– А Арридей?
– Безвреден, как трава.
– Он-то, да. Но вот рядом могла появиться другая… не Эвридика… совсем не Эвридика… кто угодно… Филипп Арридей, как знамя…
– Но пишут…
– Я тебя умоляю, и мы можем написать.
– Мы – не пишем. А они пишут.
– Заплатили и пишут.
– А…
– Хорошо заплатили…
– А…
– Очень хорошо заплатили. Они что? при этом были? как и мы, так и они…
– Кассандр бросил Афины… поспешил возвратиться с Пелопоннеса и осадил Пидну, где скрылась Олимпиас. Полисперхон, запертый военачальником Кассандра Калласом, выслал за Олимпиадой небольшой корабль, а также отправил гонца с письмом к ней, предлагая бежать на нем. Однако Кассандр узнал о содержании письма и перехватил этот корабль. Олимпиас ожидала в назначенном месте обещанного спасения.
Осада Пидны затянулась. В крепости Олимпиада располагала верными ей воинами, было даже несколько боевых слонов. На помощь родственнице вышел эпирский царь Эакид, но войска Кассандра заперли горные проходы и удержали Эакида от дальнейшего продвижения. Пока Эакид пребывал в бездействии, его подданные в Эпире взбунтовались и низвергли его… царя… впервые в истории Эпира. Кассандр же послал в Эпир править своего полководца Ликиска. Тода же Каллас сумел подкупить воинов Полисперхона, так что тот остался без армии. В крепости Пидны все слоны и большая часть лошадей погибли, начали умирать от голода и люди. Среди осажденных появилось людоедство. Многие дезертировали к Кассандру, который охотно их принимал. На его сторону стали переходить македонские гарнизоны и в других городах, за исключением Пеллы и Амфиполя.
Потеряв надежду на спасение, Олимпиас сдалась Кассандру на условиях своей личной безопасности весной, решив, что Полисперхон предал её. По её распоряжению верный ей Аристон, начальник гарнизона в Амфиполе, прекратил сопротивление Кассандру, хотя до того одерживал победы в стычках с его отрядами. Аристону обещали сохранить жизнь, но, опасаясь его популярности, Кассандр приказал умертвить Аристона.
– Кассандр обещал жизнь матери Александра… обещал жизнь ее полководцу… Как можно ему верить? И тем, кто говорил по его поручению? Он – убийца. Вот, он – убийца.
Александр…
Кассандр убил Александра?., и это тоже говорят…
Жуткий… смертельный холод…
– Олимпиас обещали сохранить жизнь…
– Кассандр?
– Олимпиас обещали сохранить жизнь…
– Кто? Кассандр?..
… – однако позже привлекли её к суду за кровь, пролитую ею. В народном собрании её заочно приговорили к смерти.
– Кассандр предложил Олимпиаде бежать в Афины, обещая корабль. Новый правитель Македонии боялся быть обвиненным в смерти матери Александра Великого. Олимпиас отказалась, предпочтя открытый суд перед македонским народом.
– Такая она самоубийца! Совершенно не гнушалась бежать на корабле Полисперхона, а бежать от любимого ею Кассандра в Афины отказалась. А сам Кассандр, который спал и видел ее смерть годами, решил спасти царицу, сына которой он убил! Ты в это веришь?
– Зная изменчивость настроений македонян, Кассандр не хотел допустить нового суда. Он послал 200 специально подобранных воинов с приказом убить Олимпиаду.
– А вот в такое я верю. В семью Антипатра и Кассандра безоговорочно верю. Послал убить.
– Воины ворвались к ней в дом, но, увидев её в царском облачении, не решились поднять руку на мать Александра.
– Получилась промашка. Случиться может и у Кассандра.
– Олимпиаду забросали камнями родственники казнённых ею. По приказу Кассандра, потерявшего брата и многих друзей за год правления Олимпиас, ей было отказано в погребении.
Кассандр не смог, да и не захотел этому воспрепятствовать. Он предложил родственникам погубленных ею людей свершить возмездие. И те, прибегнув к древнему обычаю, забили её градом камней.
«Таков был конец Олимпиады, которая приобрела высочайшее достоинство для женщины своего времени, будучи дочерью Неоптолема, царя Эпира, сестрой Александра, эпирского царя, совершившего поход в Италию, а также женой Филиппа, самого могущественного среди тех, кто правил в Европе, и матерью Александра, чьи деяния были величайшие и наиболее славные».
Часть 2Житие Деметрия
Пролог
– Осень в Одессе…
– Это еще не осень…
– Золотая осень.
– Хорошо.
– Подожди, я сейчас спрошу официанта… Будьте любезны, какие пирожные сегодняшние?
