В-пех. Откройся».
На камне вспыхнул золотой иероглиф:
Из надгробия, как из кинопроектора, ударил луч света, и прямо перед собой мы увидели увеличенную копию изображенной на стеле двери – как раз такую, чтобы в проем мог пройти человек. По ту сторону портала смутно виднелись очертания совсем другой комнаты.
Я ошеломленно уставился на Сейди.
– Как ты это сделала? У тебя же раньше не получалось!
Сестрица пожала плечами, как будто речь шла о какой-то ерунде.
– Мне ведь исполнилось тринадцать. Может, я теперь много чего умею.
– Но мне-то вообще четырнадцать! – запротестовал я. – А у меня все равно не получилось бы!
– Девочки взрослеют быстрее, чем парни.
Вот и весь ответ. Я скрипнул зубами. Сколько себя помню, весенние месяцы – март, апрель и май – у меня всегда отравлены. Пока в июне не наступит мой собственный день рождения, Сейди считает себя всего на год моложе меня и ведет себя невыносимо нахально. После очередного дня рождения ей вечно начинает казаться, будто она вот-вот меня догонит, а то и сделается моей старшей сестрой. Это ли не кошмар?
Сейчас она с самодовольным видом указала на слабо мерцающий проем.
– После тебя, милый братец. Ты же у нас великий творец облака невидимости, стреляющего искрами.
Чувствуя, что еще немного, и лишусь остатков самообладания, я шагнул в портал.
И чуть не свалился прямо головой вниз. Как выяснилось, другая сторона портала открывалась зеркалом, которое висело на стене на высоте пяти футов от пола, опираясь на каминную полку, на которой я сейчас и стоял. Я еле-еле успел подхватить прибывшую следом Сейди, иначе она непременно свалилась бы на пол.
– Спасибо, – выпалила она шепотом. – Кажется, кто-то тут начитался сверх меры «Алисы в Зазеркалье».
Я огляделся по сторонам. Да-а… я-то думал, что Египетский зал роскошный… Но по сравнению с великолепием этого бального зала он мог считаться разве что пыльной конурой. На потолке медным блеском сверкали изящные геометрические узоры. Темно-зеленые колонны вдоль стен обрамляли резные золоченые двери. Белые и коричневые мраморные плитки мозаичного пола складывались в огромный узорчатый восьмиугольник. В ярком сиянии большой люстры под потолком золотая филигрань, зеленый и белый полированный камень сверкали так ярко, что делалось больно глазам.
Приглядевшись, я понял, что основной свет исходит все-таки не от люстры, а от мага в дальнем конце зала, который нараспев читал заклинание. Он стоял к нам спиной, но я сразу догадался, что это Влад Меньшиков. Сейди так его и описывала: невысокий и плотный, с курчавыми седыми волосами, в белом костюме. Вокруг его ног изумрудным пульсирующим светом сиял магический круг. Он воздел посох, и его навершие вспыхнуло ярче, чем сварочная горелка. Справа от мага, чуть в стороне от магического круга, стояла огромная зеленая каменная ваза, ростом со взрослого человека, а слева корчилось скованное мерцающими цепями существо, в котором я сразу опознал демона. Тело у него было почти человеческое, разве что чересчур волосатое и с лиловой кожей, зато вместо головы между плеч у него торчал здоровенный штопор.
– Пощадите! – стонал демон невыразительным голосом, в котором ясно слышался металл. И не спрашивайте, как демон может стонать, если вместо головы у него штопор. Могу сказать только, что этот штопор вибрировал и напоминал звучанием большой камертон.
Влад Меньшиков продолжал петь. Зеленая ваза перед ним тоже вдруг налилась пульсирующим светом.
– Смотри, – шепнула Сейди, пихнув меня в бок.
– Ага, вижу, – шепотом отозвался я. – Это какой-то обряд по вызыванию демонов или вроде того.
– Да нет же, – зашипела сестрица. – Туда посмотри.
Она ткнула рукой куда-то вправо. В самом углу комнаты, всего футах в двадцати от камина, стоял старинный письменный стол красного дерева.
Сейди уже успела пересказать мне указания Анубиса, так что я подумал: может, это и есть стол Меньшикова? Вторая часть «Книги Ра» должна лежать в верхнем ящике. Но что, если этот совсем не тот стол? Как-то слишком уж все просто… Стараясь двигаться как можно тише, мы с Сейди сползли с камина на пол и осторожно, вдоль стеночки, покрались к столу. Я всем сердцем надеялся, что мое облако невидимости не станет плеваться искрами в самый неподходящий момент.
Мы были уже на полпути к столу, когда Влад Меньшиков закончил свое песнопение. Он ударил посохом о пол, и тот застыл вертикально, только верхушка его пылала, раскалившись, наверное, до миллиона градусов. Когда маг чуть повернул голову, я заметил отблеск белых зеркальных стекол его очков. Теперь он сосредоточенно копался в карманах пиджака, не обращая внимания ни на светящуюся вазу, ни на завывающего демона.
– Ну что ты так шумишь, Смерть Пробкам? – укоризненно проворчал он наконец. Голос у него оказался даже хуже, чем описывала Сейди – как будто злостный курильщик пытается говорить сквозь лопасти вентилятора. – Ты же знаешь: для того, чтобы призвать одного из верховных богов, я должен принести жертву. Поверь, в этом нет ничего личного.
