– Я не собирался ничего от тебя скрывать, – сказал он. – Просто мне трудно говорить об этом.
– К счастью, еще не поздно.
Наши верблюды тяжело рысили по песку бок о бок. Катрина попыталась не то одарить Гинденбурга поцелуем, не то плюнуть ему в морду. Гинденбург ответил на этот знак внимания звучным испусканием кишечных газов. Не лучший способ создать романтичную атмосферу для задушевного разговора между парнем и девчонкой.
Помолчав, Уолт сказал:
– Это связано с кровью фараонов. Вот вы, например, – я имею в виду вас с Картером, – являетесь потомками двух могущественных царских династий, берущих начало от Нармера и Рамсеса Великого, так?
– Ну да, так мне говорили. Думаю, я могу рассчитывать на титул Сейди Великая. По-моему, звучит неплохо.
Уолт снова подавленно умолк. Должно быть, вообразил меня в роли фараона. Согласна, есть от чего испугаться.
– Но мой царский род… – Он замялся и вдруг сменил тему: – Что ты знаешь об Эхнатоне?
– Вот так, с ходу? Ну, я полагаю, что он был фараоном. Скорее всего, египетским.
Уолт засмеялся, и у меня на душе полегчало. Если мне удастся хоть немного вывести его из состояния мрачной серьезности, ему будет легче раскрыться.
– Высший класс, – оценил он. – Эхнатон действительно был фараоном. И реформатором. Он решил отринуть всех старых богов и установить культ единственного божества – Атона, воплощавшего солнце.
– О… точно, – в моей памяти всплыли какие-то обрывки, связанные с именем этого необычного фараона. Я даже встревожилась: уж не становлюсь ли я фанаткой египетской истории вроде Картера? – Это, случайно, не тот мужик, который перенес столицу на новое место?
– Верно, – кивнул Уолт. – Он возвел совершенно новый город – Амарну. Он вообще был в некотором роде чудак и произвел множество реформ, но главное – он первым додумался, что древние боги плохие. Он запретил поклоняться им, разогнал жрецов, разрушил древние храмы. Он хотел, чтобы египтяне чтили только одного бога, но выбор он сделал довольно странный. Египтяне и прежде поклонялись богу солнца Ра, но Эхнатон ввел культ Атона – настоящего солнечного диска. Естественно, ни маги, ни жрецы других богов, в особенности бога Амон-Ра…
– Это другое имя Ра? – догадалась я.
– Более или менее, – согласился Уолт. – Так вот, жрецы, которые служили в храмах Амон-Ра, не были довольны реформами Эхнатона. После того как он умер, они уничтожили лики на его статуях, стерли его имя со всех памятников… одним словом, постарались вытравить его из людской памяти. Амарна опустела и была заброшена. Египет снова вернулся к старым богам.
Я помолчала, переваривая услышанное. Выходит, за тысячи лет до того, как Искандар издал свой закон об изгнании богов, подобная идея возникла и у некоего фараона?
– И он был твой пра-пра-пра-не-знаю-сколько-дедушка? – уточнила я.
Уолт покрепче намотал на руку верблюжьи поводья.
– Да, я один из отдаленных потомков Эхнатона. Как и потомки других династий, мы наделены некоторыми магическими способностями, но… в общем, у нашего рода есть и некоторые проблемы. Боги ведь тоже были обижены на Эхнатона, как ты догадываешься. Его сын Тутанхамон…
– Тутанхамон? – удивленно протянула я. – Так он твой родственник?
– К сожалению, да, – ответил Уолт. – Так вот, Тутанхамон стал первой жертвой проклятия. Ему было всего девятнадцать, когда он умер… и это ему еще повезло.
– Погоди-ка. Что еще за проклятие?
Именно этот момент Катрина выбрала, чтобы со скрежетом затормозить. Возможно, вы возразите, что верблюды так не делают, но тут вы ошибаетесь. Взобравшись на вершину высокой дюны, она встала как вкопанная и издала кошмарный визжаще-скрежещущий звук, куда там автомобильным тормозам. Гинденбург тоже застыл, огласив окрестности другим раскатистым звуком, сопровождающим газоиспускание.
Я поглядела вперед. Внизу, под дюной, прямо посреди бесконечной пустыни, в дымке дрожащего от зноя воздуха раскинулась зеленая долина, с полями и пальмами, размером примерно с центральную часть Лондона. В небе над ней парили птицы, в вечернем солнце поблескивала поверхность небольших озер. Среди зелени виднелись небольшие домики, от которых в небо поднимался дымок. Наверное, люди готовили еду. После долгого однообразия пустыни у меня даже глаза заболели от ярких красок, как бывает, когда выходишь на улицу из темного кинозала.
Представляю, какой восторг чувствовали древние путешественники, после долгого странствия по барханам обнаружив в песках такой вот оазис! Наверное, им казалось, что они попали в райский сад.
Но наши верблюды, как выяснилось, остановились вовсе не затем, чтобы насладиться пейзажем. От самого оазиса до нашей дюны по песку протянулась цепочка мелких круглых следочков, которую оставил стоящий сейчас перед нами кот. Кстати, весьма недовольный с виду.
– Ну наконец-то, – сказал кот.
Я тут же соскочила со спины Катрины и уставилась на него в изумлении. Не потому, что он заговорил – что я, говорящих кошек не видела? – а потому, что голос оказался знакомым.