– Все.
– Так не может быть. Какие более сегодняшние?
– Я вам скажу больше: они они не только сегодняшние. Они – завтрашние.
– Поговорим о Деметрии… о рассаднике демократии Афинах…
– Это любопытно. Меня удивляет, как можно было выродиться до такой степени… так полюбить друг друга…
– Афины и Деметрий?
– Удивительно!
– А вдруг это все было не так…
– Безусловно, не так. А как?..
– Какая разница?
– Так похоже. Так перекликается…
– Я не буду говорить о политике. Только о Деметрии.
– Разумно. Только о Деметрии. И об Афинах… и…
Солнечный зайчик
Короткие рассуждения
Итак, стоит задуматься о добре и зле; можно ли, не зная зла, распознать добро… или не стоит задумываться, но как узнать зло до того, как будет нанесен вред, а знает ли хоть кто-нибудь как?.. не пустые ли это слова, или… пусть даже… мы не знаем… мы мало знаем… возможно, чувствуем… «судят не только о прекрасном, справедливом и полезном, но и о пагубном, постыдном и несправедливом, и отнюдь не хвалят невинности, кичащейся неведением зла, но считают ее признаком незнания того, что обязан знать всякий человек, желающий жить достойно».
Одним словом: не верьте ничему и никому! Стоп! Тут же больше слов. И что? Компромисс: не верь!
Спартанцы поили илотов неразведенным вином и потом показывали своей молодежи…
И, наверное, приговаривали:
– Не пейте! Не пейте!
Хотя… что ж тут пить?.. Не жили они… к примеру… в Сибири…
Человек, несмотря на громадную власть и могущество, прославился одними лишь пороками…
«Вот как надо играть»… «Вот как не надо играть»…
– А мы выпьем. К примеру… шашлыки берем… тогда красного.
– Должно быть терпкое красное вино. Кстати, а почему такое негодование… Афины… Деметрий… Почему нет?
– Они нашли друг друга. Если бы не рассказывали о справедливости, о правах… различных правах… Вот почему у Мольера такие трудности вызвал именно Тартюф? Что-то было и поострее. Но лицемеры очень опасны – их трудно распознать. В лицо они восхищались, а… и судьба распорядилась жестче, чем могла.
– У Булгакова со святошами тоже что-то… загадка прямо. Был… была… было таакое… а святоши… что-то в этом есть.
Начало
От Стратоники, дочери Коррага, у Антигона было… двое сыновей; одного он назвал Деметрием, в честь брата, другого, в честь отца – Филиппом. Возможно, однако, что Деметрий приходился Антигону не сыном, а племянником, и что отец его умер, когда он был еще младенцем, а мать сразу после этого вышла замуж за Антигона, и поэтому все считали Деметрия его сыном.
– Один сын был… не то чтобы умным, но как-то, а второй… футболистом тоже не пришлось… Одни проблемы с сыновьями…
– Можно, конечно, запутаться, но все дело в том, что, на самом деле, это неважно. Пустяки, дело житейское.
Филипп родился немногими годами позже брата и умер своею смертью.
– А вот кому повезло, без второго слова.
Роста Деметрий был высокого, хотя и пониже Антигона, а лицом до того красив… прелестный, и внушительный, и грозный, юношеская отвага сочеталась с какою-то неизобразимою героической силой и царским величием. И нравом он был такой же, внушая ужас и, одновременно, горячую привязанность к себе. В дни и часы досуга, за вином, среди наслаждений и повседневных занятий он был приятнейшим из собеседников и самым изнеженным из царей, но в делах настойчив, неутомим и упорен, как никто. Поэтому среди богов он больше всего старался походить на Диониса, великого воителя, но, вместе с тем, и несравненного умельца обращать войну в мир со всеми его радостями и удовольствиями.
– Да! Этого у него не отнимешь – выпить он любил, как никто!
– Но как-то… критично все это…
А в семье у них все было иначе! И это не преувеличение.
Деметрий горячо любил отца. Однажды Антигон принимал какое-то посольство. Деметрий вернулся с охоты и с копьями в руке вошел к отцу, поцеловал его и сел рядом. Антигон уже отпустил было послов, но тут остановил их и громко воскликнул: «И об этом не забудьте рассказать у себя, что вот как относимся мы друг к другу».
