вало. Фугас заложили «на удачу»…
Медведь бросился к постанывающему Бульбе – из всей группы только он, радист, был рядом с Андреем. Остальных Филин прогнал на другие машины, желая немного побыть в одиночестве… …Олег был ближе.
– Ты как?
– Могло быть хуже. – Бульба уже сидел на дороге, вытянув ноги. – Сильно приложило, но, кажется, цел.
Он потряхивал головой – контузия все же была.
Медведь рванулся к Филину. Тот лежал среди камней. Рука и нога были неестественно подогнуты, из носа и уголка рта на камни стекали скупые ручейки крови.
– Док!!!
Миша был уже рядом. Пощупал пульс на шее, приподнял веки, наклонился ухом к груди.
– Жив! – Медведь вздохнул облегченно, но Док не дал ему времени расслабиться. – Но если срочно не вывезем, тогда все… Он больше часа без госпиталя не протянет!
Радиостанция Бульбы была разбита, и Медведь ринулся на блокпост.
– Военный, бля, связь давай! – налетел он на шокированного молоденького лейтенанта. – Бегом, бегом, салабон!!! Где рация?!
Меньше минуты понадобилось Игорю, чтобы настроиться на нужную частоту:
– Гнездо! Гнездо ответь Сове!!! Гнездо, твою мать!!!
– Слушает Гнездо!
– Медведь на связи! Первого срочно, бегом, твою мать!
– Первый на связи, – через полминуты раздался голос Бати. – Что случилось, Медведь?
– «Коробочка» Филина налетела на «сюрприз»!
– Жив?!
– Жив, но Док сказал – больше часа не протянет без врачей! Батя, «вертушка» нужна, срочно!
– Где вы?
– На блокпосту Шуши!
– Жди!
Медведь бросил лейтенанту микрофон и заорал в самое лицо, схватив за ремни новенькой портупеи:
– Ты, бля, «сапог» долбаный, сучок, у тебя под носом дорогу минируют, а ты не видишь?! Всем гарнизоном в кулак гоняете по ночам вместо службы?! Где твои глаза были, в жопе?! – Игорь был по-настоящему страшен в своем гневе. – Если командир кончится – я тебя, падла, лично порешу, мудила, вот этими руками! Молись, чтобы Филин выжил!!!
– Оставь ты этого барана, Медведь. – Брат оттолкнул перепуганного лейтенанта в угол. – Он же обосрался уже! Идем к командиру.
Филина уже уложили на плащ-палатку на дороге и освободили от мешавших ремней разгрузки и броника. Над Андреем продолжал колдовать Док. Все остальные стояли тут же, даже контуженый Бульба:
– Повезло, что на броне сидели, как за Речкой. – Речь его была невнятной. Чувствовалось, что он сам себя не слышит. – А экипаж того…
Трое десантников, экипаж БТРа, навсегда остались в сгоревшей машине…
Транспортная «вертушка» появилась через бесконечных десять минут и сняла с дороги всю группу…
А дальше завертелось… Седьмого января Андрей был доставлен в госпиталь Бурденко. И опять попал в чуткие, добрые руки Оленьки…
И ему опять удалось выскользнуть из цепких объятий Костлявой…
…Мы знаем, что так было всегда,
Что Судьбою больше любим,
Кто живет по законам другим
И кому умирать молодым.
Он не знает слова «да» и слова «нет»,
Он не помнит ни чинов, ни имен
И способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это сон,
И упасть опаленным звездой
По имени Солнце…
И еще…
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве.
Пожелай мне удачи в бою.
Пожелай мне…
10 января 1991 г.Возвращение
– Привет, Амазонка, – прохрипел еле слышно Филин.
Андрей уже понял, что он опять попал в Москву в госпиталь Бурденко. Понял, но не вспомнил. Сейчас он вообще мало что помнил. Боль была не острой, а какой-то притупившейся. Казалось, что его организм уже смирился с ее присутствием, как с назойливым незваным гостем, и теперь старается на этого гостя не обращать внимания…
Ольга спала. Она сидела около кровати Андрея, облокотившись локтями на тумбочку, спала, подперев кулачками щеки. За ее спиной в окне темнела ночь и кружились снежинки. В палате, над головой Филина, где-то на стене горел маленький ночник, бросая неверный свет на милое и такое родное лицо.
Андрей попытался сообразить, откуда же в его теле брал начало ручеек боли, который растекался по всему организму мощной полноводной рекой. Кажется, это была нога, пострадавшая два года назад. Андрей пошевелил ею и получил мощный удар боли. Она, сволочь, колючим стальным обручем вдруг сжала грудь и запульсировала где-то внутри головы.
– Ухм-м-м! – застонал Андрей.
И Ольга открыла глаза.
– Андрюша! – прошептала она.
– Привет, Амазонка, – скрипнув зубами, прохрипел Андрей, не узнавая собственного голоса.
– Андрюшенька! – По ее щекам катились огромные горошины слез.
– Сырость развела, а еще медсестричка называется. Ольга, ты медвнучка, а не сестричка.
– Молчи, Андрюша, молчи. Тебе сейчас даже разговаривать нельзя!
Перед глазами все плыло, подрагивая, как дрожит раскаленный солнцем воздух. Язык, огромный и сухой, казался абсолютно чужим. И слабость…
– Я посплю немного. – Он говорил как пьяница, выпивший не меньше бутылки водки. – Что-то очень спать хочется. Ладно?
– Спи, родной! Спи, Андрюшенька! – Ольга вытирала ладошками мокрые щеки, а Андрей увидел, что она успела нажать на кнопку вызова врача. – Я только врачу скажу несколько слов, и все, а ты отдыхай.