– Баст? – воскликнула я. – Но что ты делаешь внутри этого… кто это, кстати говоря?
Кот поднялся на задние лапы и развел передние, как бы говоря: «Вот я каков!» – в то время как голос Баст ответил: «Как – кто? Это же чистокровный египетский мау! Прекрасная леопардовая расцветка, голубоватый оттенок меха…»
– По-моему, он выглядит так, будто только что побывал в блендере.
Я не хотела никого обидеть, но жизнь действительно крепко его потрепала. Шерсть торчала клочьями, части шкуры явно не хватало. Может, когда-то он был хорош собой, но я склонялась к мысли, что этот дикий котяра вел ожесточенную борьбу за существование с раннего детства. То, что осталось от его некогда пушистого меха, свалялось и слиплось от грязи, а окруженные шрамами, опухшие глаза выглядели едва ли лучше, чем у Влада Меньшикова.
Баст… точнее, кот (в общем, не знаю, кто у них был за главного), снова опустился на все четыре лапы и обиженно поморщился.
– Сейди, дорогая, мы ведь с тобой уже обсуждали, что значат для кота боевые шрамы. Этот кот – настоящий воин!
«Кажется, он больше проигрывал, чем побеждал», – подумала я про себя, но высказываться не стала.
Уолт тоже соскочил с Гинденбурга на землю и спросил:
– Баст, но как… и вообще, где ты сейчас?
– Все еще в безднах Дуата, – сказала она со вздохом. – Наверно, пройдет еще день, пока я смогу отыскать выход. Тут внизу все немного… хаотично.
– Ты в порядке? – заволновалась я.
Кот кивнул.
– Все хорошо, достаточно вести себя осторожно. Враги собирают силы. Все привычные пути, все реки бдительно охраняются. Мне пришлось двигаться в обход, чтобы не попасться им на глаза, и я не знаю, как скоро смогу вернуться. А раз равноденствие наступает уже завтра на закате, я решила послать вам весточку.
– Так значит… – Уолт удивленно поднял брови. – Этот кот – не настоящий?
– Конечно, он настоящий, – заверила его Баст. – Просто сейчас им управляет частица моего ба. Вы же знаете, я легко могу говорить через котов, хотя надолго подчинить их удается не всегда. Просто сейчас мне впервые выпал случай подвести одного из них поближе к вам. Вообще, это ужас как неудобно! Честное слово, вам надо иметь под рукой побольше кошек. Кстати, когда я уйду, этого мау нужно хорошенько наградить за службу. Вкусной рыбкой, например, или свежим молоком…
– Баст, – прервала я этот словесный поток. – Ты сказала, что прислала этого кота к нам с какой-то вестью.
– Да, верно. Апоп пробуждается.
– Но мы и так это знаем!
– Все гораздо хуже, чем мы думали, – мрачно сказала она. – Он собрал целые легионы демонов, которые трудятся сейчас над его клеткой. А еще он собирается сделать так, чтобы его освобождение совпало с пробуждением Ра. Получается, что он сам рассчитывает, что вы найдете Ра и вернете его. Это часть его плана.
От этих новостей голова у меня как будто превратилась в студень. Хотя, возможно, тут дело в Катрине, которая уже вовсю жевала мои волосы.
– Апоп хочет, чтобы мы пробудили его заклятого врага? – недоверчиво переспросила я. – Ерунда какая-то…
– Я не могу это объяснить, – призналась Баст. – Но когда я оказалась рядом с его темницей, я уловила мысли Змея. Возможно, после того как мы бились с ним столько веков, между нами возникла ментальная связь. Как я уже сказала, равноденствие начнется завтра на закате. А на следующее утро, на рассвете двадцать первого марта, Апоп собирается вырваться из Дуата, проглотить солнце и уничтожить мир. И он верит, что ваш план разбудить Ра поможет ему сделать это.
Уолт нахмурился.
– Но если Апоп хочет, чтобы наш план сработал, почему он все время пытается помешать нам?
– А разве он пытается? – сказала я.
Множество мелочей, которые неосознанно тревожили меня в последние несколько дней, вдруг совпали, представив все в ином свете. Почему Апоп только напугал Картера в Бруклинском музее, хотя Стрелы Сехмет легко могли уничтожить его? Почему мы так легко сбежали из Санкт-Петербурга? Почему Сет сам с такой охотой открыл нам местонахождение третьего свитка?
– Апоп хочет посеять хаос, – сказала я. – Он стремится разделить своих недругов, натравить их друг на друга. Если Ра вернется, среди богов может вспыхнуть мятеж. Маги и так уже разделены… Начнется что-то вроде гражданской войны, в которой не будет единого вождя. А если Ра возродится не молодым и сильным, а дряхлым и слабым, как в моем видении…
– Так что же нам, отказаться от пробуждения Ра, что ли? – озадачился Уолт.
– Нет, это тоже не вариант, – ответила я.
Баст покачала головой.
– Я в замешательстве, друзья. Не знаю, что делать.
Я лихорадочно размышляла. Катрина продолжала превращать мою прическу в липкий комок слизи, но мне сейчас было не до того.
– Нам следует придерживаться плана. Ра нужен нам. Маат и Хаос должны пребывать в равновесии, верно? Значит, если Апоп восстанет, без Ра тоже не обойтись.