– Вот видите! А не как у некоторых! Не будем колоть правдой глаза…
В согласии с сыном и доверии к нему он видел одну из надежнейших основ своего царства и признак его мощи. До какой же степени угрюма и замкнута всякая власть, полна недоверия и зложелательства, если величайший и старейший из преемников Александра горд тем, что не боится родного сына, но подпускает его к себе с оружием в руках! И гордость его небезосновательна: пожалуй, единственный царский дом, который на протяжении многих поколений не ведал подобных напастей, это дом Антигона, или, говоря понятнее и точнее, среди всех его потомков только Филипп убил своего сына. А ведь история чуть ли ни любого престола пестрит убийствами детей, матерей, жен. Что же касается избиения братьев, то оно повсюду признавалось необходимым для царя условием безопасности.
Такова жизнь. М-да.
– Вот они любили… нежное мясо… отец и сын. Зелени побольше. Да-да.
– И что? Так и должно быть.
– А другие?
– А что другие? Если другие нос себе отрежут, то и остальные должны? Удивляемся нормальному. Так и чего удивляться, что доля ненормального увеличивается.
Друг
Вначале Деметрий отличался и человеколюбием, и привязанностью к товарищам.
– Представьте себе!
– Не может быть!
– Что вы, как маленький! Я вам говорю.
– Тогда другое дело!
При дворе Антигона служил сын Ариобарзана Митридат, ровесник и близкий друг Деметрия. Он был вполне порядочный и пользовался доброй славой, но Антигон проникся подозрениями против него, увидев однажды странный сон. Царю снилось, будто он идет красивой и обширною равниной и засевает ее крупинками золота; из них поднимается золотая жатва, но когда Антигон, немного спустя, снова приходит на поле, он не видит ничего, кроме колючего жнивья. До крайности раздосадованный и опечаленный, он слышит чьи-то голоса, что, дескать, золотую жатву убрал Митридат и бежал к Эвксинскому Понту. Царь сильно встревожился. Взявши с сына клятву хранить молчание, он открыл ему свой сон и сказал, что намерен любыми средствами избавиться от Митридата и лишить его жизни. Услышав это, Деметрий был вне себя от огорчения, и, когда Митридат, по заведенному обычаю, пришел к нему, чтобы вместе провести время, Деметрий нарушить клятву и хотя бы словом обмолвиться о разговоре с отцом не посмел, но, отведя друга в сторону и убедившись, что никого рядом нет, древком копья написал на земле: «Беги, Митридат».
Итак… Беги, Митридат… Бе-ги, Мит-ри-дат…
Потом я все удалю… сотру… с лица земли… да, у нас хорошие отношения с отцом… просто, чудесные… как же мне страшно… и все же я его предупрежу… мы на охоте… на охоте… и я готовлюсь к ней… и волнуюсь… не хочу промаха!
Беги, Митридат!..
Митридат все понял и тою же ночью бежал в Каппадокию. А сну Антигона суждено было вскорости сбыться: Митридат завладел обширною и богатой страной и был основателем династии царей в Понте, которая прекратилась примерно в восьмом от него колене, свергнутая римлянами.
О, врожденная доброта и справедливость Деметрия!
– Вот я хочу сказать, что среда заедает. Не был бы он царем, а скажем, сантехником – пил бы себе и пил. Это – на территории пост – СССР, а сантехник в Германии починял бы и починял. Без фантазий. Так люди тоже живут. А, если стать царем, то… такая жуткая судьба… или продюсером в Голливуде… вроде неплохо… притесняешь там, угнетаешь, а потом… все они объединяются в дружном порыве и цепями! цепями!!!
– Чудесно на природе!
Антигон и Птолемей
Война вспыхнула между Антигоном и Птолемеем. Сам Антигон, узнав, что Птолемей переправился в Сирию и грабит страну, а города либо склоняет к измене, либо захватывает силой, выслал против него сына, Деметрия, двадцати двух лет от роду, который впервые выступил главнокомандующим.
– А вот как он назывался? Главнокомандующий после командующего или папы главный?
– Как это? Как это? И в конце концов, что это?
– И что же вы хотите услышать?.. В самом деле?
Неопытный юнец, он столкнулся с мужем из Александрового гнезда, который уже и один, после смерти учителя, выдержал немало трудных боев, – столкнулся и потерпел неудачу, и был разбит у города Газы, потеряв восемь тысяч пленными и пять тысяч убитыми. Враги захватили и палатку Деметрия, и его казну, и всех слуг. Впрочем и добро, и слуг, так же как и попавших в плен друзей Деметрия, Птолемей ему вернул с доброжелательным объяснением, что предметом их борьбы должна быть лишь слава и власть.
– А трупы?
– Что, трупы?
– А что?..
