– Я, Пирр, царь Эпира, говорю, что пришел освободить покоренные Антигоном города, и именем Зевса клянусь, если ничто мне не помешает, послать своих младших сыновей в Спарту на воспитание, чтобы они усвоили лаконские нравы и благодаря этому одному превзошли всех царей.
– Обманув этой ложью тех, кто встречался ему на пути, Пирр тотчас же по приходе в Лаконию занялся грабежами.
– Царь, но ты же уже начал войну! Ты напал на нас… без объявления войны!
– Пирр долго смотрел куда-то вглубь самого себя… потом вдруг как бы увидел послов… снова задумался… и, все-таки, не глядя на них, вроде, и не к ним обращаясь, произнес: «Никогда мы не слыхали, чтобы вы, спартанцы, открывали кому-нибудь свои намерения».
– На это один из присутствующих, по имени Мандроклид, сказал на лаконском наречии: «Если ты бог, то с нами ничего не случится – мы ничем против тебя не погрешили, если же ты человек, то найдется кто-нибудь посильнее тебя».
– После этого Пирр приблизился к Спарте.
– Ты предлагаешь, Клеоним, сразу идти на приступ, но я опасаюсь, как бы наши воины, напав на город ночью, не разграбили его. Что нам тогда достанется? Спарта и так не Афины. Не такая уж большая добыча.
Наши воины… Мои!
И достанется ли ему хоть что-то, меня вообще не интересует. Однако, соблюдем видимость. Это – важно.
– Царь, ты отложил штурм…
– Да. Я же тебе объясняю, что возьму Спарту днем. Спартанцев мало, и они не приготовлены к внезапному нападению, тем более что твой… собственно, сам Арей отправился на Крит, чтобы оказать кому-то там помощь в войне.
– Самоуверенность царя, презиравшего обезлюдевший и бессильный город, спасла Спарту.
– С кем мне тут воевать? Ночуем здесь.
– Конечно, царь. Илоты и приближенные Клеонима уже начали убирать и украшать дом.
– На следующий день нам предстоит в этом доме пировать.
– Ночью спартанцы постановили отослать на Крит женщин, но те не согласились с этим. Архидамия же явилась с мечом в Совет старейшин и от имени всех спартанок стала упрекать мужчин, которые хотят, чтобы женщины пережили гибель Спарты.
– Было решено провести вдоль вражеского лагеря ров, а справа и слева от него расставить колесницы, врытые в землю, чтобы они прочно стояли на месте и не давали пройти слонам. Когда мужчины начали работу, к ним подошли женщины, одни – в плащах и подпоясанных хитонах, другие – в одних хитонах, чтобы помочь старикам, а тех, кому предстояло сражаться, они просили поберечь силы и сами сделали часть работы.
– Утром, когда силы эпирота двинулись вперед, женщины дали мужчинам оружие со словами, что славно победить на глазах у соотечественников, но почетно и умереть на руках у матерей и жен, доблестно пав за Спарту.
Хилонида смотрела на приготовленную для себя петлю, чтобы не попасть снова к Клеониму, если город будет взят, и ждала…
Она ждала…
– Пирр приказал своим гоплитам ударить на спартанцев, которые оборонялись, выставив щиты, и пытался преодолеть ров, непроходимый потому, что рыхлая почва на краю его осыпалась под ногами воинов, не давая им твердо ступить. Сын Пирра Птолемей с двумя тысячами галатов и отборными воинами из хаонов двинулся вдоль рва, стараясь прорваться через ряд колесниц, но они были врыты так глубоко и расставлены так часто, что не только загородили дорогу воинам Птолемея, но и самим лакедемонянам мешали обороняться. Когда же галаты вырвали колеса из земли и стащили колесницы в реку, Акротат…
– Тот самый?
– Он. Заметив опасность, с тремя сотнями воинов бегом пересек город, обошел Птолемея, скрывшись от него за склонами холмов, и, напав с тыла, заставил врагов повернуться и разделить свои силы. Воины Птолемея толкали друг друга, падали в ров и меж колесниц и, наконец, были отброшены, понеся большой урон. На подвиг Акротата смотрело множество стариков и женщин, и когда, залитый кровью, гордый победой и всеми восхваляемый, он возвращался через город, он казался спартанкам еще прекраснее, и они завидовали любви Хилониды. А некоторые старики, следуя за ним, кричали: «Ступай, Акротат, взойди на ложе Хилониды, чтобы подарить Спарте достойных потомков!» Вокруг самого Пирра завязалось ожесточенное сражение, в котором доблестно бились многие воины, но упорнее всех сопротивлялся и больше всего врагов убил Филлий, когда же он почувствовал, что слабеет от множества ран, то уступил место стоявшему с ним рядом воину и умер за строем, чтобы и мертвым не попасть в руки врага.
