Слова были вежливыми, а вот голос звучал не очень приветливо. Остальные боги приветствовали нас поклоном, хотя за напряженными улыбками явственно чувствовалась враждебность. Все присутствующие выглядели очень импозантно, боги – в своих лучших доспехах, богини – в красивых платьях с богатыми украшениями. Собек, бог крокодилов (не самое мое любимое божество), нарядился в зеленую блестящую кольчугу, а из его здоровенного посоха струилась вода. Нехбет выглядела довольно чистой и ухоженной (насколько это возможно для стервятника) в своем черном наряде из шелка и бархата, в котором едва угадывались птичьи перья. Она почтительно склонила передо мной голову, но злобный огонек в ее глазах говорил ясно: будь ее воля, она растерзала бы меня на месте. Баби, бог павианов, по такому торжественному случаю почистил клыки и причесал косматую шерсть. Я заметила у него под мышкой мяч для регби – должно быть, он успел заразиться дедушкиным увлечением, пока пребывал в его теле.
Был здесь и Хонсу в своем серебристом костюме; стоял себе, подбрасывая монетку, и безмятежно улыбался. Я еле сдержалась, чтобы не наброситься на него с кулаками, но он кивнул мне так, словно мы с ним были старыми друзьями. Даже Сет явился на торжество, в том же самом дурацком красном костюме танцора диско и с черным железным посохом. Я вспомнила, что он дал обещание не пытаться убить меня лишь до того момента, как мы разбудим Ра, но сейчас он, кажется, не собирался на нас нападать. Лениво привалившись к колонне позади толпы, он приветственно коснулся рукой шляпы и ухмыльнулся, явно наслаждаясь моим замешательством.
Единственным, кто не счел нужным принарядиться, оказался Тот, бог знаний. Он явился в тронный зал в тех же потертых джинсах и лабораторном халате, заляпанном чернилами. Он некоторое время изучал меня своими небывалыми глазами-калейдоскопами, и мне почудилось, что он единственный здесь, кто испытывает к нам хоть какое-то сочувствие.
Вперед выступила Исида. Ее длинные черные волосы, заплетенные в косы, красиво струились по белому шелку воздушного платья, радужные крылья трепетали за спиной. Она тоже приветствовала меня почтительным поклоном, но и от нее отчетливо веяло холодом.
Гор повернулся к собравшимся богам, и я только сейчас заметила, что короны фараона он больше не носит.
– Встречайте! – сказал он толпе. – Картер и Сейди Кейн, герои, разбудившие нашего повелителя! Отныне сомнений быть не может: наш общий враг, Апоп, восстал вновь, и теперь мы все должны объединиться под предводительством владыки Ра.
– Рыбка, печенье, горностаи… – сонно пробормотал владыка и снова захрапел.
Гор откашлялся.
– Я присягаю на верность нашему верховному правителю и полагаю, что все вы поступите так же. Я вызываюсь охранять солнечную барку во время путешествия через Дуат этой ночью, а далее каждому из вас надлежит по очереди исполнить этот священный долг, пока бог солнца… не оправится полностью.
В его голосе звучало откровенное сомнение, что это чудо когда-нибудь случится.
– Мы непременно найдем способ одолеть Апопа! – продолжал он. – А сейчас веселитесь и празднуйте возвращение Ра! Позволь же, Картер Кейн, обнять тебя, как брата.
В зале зазвучала дивная музыка. Ра, встрепенувшись на своем троне, очнулся и радостно захлопал в ладоши, с бессмысленной улыбкой глядя на кружившихся в танце богов. Некоторые из них имели человеческий облик, а другие выглядели как клочки тумана, языки пламени или лучи света.
Исида взяла мои ладони в свои.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Сейди, – сказала она с холодком. – Наш главный враг восстал, а вы отняли престол у моего сына, нашего главного воителя, и посадили на него слабоумного старика.
– Дай ему шанс, – сказала я, хотя ноги у меня подгибались как ватные.
Гор дружески похлопал Картера по плечу, хотя в словах его дружелюбия не было ни капли.
– Я по-прежнему остаюсь твоим союзником, Картер, – сказал он, – и готов поделиться с тобой своей силой по первой же твоей просьбе. В Доме Жизни снова начнут изучать путь моей магии, и мы будем вместе сражаться с тобой против Змея. Но смотри не ошибись. Из-за тебя я уже лишился трона, а если твой выбор к тому же обернется для нас поражением в войне, клянусь: перед тем как Апоп проглотит меня, я раздавлю тебя, как мошку. А если случится так, что мы выиграем войну без помощи Ра, и окажется, что ты опозорил меня напрасно, клянусь: смерть Клеопатры и проклятие Эхнатона покажутся детскими игрушками по сравнению с теми карами, которые я обрушу на тебя и весь твой род до скончания времен. Ты понял?
К чести Картера, он выслушал бога войны даже не дрогнув.
– Ты делай свое дело, а там видно будет, – сказал он.
Гор громко, напоказ рассмеялся, словно они с Картером только что обменялись дружескими шутками.
– Что ж, теперь ступай, Картер. Посмотрим, чем обернется для нас твоя победа. Будем надеяться, не всем твоим сторонникам она будет стоить жизни… или души.
С этими словами Гор оставил нас и присоединился к празднованию. Исида улыбнулась напоследок и растаяла в воздухе мерцающей радугой.
