Огненный тыл — страница 26 из 37

Шубин колебался – масштаб, постигшего группу, бедствия ещё не отложился у него в голове, но ощущение тихого ужаса уже подкрадывалось. Даже без детей выбраться к своим – задача сложная. А что теперь?

– Дяденьки, уведите нас отсюда. Мы вас очень просим! – протянул кто-то из детей. – Нам страшно.

Сердце сжалось, Шубин резко дёрнулся, выходя из оцепенения, прошептал через плечо:

– Иван, дуй наверх – оттащите тела в соседнюю комнату, чтобы не попались на глаза. А как пройдут дети – верните обратно, чтобы немцы ничего не заподозрили. Ещё раз осмотреться… Уходим через задние ворота, сразу в лес. Действуй! Иван, привлеки всю группу, я выведу детей минуты через три.

Смертин что-то буркнул и испарился. Шубин глубоко вздохнул, на несколько мгновений провалился в ступор: «Будут ли немцы уничтожать детей, если их захватят?» – Вопрос интересный.

Воспитательница, Лида, словно прочитала его мысли, зашептала, обдавая горячим дыханием:

– Вы слышали, товарищ лейтенант, что случилось в белорусских Мезинках и Луговце? Это было в начале июля, нам Кира Борисовна рассказывала – она водила знакомство с информированными людьми из райкома. В Мезинках бомбили железнодорожную станцию, несколько бомб сбросили на детдом – он находился в окрестностях станций. Это были большие бомбы, товарищ лейтенант. Детдом эвакуировали, но колонна ещё не тронулась, там ничего не осталось, – Лида всхлипнула. – Погибли почти все ребята, их сопровождающие. В Луговце был интернат для неполноценных детей, врождённые инвалиды, ребятишки с умственными отклонениями. Немцы взяли город, хозяйничали в нём два дня, вывезли за город и расстреляли всех евреев, изолировали мужчин призывного возраста. Потом подошли наши танки – город отбили, хотя и ненадолго. Детдом был пуст, а в овраге – за городом, наткнулись на мёртвые тела. Всех вывезли и расстреляли, представляете. Это же дети, всего лишь дети. Ну и что с того, что у них ограниченные способности? Они по-своему умные, многое могут делать своими руками.

– Так, молодые люди, – встрепенулся Глеб. – Внимание сюда!.. Все меня слышат?

Дети дружно отвечали – Да, все! Голоса окрепли, появились защитники, они уже не чувствовали себя брошенными и обречёнными.

– С этого часа считайте меня своим главным воспитателем, можете звать меня – дядя Глеб, хотя это не для всех… – он покосился за спину, но там уже никого не было. – Держимся все вместе, никто не разбегается, вперёд не лезет. Выполняйте всё, что говорят ваши воспитатели, а они, надеюсь, будут выполнять всё, что скажу им я… – он сделал многозначительную паузу.

– Конечно, товарищ лейтенант. Можете не сомневаться, – зашептала Лида. – Только уведите отсюда детей.

– Выходим по одному… Держаться кучно… Возьмите только лекарства, воду, еду, если есть. Ничего другого брать не надо.

Это было форменное безумие – меньше всего командир разведвзвода ожидал, что получит такое, даже в страшном сне не могло привидеться. Он выходил из подвала, держась за стену, светил перед собой – коридоры затейливые, сгибались.

– Дети, н давите, все успеете, – лепетали сзади воспитательницы. – Каждый держится за плечо идущего впереди – мы играем в ручеек. Все поняли? Катюша, проследи, пожалуйста, чтобы никто не отставал.

Шубин одолел последний лестничный пролёт, перепрыгивая через ступени – тела убрали, осталась засохшая кровь, но если очень быстро пройти… Он ничего не понимал в детях, у лейтенанта Шубина никогда не было детей и перспектива их завести была также далекая, как светлое коммунистическое завтра. Как с ними обращаться? Как и для чего использовать? Он злобно посмотрел на своих товарищей, столпившихся в коридоре. Кивнул Климов – осмотрелись, всё чисто.

Разведчики были, мягко говоря, обескуражены – у многих от избытка чувств отвисли челюсти и повлажнели глаза – дети выходили из подвалов, в сопровождении воспитателей, пугливо смотрели по сторонам, прижимались к женщинам. Вид разведчиков внушил дополнительный страх и было отчего – страшные, оборванные, в каких-то камуфляжных отрепьях. Ведь не объяснишь, что это маскировка.

– Вот же мама дорогая!.. – потрясённо пробормотал Чусовой. – Объясните, что это такое?

– Это называется дети, – Виктор, доходчиво объяснил Дубровский, таращась почему-то на воспитательницу Катю. – Цветы нашей жизни, наше будущее и всё такое.

