнату с камином, ее там ждал мистер Хэксби, гревший руки у огня. А Марвуда и Сэма уже не было.
У Хэксби было серое лицо, волосы нечесаны. Лучший камзол запачкан подливой. По сравнению с последним разом, когда она его видела утром в Пожарном суде, он постарел на десять лет.
– Как ты могла? – набросился он на нее, когда она вошла в комнату. – Глупый, испорченный ребенок! Подойди сядь у огня. – Он махнул длинной худой рукой хозяйке таверны, которая с любопытством наблюдала за происходящим, стоя в дверях. – Принесите ей бульона. И вина… подогретого. С имбирем. Что-нибудь на ваше усмотрение, что вернет ей силы. Но побыстрее, побыстрее, побыстрее.
Хозяйка сделала книксен и оставила их вдвоем. Кэт села на скамью рядом с ним и уставилась на огонь.
– Это проделки Марвуда? – спросил он. – Я полагал, у него больше здравого смысла.
Она устало покачала головой:
– Это теперь не имеет значения.
– Конечно имеет. Ты могла утонуть. Или сгореть заживо, как бедный Челлинг.
Она ничего не сказала. Она согревалась, и ее клонило в сон.
– Он втянул тебя в государственные дела? Или это его сумасшедшая блажь по поводу своего отца и его смерти?
– Не могу сказать, сэр. Я не знаю всего до конца, и не хочу знать.
– Там, внизу, говорят, что кого-то убили на мосту, – сказал он. – Женщину. Закололи шпагой. Это часть этого дела?
– Я же сказала, что не знаю.
Он замолчал. Его рука медленно скользнула по скамье и накрыла ее руку. Она взглянула на нее. Хотела отдернуть свою руку – ей не нравилось, когда к ней прикасались. Но заставила себя не делать этого.
Ее мысли блуждали. Это была рука старого человека, сморщенная, как кожа ящерицы, со старческими пятнами. Его пальцы немного дрожали. Ногти нуждались в стрижке. Надо что-то с этим сделать. Но не сейчас.
Еда и крепкий долгий сон восстановили ее, по крайней мере, частично. На следующий день, в четверг, она проснулась поздно. Хэксби пылинке не давал сесть на нее и пытался заставить ее отдыхать, но она сопротивлялась. Сказала, что чувствует себя отлично. На самом деле ушибы причиняли боль, а чтобы зажили порезы, потребуется несколько недель, но ей было необходимо отвлечься.
Ближе к концу дня, когда свет угасал и работать становилось все труднее, раздался стук в дверь чертежного бюро.
Открывать пошел Бреннан. На пороге ждал дородный слуга мистера Пултона. Он прижимал к груди маленький сверток.
Бреннан собрался его взять. Слуга отступил назад.
– Велено передать в руки вашего хозяина. И получить расписку.
– Тогда входи, – крикнул Хэксби. – Неси сюда.
Он, как обычно, сидел в кресле у огня. После обеда Кэт отказалась идти в свою спальню и отдыхать, как он того хотел. В течение последнего часа он диктовал, а она стенографировала, надеясь, что сможет прочитать записи утром. Старик был в странном расположении духа, глаза светились, и его переполняла лихорадочная энергия.
Слуга Пултона подал ему сверток. Хэксби взвесил его на ладони. Он вскрыл печати, их оказалось три, и развернул лист бумаги. Внутри находился кожаный мешочек и письмо, в которое он был обернут. Он прочитал письмо и передал его Кэт.
Через своего слугу я посылаю Вам сорок пять фунтов золотом в качестве платы за Ваши услуги, оказанные в связи с Драгон-Ярдом, и аванса будущих платежей, как указано в Меморандуме соглашения. Прошу Вас расписаться на данном письме и поставить дату в знак того, что Вы получили плату, и вернуть его мне через моего слугу.
Хэксби подал знак, и Кэт взяла мешочек, высыпала монеты себе на ладонь и пересчитала. Бреннан наблюдал за этим, не сводя глаз с Кэт и приоткрыв рот. Он отвернулся, увидев, что она заметила.
Когда слуга Пултона удалился, а деньги были заперты в сейфе, Хэксби отпустил Бреннана.