Где-то тихонечко скрипнула дверь, и совсем рядом раздался тихий мужской голос:
– Ты меня вызывала, Ольга?
– Он вышел! Даже говорил немного! – Казалось, что она кричала шепотом.
– Ух ты! Живучий твой офицер!
В поле зрения Андрея плавно вплыла фигура мужчины в белом халате. Он подошел к Андрею и стал разглядывать его лицо:
– Как дела, спецназ? – Глаза доктора улыбались.
– Нечто среднее между «э» и «очень "э". – Сил не осталось даже на то, чтобы держать глаза открытыми.
– Да уж, немудрено. – Андрей услышал задумчивый голос, словно сквозь вату. – Ты, Ольга, теперь от него не отходи! Видишь, как все повернулось?! Не ожидал никто, я-то так точно не ожидал. Крепкий организм оказался, что и говорить! Его теперь нужно будет лечить упорно, со всем твоим старанием…
– Я его вылечу, Николай Сергеевич! Не в первый раз. Правда, в таком виде он сюда еще не попадал.
– Да, помню. Он у нас уже в третий раз, кажется? А состояние, что и говорить, такое, словно по нему танк проехал. Хорошо, что в сознание пришел, – теперь вылечим. И на пенсию…
– Вы станете его врагом… Он солдафон – без армии не сможет.
– У него нет выбора – абсолютно здоровым его после такой встряски уже не сделать, а при его специфике в армии это значит, что в первом же переплете он останется без головы. Ничего, и на "гражданке" мужики находят себе дело.
– Ему будет сложно, он же…
Сон, словно борец, схватил Андрея в жестокий захват и бросил в вату забытья, не давая дослушать. Да в общем-то Андрей не сильно и стремился. Он просто устал бороться со сном и слабостью. Его организм, дитя природы, нуждался в отдыхе. От всего…
12 января 1991 г.Поручик
«…Поизносился ты, братец-кролик, и на этот раз, наверное, точно спишут. А жаль!..»
Андрей рассматривал себя, или, вернее, бинты на своем теле и желал только одного: побыстрее подняться на ноги. Поздний вечер. Прошло уже десять минут с того времени, когда он открыл глаза, рывком выпадая из сна. Андрей чувствовал, что сон пошел на пользу, но сил не было. Андрей смотрел на Ольгу, читавшую какую-то толстенную книгу.
– Оля, – позвал он тихо.
– Андрюшенька! – она подпрыгнула на стуле. – Проснулся? Как себя чувствуешь?
– Еще не понял. Ты рассказала бы мне лучше, что это за мумию из меня сделали.
– Все будет хорошо.
– Ну, это я знаю! Давай, Амазонка, колись, что со мной и как. А то я сам не в состоянии пока понять.
– Зачем тебе?
– Хочу понять свои возможности. Давай не томи.
– Ну ладно. Сломана нога в бедре, рука в двух местах и еще два ребра.
– Пулевых, осколочных?
– Нет. Этого нет, слава богу.
– А с головой что? Что это за чалма? И почему я ничего не помню?
– Ты это… У тебя контузия была. Тяжелая…
– Ну и что? Подумаешь! В первый раз, что ли?!
– В первый…
– Не тяни, Ольга! Чай, не с красной девицей говоришь!
– Ну ладно, не сердись. Ребята твои рассказали, что тот БТР, на котором ты ехал, подорвался на фугасе. Тебя так волной отбросило, что летел метров двадцать. Прямо на камни! Отсюда и переломы.
– А голова?
– Ты был в коме, Андрюша. Больше четырех суток. Знаешь, что такое кома?
– Знаю… Значит, все, спишут?
– Спишут, родной. Если честно, то уже списали… Твой полковник приходил… Так что ты отсюда поедешь на «гражданку».
– Хрен им всем! И попутный в затылок! Я еще побарахтаюсь, Оля. Как же я без армии?!. – Андрея душили слезы обиды. Горькие, прожигающие простыню.
– Успокойся. Ну, пожалуйста! Андрюша, тебе хуже станет, тебе же волноваться нельзя! Какая же я дура!
«…Все, отвоевался, старлей! Оказывается, и ты не железный. Всего-то и прослужил два с половиной года! Эх, блин комками, как обидно! Я же еще молодой совсем, двадцать три – не возраст! И что теперь – на пенсию? Жене под одеяло бздунов пускать?..»
– А ну-ка отставить слезы, гусар! – Ольга зло прикрикнула на Филина. – С такими-то нервами точно ни одной медкомиссии не пройдешь! А еще поручик!
– Прости, Амазонка. Просто очень обидно стало, что еще ничего не успел…
– Кто? Ты не успел?! А ордена тебе давали просто потому, что ты хороший парень? – Ольга смотрела на Андрея с неподдельным изумлением. – Ты что, и правда думаешь, что мало сделал? Да ты на себя посмотри, ведь места же живого нет! Вот это да! Как был пацаном, так и остался. Наворотил за пару лет гору – не перелезешь! Дурак ты, Андрюша, дурак и есть!
– Ладно. Ты лечи меня, Оленька, – я очень хочу еще несколько лет в армии прослужить. Хорошо? Мне это нужно, Амазонка… …Шло время. Вот уже сняли гипсы с груди. Потом с руки. С ноги. А вот голова… К Андрею через день приходили специалисты-психиатры, и он видел по их лицам, что… Андрей догадывался, что его спишут, если уже не списали. Врачи хмурили умные лица, проверяя рефлексы, а Андрей злился на них и на себя. Злился и понимал, что реакция утеряна. Реакция даже не бойца спецназа, обыкновенного «пиджака». Злился, волновался, и реакция от этого становилась еще хуже