Баст, которая все время держалась поблизости, не проронила ни слова, хотя было видно, что она с радостью использовала бы Гора вместо когтеточки.
У Анубиса вид был слегка смущенный.
– Мне жаль, Сейди, – пробормотал он. – Боги иногда такие…
– Неблагодарные? – предположила я. – Тупые? Выводящие из себя своей наглостью?
Бледные щеки Анубиса покраснели. Наверно, он принял все эти эпитеты на свой счет.
– До нас иной раз медленно доходит, что важно, а что не очень, – сказал он наконец. – Иногда нам требуется время, чтобы смириться с переменами и осознать, что эти перемены способны сделать нас лучше.
Под теплым взглядом его шоколадных глаз я была готова растечься в лужицу, как растаявшее мороженое.
– Нам пора, – перебила Баст. – Нужно навестить еще кое-кого… если вы готовы.
– Гор говорил о том, чего нам стоила победа, – негромко сказал Картер. – А что с Бесом? Он жив?
– Трудный вопрос, – вздохнула Баст. – Нам сюда.
Пожалуй, Солнечное Поместье было последним местом в обоих мирах, которое мне хотелось посетить снова.
В пансионате для престарелых богов все осталось по-прежнему. Вряд ли его обитатели вообще заметили, будто что-то в мире изменилось. Они все так же дремали в своих креслах-колясках с повешенными капельницами или невнятно напевали себе под нос древние гимны, тщетно пытаясь отыскать посвященные им храмы, которые давным-давно исчезли с лица земли.
А сейчас к ним присоединился еще один пациент. Бес в больничном халате неподвижно сидел в плетеном кресле у окна и безучастно смотрел на Озеро Огня.
Рядом с ним стояла на коленях Таурт с покрасневшими, заплаканными глазами и пыталась напоить его водой из стакана.
Не замечая текущих по подбородку капель, карлик тупо уставился на ревущий вдали огненный водопад. На его морщинистом уродливом лице играли багровые блики. Кто-то – наверное, Таурт, кто же еще? – расчесал его вечно всклокоченные курчавые волосы и переодел его в чистую синюю гавайскую рубашку и шорты, так что вид у него был вполне ухоженный. Но его брови были напряженно нахмурены, а пальцы впились в подлокотники, как будто он силился вспомнить что-то и никак не мог.
– Все хорошо, Бес, все в порядке, – ласково приговаривала Таурт чуть дрожащим голосом, заправляя ему за воротник салфетку. – Ты обязательно поправишься. А я позабочусь о тебе.
Тут она заметила нас, и ее гиппопотамья физиономия посуровела. Для милой и заботливой богини, покровительницы деторождения, Таурт выглядела довольно устрашающе, когда хотела.
– Бес, милый, я сейчас, – сказала она, похлопав карлика по коленке.
Она резко поднялась, что при ее габаритах и каблуках можно было счесть почти подвигом, и сердито отпихнула нас от кресла.
– Как тебе только совести хватило сюда явиться! – зарычала она. – Мало ты ему бед принесла, что ли?
Я чуть не разревелась и уже открыла рот, чтобы начать извиняться, как вдруг сообразила, что гнев гиппопотамихи направлен вовсе не на меня или Картера, а на Баст.
– Таурт, послушай, – попятилась Баст, вскинув ладони. – Поверь, я этого не хотела. Он же был моим другом!
– Он был твоей игрушкой, кошачья твоя душа! – рявкнула Таурт с такой силой, что некоторые пациенты в зале испуганно захныкали. – Ты такая же эгоистка, как и вся твоя порода! Ты просто использовала его, а потом выбросила за ненадобностью! Ты знала, что он тебя любит, и сумела извлечь из этого выгоду. Играла с ним как кошка с мышью…
– Неправда, – пробормотала Баст, однако волосы у нее поднялись дыбом, как бывало всегда, когда она пугалась. Ну, тут винить ее было не в чем: мало на свете существ более страшных, чем взбешенный гиппопотам.
Таурт гневно топнула ногой, так что у нее даже каблук сломался.
– Бес заслуживал большего, чем такие друзья, как ты. Он славный, и сердце у него золотое. И я – я никогда его не оставлю!
Я уже не сомневалась: сейчас начнется драка, и ясно, что кошке против гиппопотама не выстоять. Даже не знаю, что меня заставило заговорить: то ли стремление спасти Баст, то ли желание поберечь от стресса и без того несчастных пациентов, то ли груз собственной вины, но я неожиданно для себя самой вдруг выпалила:
– Мы все исправим, Таурт, клянусь своей жизнью. Мы найдем способ, как вылечить Беса.
Гиппопотамиха посмотрела на меня, и я увидела, как злость в ее глазах постепенно угасает, уступая место жалости.
– Бедное, бедное дитя, – вздохнула она, качая головой. – Я знаю, ты хочешь сделать как лучше. Но лучше не подавай мне несбыточных надежд. Я и так слишком долго жила ими. Иди посиди с ним, если хочешь. Посмотри своими глазами, что сделалось с лучшим карликом в мире. А потом уходи. Оставь нас одних. И не обещай того, что исполнить невозможно.
Она захромала на своем сломанном каблуке к медсестринскому посту. Баст стояла, повесив голову, с крайне необычным для кошки выражением стыда на лице.