– Вы не откажетесь показать нам? – спросил Уолт с энтузиазмом, которого я лично не испытывала.
– О, само собой, – ответил Безумный Клод, сияя фирменной улыбкой продавца подержанных колесниц «по бросовым ценам». – А потом мы поговорим о соответствующем вознаграждении, верно? Пойдемте, друзья. Это недалеко.
Заметка на будущее: если некий призрак предлагает проводить вас в подземный склеп и если его имя содержит эпитет «Безумный», лучше отказаться.
Пока мы шагали по бесконечным коридорам и камерам, Безумный Клод походя знакомил нас с отдельными мумиями, отпуская краткие, но емкие комментарии. Например, о Калигуле, торговце финиками: «Не имечко, а кошмар! Но раз уж вас назвали в честь императора, да еще психически неуравновешенного, надеяться не на что. Он умер, поспорив, что сможет поцеловать скорпиона». Или о работорговце Варене: «Отвратительный тип. Пытался зарабатывать на гладиаторских боях. Но если вы даете меч в руки рабу, то, сами понимаете… вот так он и умер». Об Октавии, жене командующего легионом: «Эта совсем оегиптилась! Сделала мумию из своей кошки. Потом уверилась, что в ее жилах течет кровь фараонов, и попыталась вызвать дух Исиды. Стоит ли объяснять… довольно мучительная смерть».
Он захихикал, как будто рассказывал о чем-то невероятно смешном, а мне пришлось приложить усилия, чтобы не выказать ужаса.
Но больше всего меня поражало не только невероятное количество мумий, но и их исключительное разнообразие. Некоторые в самом деле были покрыты настоящим золотом, а их портреты выглядели до того достоверными, что мне чудилось, будто они следят за мной глазами. Они покоились на украшенных резьбой мраморных постаментах в окружении драгоценных украшений, ваз и прочей утвари. Кое-где даже виднелись глиняные шабти. Другие мумии, напротив, выглядели так, словно их изготовили первоклашки на уроках труда: обернуты кое-как, иероглифы написаны небрежно, фигурки богов выполнены в стиле «палка, палка, огуречик», а портреты… все равно, как если бы их рисовала, например, я. То есть полное безобразие. Эти мумии были небрежно засунуты в стенные ниши, иногда по три штуки сразу, или просто были свалены штабелями в углах.
Когда я спросила про них, Безумный Клод только отмахнулся с пренебрежением.
– Простолюдины. Захотели подражать знати, но, поскольку денег на услуги художников и жрецов им не хватало, пришлось довольствоваться такой вот халтурой.
Я вгляделась в портрет ближайшей мумии, судя по всему, женщины. Ее лицо было намалевано кое-как, словно кто-то окунал в краску не кисть, а палец. И задумалась: наверно, это сделали для нее ее скорбящие дети: так сказать, последний подарок маме. И несмотря на то, что результат получился жутковатый, я решила, что такая забота даже трогательна. У ее детей не было ни достаточного количества денег, и талантами живописцев они не блистали, но сделали все, что смогли, чтобы снарядить ее для счастливой загробной жизни с любовью и старанием. Когда я в следующий раз увижусь с Анубисом, надо будет поговорить с ним об этом. Женщина, которую так любила ее семья, заслуживает счастливого путешествия в Страну Мертвых, даже если ей нечем заплатить за него. А снобизма хватает и в этом мире. Незачем тащить его за собой в мир загробный.
Уолт молча шагал следом за нами. Луч его фонарика задерживался то на одной, то на другой мумии, как будто он пытался угадать судьбу каждой из них. А может, решила я, он размышляет сейчас о своем предке, юном фараоне Тутанхамоне, гробница которого мало чем отличалась от этого подземного склепа.
После целой череды длиннющих туннелей и забитых мумиями камер мы оказались в просторном склепе, который выглядел гораздо более древним. Роспись на стенах поблекла, однако ее стиль показался мне более традиционным – с фигурками людей и богов, развернутыми в профиль, и иероглифами, которые складывались в настоящие слова, а не просто превратились в элементы декора. Нарисованные лица мумий уже не передавали портретного сходства с умершим, а походили на универсальные египетские посмертные маски, с широко раскрытыми глазами и широкими улыбками. Некоторые особо древние мумии почти совсем рассыпались, остальные покоились в каменных саркофагах.
– Коренные жители, – подтвердил Безумный Клод. – Знатные египтяне, которых хоронили здесь еще до того, как сюда вторгся Рим. То, что вы ищете, должно находиться где-то в этой части катакомб.
Я внимательно осмотрела погребальную камеру. Кроме коридора, через который мы прошли, из нее вел только один выход, но он был доверху завален обвалившимися сверху камнями. Уолт бродил вокруг, подсвечивая себе фонариком, а мне вспомнились слова Беса про то, что первые два свитка «Книги Ра» могут помочь мне найти третий. Я достала оба папируса из сумки и положила их на ладони, смутно надеясь, что они укажут мне путь, как загнутые проволоки лозоходца помогают ему обнаружить воду в пустыне. Увы, ничего такого не произошло.
Уолт с другого конца склепа негромко сказал:
– А это что такое?