Ночь прервала битву.
Пирр провалился в сон, как в пропасть…
Он – царь молоссов, феспротов и хаонов, и он – сам Зевс! И вся сила царя богов была у него – царя Эпира! Все молнии!
Под лучами солнца Пирр метнул молнию. Еще одну… еще… Это был невиданный восторг – он – царь богов!!!
Земля горела у него под ногами. Ему было все равно, куда он попал, но все же, обрушив самую страшную молнию, он увидел, куда. Горел Лакедемон!
– Во сне Пирр увидел, будто он мечет молнии в Лакедемон, и вся страна охвачена огнем, он же радуется этому. От радости проснувшись, он приказал военачальникам держать войско наготове, а приближенным рассказал о своем сновидении, означающим взятие города. Все были удивлены и согласились с Пирром,
И все же кому-то… нашелся и такой… сон царя не понравился: он высказал опасение, что раз нельзя ступать на места, пораженные молнией, значит, и этот город, как предвещает божество, останется для Пирра недоступным.
Царь прорычал:
– Все это вздор, достойный праздной черни! Вам же следует, держа в руках оружие, только повторять самим себе:
Знаменье лучшее всех – за Пиррово дело сражаться
– С наступлением дня он повел войска в бой. Спартанцы, обороняясь, превосходили самих себя доблестью и самоотверженностью, женщины помогали им, подавая стрелы, поднося проголодавшимся еду и питье, подбирая раненых. Македоняне собрали много хворосту и пытались завалить им ров, засыпая при этом мертвые тела и оружие. Лакедемоняне, собравшиеся на помощь, увидели Пирра, который гнал коня мимо рва и колесниц, пробиваясь в город. Оборонявшиеся подняли крик, сбежались воины, раздались вопли женщин. Пирр уже помчался вперед и налетел на стоявших перед ним врагов, когда его конь, раненный в брюхо критской стрелой, в предсмертных мучениях сбросил седока на скользкий склон. Наступавшие вместе с Пирром воины пришли в замешательство, подбежавшие спартанцы стрелами заставили их отойти. Вслед за тем Пирр повсюду прекратил сражение в надежде на то, что лакедемоняне, почти все раненные и многих потерявшие убитыми, хоть немного ослабели.
На сегодня мне хватит… это же надо… так упасть… так плохо… так плохо… давно уже такого не было… и много не надо… даже не в меня… в коня…
Грязь… грязь… одна грязь… что я здесь делаю…
Это давнее предсказание, что суждено погибнуть там, где я увижу волка, сражающегося с быком!
Когда? Когда?
– Но счастливая судьба города то ли испытывала, то ли желала показать, как велика ее власть даже в безвыходном положении, и на помощь лакедемонянам, уже терявшим всякую надежду, явился из Коринфа полководец Антигона фокеец Аминий со своими наемниками. Не успели спартанцы принять его, как с Крита вернулся царь Арей, ведя за собой двухтысячное войско. Женщины разошлись по домам, им больше не нужно было участвовать в боях, отпущены были и те, кто, несмотря на преклонный возраст, по необходимости взялся за оружие. Прибывшие воины приготовились к сражению.
– Приготовились! Тоже мне, армия! У Пирра на самом деле…
Я именно теперь… именно сейчас… захвачу этот город! именно после того, как пришло подкрепление…
– Не захватил. Не смог, хотя имел огромное преимущество. Он стал чаще проигрывать. Как вытекает последняя капля… еще вроде даже что-то есть… вытекла последняя… и все…
– Да. Все чаще и чаще. Время, но не так уж…
– У кого как… И главное… Рок непобедим.
– Не добился ничего, получил отпор и отступил. Грабил, разбойничал. Чего-то ожидал. Дождался.
– В Аргосе боролись Аристей и Аристипп. Аристипп считался другом Антигона.
– Понятно, Аристей поспешил призвать в Аргос Пирра. Пирр, всегда легко переходивший от одной надежды к другой, всякий успех считал лишь началом дела, а каждую неудачу стремился забыть и совершить новые подвиги; поэтому ни победа, ни поражение не приносили мира и покоя ни ему, ни его врагам. Немедленно двинулся он на Аргос.