Нахмурившись, Сейди повернулась ко мне, прошептав одними губами: «Верховный бог?»
В ответ я только потряс головой, совершенно сбитый с толку. Ведь Дом Жизни категорически запрещает смертным призывать богов! Дежарден ненавидит нас именно за то, что мы имели дело с божествами. А Меньшиков вроде как его правая рука… Оказывается, он не прочь нарушить правила, установленные главой ордена?
– Больно! – жалобно стонал бедный демон. – Я верой и правдой служил тебе пятьдесят лет, господин! Смилуйся!
– Сейчас, сейчас… где же он… – пробормотал Меньшиков без всякого сочувствия. – Послушай, я непременно должен завершить обряд. Мне нужна энергия, много энергии. И получить ее можно только с помощью самой мучительной казни. Так что перестань ныть.
Наконец Меньшиков вынул из кармана самый обычный штопор и покрытый иероглифами глиняный черепок.
Приподняв эти предметы в воздетых руках, он снова начал нараспев читать заклинание:
– Именую тебя, Смерть Пробкам, Прислужник Владимира, Тот, Кто Вращается в Ночи…
По мере того как маг называл имена демона, обвивающие его цепи затягивались все туже. Умолкнув, Меньшиков поднес стальной штопор к навершию посоха и сунул его прямо в белое от жара пламя. Скованный демон дико забился и завопил. Когда металл штопора раскалился докрасна, от кожи демона повалил дым.
Я смотрел на происходящее, замерев от ужаса. Конечно, я и раньше слышал о симпатической магии. Она основывалась на том, что если между большим и малым подобиями одного и того же предмета установить связь, то можно воздействовать на больший из них через его уменьшенную копию. Чем больше сходство между подобными предметами – вот как, например, между штопороголовым демоном и обычным штопором, – тем сильнее эта связь, тем эффективнее работает магия. Использование кукол в магии вуду основано на той же самой идее.
Однако обряд экзекрации – штука очень серьезная. Она подразумевает полное и необратимое уничтожение любой сущности, при котором не только ее физическая форма, но само ее имя стирается навсегда. Проведение этого обряда требует недюжинного мастерства, потому что, если допустить ошибку в заклинании, оно может уничтожить самого мага. Но если все сделать как следует, у жертвы нет ни единого шанса уцелеть. Кем бы она ни была – обычным смертным, магом, призраком или демоном, она просто сгинет с лица земли без следа. Конечно, богов обрядом экзекрации уничтожить нельзя, но по силе воздействия это все равно что взорвать у них перед носом ядерную бомбу. Взрыв подобной силы отправит божество так глубоко в Дуат, что оно рискует никогда оттуда не вернуться.
Влад Меньшиков читал страшное заклинание спокойно и уверенно, как будто занимался этим каждый день. Он пел, штопор плавился в яростном пламени, а вместе с ним в невыносимой муке плавился и демон. Маг бросил на пол глиняный черепок, исписанный красными иероглифами – как я понял, это был список всех тайных имен демона. С последним словом заклятия Меньшиков наступил на черепок и каблуком раздавил его в мелкую крошку. Смерть Пробкам просто испарился – прямо вместе со своими цепями.
Обычно всякие потусторонние твари вроде демонов не вызывают у меня большой симпатии, но сейчас у меня прямо горло сжалось от сочувствия к бедняге Штопороголовому. Он столько лет служил хозяину верой и правдой, а тот взял и без всякого сострадания подверг его такому истязанию и казни… просто для того, чтобы облегчить себе проведение другого обряда, требующего большей магической мощности.
Как только демон исчез, слепящий огонь на посохе Меньшикова сразу погас. Вокруг изумрудного круга вспыхнули иероглифы. Большая зеленая ваза рядом вздрогнула, и из нее грянул гулкий голос:
– Приветствую тебя, Владимир. Давно не виделись.
Сейди приглушенно ахнула, и я поспешно зажал ей рот ладонью, чтобы она не вскрикнула. Конечно, мы оба сразу узнали этот голос – слишком хорошо он нам запомнился по той истории, связанной с Красной пирамидой.
– Сет, – невозмутимо приветствовал его Владимир. Я не верил своим глазам: он только что провел такой сложный обряд и даже не устал! Да еще держался так спокойно, словно разговаривал с равным себе, а не самим богом зла! – Нам надо поговорить.
Сейди отпихнула мою ладонь и встревоженно зашептала:
– Он что, рехнулся?
– Стол, – напомнил я. – Берем свиток и сматываемся. Сейчас же.
Сестрица даже не стала спорить. Редкий случай. Вместо этого она снова полезла в свою сумку.
Зеленая ваза заходила ходуном, как будто Сет пытался ее опрокинуть.
– Малахитовая ваза? – спросил бог с досадой. – Не ожидал от тебя, Владимир. Мне казалось, наша дружба позволяет мне рассчитывать на более почтительное отношение.
Смех Владимира больше походил на хрипы задушенной кошки.
– Малахит – чудесный камень, не так ли? Лучше всех сдерживает злых духов. А в этой комнате малахита больше, чем в любой другом месте на земле. Императрица Александра поступила очень мудро, заказав е