Он стоял перед высеченной в стене нишей, где помещалась статуя мужчины, спеленатого с ног до головы, как мумия. Статуя была вырезана из дерева и украшена драгоценными камнями и золотом. В свете фонарика белый саван мужчины отливал перламутровым блеском. В руках он держал золотой посох с серебряным навершием в виде символа джед, а у его ног поблескивали золотые фигурки хвостатых грызунов – крыс, кажется. Лицо изваяния было зеленовато-голубого оттенка, как бирюза.
– Это мой папа, – догадалась я. – В смысле, Осирис… верно?
Брови на физиономии Безумного Клода неудержимо поползли вверх.
– Твой… папа?
К счастью, Уолт избавил меня от необходимости пускаться в объяснения.
– Нет, вряд ли, – решительно сказал он. – Взгляни на его бороду.
Борода статуи действительно выглядела необычно. Она начиналась тоненькими, словно нарисованными линиями, идущими от висков вдоль нижней челюсти к подбородку, где заканчивалась прямым тонким пучком волос, как будто кто-то разрисовал лицо статуи фломастером, а потом приклеил этот фломастер вместо бороды.
– А еще воротник, – продолжал Уолт. – Видишь, ему на спину свисает какая-то кисточка. У Осириса я никогда не видел такого украшения. А эти животные у его ног… это крысы? Помню, в египетской мифологии есть несколько историй про крыс, но…
– А я-то думал, что вы настоящие жрецы, – хмуро проворчал Безумный Клод. – А вы даже Птаха не узнали.
– Как-как? Птах? – Чудные имена египетских богов были мне не в новинку, но такое странное я слышала впервые. – Бог пташек? Тогда при чем тут крысы?
Клод смерил меня негодующим взглядом.
– Вы всегда ведете себя столь непочтительно?
– Обычно еще хуже, если честно.
– Новички, да еще и святотатцы, – тяжко вздохнул призрак. – Не везет так не везет. Ладно, неучи, не мне просвещать вас насчет ваших богов, но, насколько я понимаю, Птах считается покровителем ремесленников. Мы, римляне, считаем его сродни нашему богу Вулкану.
– Тогда что его изваяние делает тут, в гробнице? – логично удивился Уолт.
Клод задумчиво почесал свою полупрозрачную голову.
– Сказать по правде, никогда об этом не задумывался. Но в погребальных обрядах египтян он вроде бы действительно не участвует.
Толкнув меня под локоть, Уолт указал на посох в руке бога. Приглядевшись внимательнее, я заметила, что на его навершии символ джед соседствовал еще с одним знаком, который показался мне чем-то знакомым:
– Это символ уас, – сказал Уолт. – Он означает власть, могущество. Многие боги носят его на посохе, но мне никогда не приходило в голову, что он выглядит как…
– Ну да, ну да, – нетерпеливо перебил его Клод. – Как церемониальный жреческий нож, который используется в обряде Отверзания Уст. Нет, вы, современные жрецы, просто безнадежны. Неудивительно, что мы так легко завоевали вашу страну.
Моя рука как будто сама собой сунулась в сумку и извлекла из нее черный нож нетжери, который дал мне Анубис.
В глазах Безумного Клода блеснула алчная радость.
– О нет, простите, вы не так безнадежны, как я думал. Что ж, превосходно! Применив этот нож и соответствующее заклинание, вы сможете провести обряд над моей мумией и отпустить меня наконец в Дуат!
– Нет, – решительно отказалась я. – Тут все не так просто. Нож, «Книга Ра», статуя бога с птичьим именем… Все эти вещи как-то связаны, только я пока не понимаю как.
Уолт вдруг оживился.
– Сейди, но ведь Птах – не просто бог искусств и ремесел, верно? Его же еще иногда называют «Бог Отворяющий»…
– Э-э… как скажешь.
– Погоди, ты же сама нам об этом рассказывала на занятиях! Хотя нет, наверно, это был Картер.
– Рассказ был долгий и занудный? Тогда точно Картер.
– Но это очень важно, – стоял на своем Уолт. – Птах – это бог-творец. Согласно некоторым легендам, он создал человеческие души, всего лишь произнеся нужное слово. Он способен оживить любую душу и отворить любую дверь.
Я невольно перевела взгляд на проход, заваленный камнями.
– Открыть любую дверь, говоришь?
Снова взяв в каждую руку по свитку «Книги Ра», я прошагала к заваленному коридору. Листки папируса в моих ладонях угрожающе нагрелись.
– Точно, третий свиток там, за завалом, – сказала я. – Значит, нам нужно как-то через него пробраться.
Переложив свитки в одну руку и взяв в другую церемониальный нож, я произнесла заклинание «Откройся». Не подействовало. Тогда я вернулась к статуе Птаха и сделала то же самое. С тем же успехом.
Тогда я решила испытать другой подход.
– Эй, Птах! – крикнула я. – Прости, я тут наговорила глупостей про пташек… не обращай внимания. Послушай, мы ищем третий свиток «Книги Ра», который находится по ту сторону заваленного камнями прохода. Надеюсь, тебя поставили здесь для того, чтобы ты мог открыть нам путь. Надеюсь, тебя это не очень затруднит?
Я очень старалась, но это тоже не помогло.
Безумный Клод напряженно теребил руками подол своей тоги, как будто собирался придушить нас с ее помощью.