Приняв этот дар, Деметрий обратился к богам с молитвою, чтобы недолго пришлось ему оставаться в долгу у неприятеля, но поскорее довелось отплатить милостью за милость. Неудачу, постигшую его в самом начале пути, он перенес не как мальчишка, но как опытный полководец, хорошо знакомый с переменчивостью воинского счастья, – набирал войска, готовил оружие, предупреждал восстания в городах и учил новобранцев.
Когда Антигон узнал о битве при Газе, он заметил, что Птолемей одержал победу над безбородыми подростками, но теперь ему снова предстоит иметь дело с мужами; не желая, однако, унижать гордость сына, который просил дать ему право еще раз сразиться с врагом самому, он не настаивал на своем и согласился. И спустя немного времени, во главе большого войска появляется полководец Птолемея Килл с намерением очистить всю Сирию и вытеснить Деметрия, который после своего поражения казался нестоящим противником. Но Деметрий неожиданным ударом наводит на врага такой ужас, что захватывает весь лагерь вместе с военачальником. В руки его попадают семь тысяч пленных и огромная добыча. Впрочем не столько радовали Деметрия богатство и слава, принесенные победою, сколько возможность вернуть захваченное и тем отблагодарить Птолемея за его человеколюбие. Действовать по собственному усмотрению он не решился и написал отцу. Антигон позволил сыну распорядиться добычею, как он желает, и Деметрий, щедро одарив Килла и его друзей, отправил их к Птолемею. Эти события изгнали Птолемея из Сирии, Антигон же наслаждался успехом…
– А…
– Только не рассказывайте про… я уже вам ответил. Всем.
– Так я не про трупы.
– А про что?
– Не про…
– А про что? про что?..
– Подумаешь!
Освободители
И тут Антигоном и Деметрием овладело горячее желание освободить всю Элладу, порабощенную Кассандром и Птолемеем.
– Всю?
– Всю.
– Неужели всю?
– Я тебе говорю.
Никогда ни один из царей не вел войны благороднее и справедливее, ибо те богатства, которые отец с сыном скопили, усмиряя варваров, тратились теперь на эллинов – славы и чести ради. Когда было решено сначала плыть в Афины и один из друзей посоветовал Антигону оставить город за собою, если он будет захвачен, ибо, дескать, это сходни, переброшенные на берег свободы, Антигон отверг его совет, сказав, что самые прочные сходни – это доверие и расположение, а что Афины – сторожевая башня всего света, с высоты которой весть о любых деяниях быстро домчится до самых отдаленных народов земли. Итак, Деметрий вышел в море с пятью тысячами талантов серебра и флотом из двухсот пятидесяти судов и двинулся к Афинам, где, в самом городе, правил назначенный Кассандром Деметрий Фалерский, а в Мунихии стоял сторожевой отряд. Дальновидным планам Деметрия сопутствовала удача, и в двадцать шестой день месяца фаргелиона он появился в виду Пирея, совершенно неожиданно для его защитников, а потому, когда флот стал приближаться, все решили, что это корабли Птолемея, и принялись готовиться к встрече. Лишь много времени спустя начальники, обнаружив свою ошибку, отдали необходимые распоряжения, и тут поднялось страшное замешательство, естественное и неизбежное в тех случаях, когда приходится отбивать внезапную высадку неприятеля. И в самом деле, Деметрий уже вошел в гавань, найдя проходы незапертыми, и теперь, стоя на виду у всех, приказал подать с корабля знак, призывающий к тишине и вниманию. Все примолкли, и, поставив рядом с собою глашатая, Деметрий объявил, что прислан отцом, дабы в добрый час освободить афинян, изгнать сторожевой отряд и вернуть гражданам их законы и старинное государственное устройство.
После этих слов глашатая, большая часть воинов тут же сложила щиты к ногам и с громкими рукоплесканиями стала приглашать Деметрия сойти на берег, называя его благодетелем и спасителем.
– Аплодисменты! Аплодисменты!
Деметрий Фалерский, считая, что победителю следует покоряться в любом случае, даже если он не намерен исполнить ни единого из своих обещаний, отправил к нему посольство с изъявлением покорности. Деметрий ласково принял послов, а когда те тронулись в обратный путь, в свою очередь отправил к афинянам Аристодема Милетского, одного из друзей своего отца. После совершившейся так внезапно перемены Деметрий Фалерский больше, нежели неприятелей, страшился собственных сограждан. Полный глубокого уважения к славе и нравственной чистоте этого человека, Деметрий позаботился о нем и, исполняя его желание, отправил под надежною охраною в Фивы.
– Эти гнусные граждане! Они же меня убьют! Тут же! Дорогой мой! Спаситель! Избавитель! Освободитель! Спасите!!!.. Куда угодно – только подальше от демократии!
– Так они что… любят тиранов?., в самом деле… мне не жалко…