Последним поднялся долговязый пацан с ушами, он испуганно завертел головой, от под ноги не посмотрел – споткнулся о последнюю ступеньку, его схватила за шиворот Екатерина.

– Коля Селин, – зашипела она. – Ты всегда самый неуклюжий, под ноги смотри. Почему другие могут, а ты нет?

– Глянь-ка – вылитый Ершов! – захихикал Баттахов. – Тоже Коляша и роста одного.

– Да иди ты в болото Айхан, – окрысился упомянутый боец. – Ничем он на меня не похож, дурак ты. Товарищ лейтенант, что будем делать? – сглотнул сержант Климов. – Работаем в обычном режиме?

– В необычном! – отозвался Глеб: – Баттахов, Смертин – вперёд, дадите знак если за воротами всё чисто. Многоуважаемые дамы – следите за своими питомцами, чтобы бежали кучно.

«А ведь это теперь твои питомцы!», – возникла и испарилась непривычная мысль.

Шубин смотрел на детей – темноволосый Павлик был, похоже, самым решительным – он тоже боялся, но сосредоточено хмурил брови, держа за руку маленькую девочку – куклу с носом-кнопкой, прятался за его спину, рыжий мальчуган с худощавым личиком неустанно вытирал рукавом сочащиеся из носа сопли, льнула к Екатерине худощавая девочка с длинными косичками, осторожно сделал шаг в сторону и высунулся в коридор бритый наголо пацан – он был одет в нарядную светлую кофту, вверх которой облегал ворот рубашки. Лида схватила его за шиворот и оттащила к лестнице.

– На выход! – мотнул головой Шубин, уловив позыв извне. – Через чёрный ход – к задним воротам и бегом в лес!


Глава девятая


Хорошо, что обувь у детей была подходящая. Очевидно, не зря Лидия блуждала по детдому в отсутствие немцев. Ребятишки наступали друг другу на пятки, испуганно ойкали, когда спотыкались, но, в общем, бежали – физическую подготовку в детдоме им худо-бедно преподавали. Дубровский наблюдал за дорогой, Конторович и Климов прокладывали тропу. Кучка людей перебежала проезжую часть, потом была короткая поляна, заросли орешника, хныкал ребёнок – ветка хлестнула по щеке, а воспитательнице не уследила. Красноармейцы нырнули в заросли следом за детьми, Шубин бежал последним, присел на корточки, маскируясь ветками. Сердце бешено колотилось о грудную клетку – откуда такое волнение. В окрестностях детдома было тихо – ни военных, ни штатских. Немцы появятся – могут заподозрить, но группа будет уже далеко.

Он глянул на часы – половина одиннадцатого, попятился в кустарник, припустил за товарищами. Лес за южной околицы села был знатный, немцы в такие дебри без крайней нужды не полезут, но и нашим в таких лесах делать нечего. Чаща выглядела непроходимой, преобладал кустарник, к тому же, трава под ногами начинала подозрительно хлюпать и прогибаться.

– Марик, Владлен!.. Господи, ну куда же вы? – кричала Екатерина, бросилась вытаскивать ребят, застрявших в сухом кустарнике.

Дубровский поспешил ей на помощь – чем они там занимались – непонятно, но дети со свежими царапинами всё же были спасены. Потом Дубровский, смущённо улыбаясь, вытаскивал Екатерину. Чусовой и Ершов шли тараном, буквально продавливали тропу, остальные просачивались за ними. Лида постоянно пересчитывала подопечных, пару раз срывалась назад, вытаскивала отстающих, кудряшки выбились из под берета, она возбуждённо дышала. Шубин постоянно озирался, бегал в хвост колонны – своих людей впору тоже пересчитывать – как дети малые. Приказ к привалу последовал через несколько минут, воспитатели рассадили детишек на косогорье. Хныкала Маша – девочка с носом-кнопкой ножку подвернула – всё в порядке было с ножкой, Катя растёрла её, сделала магические пасы, что-то прошептала низко склонившись, выжила детскую улыбку, Катя погрозила ей пальчиком не корчить тут больную. Лида усадила на пенёк пострадавшую, протёрла царапины ваткой со спиртом, дождалась пока та перестанет пищать, смазала повреждённые места зелёнкой, завершающим мазком насадила пятнышко на нос – для красоты. Кивнула кучерявому мальчонке, с умными глазами:

– Теперь ты.

– Не стоит, Лидия Андреевна. Я потерплю, это не больно.

– Садись говорю! – рассердилась Лида и Марика как ветром сдуло с косогора.

Красноармейцы сидели кучкой, с интересом поглядывали на подкрепление – неужели это в самом деле происходило.

– Как настроение, бойцы? – поинтересовался Шубин.

– Отличное, товарищ лейтенант! – неуверенно отозвался Карякин.

– Мы для вас обуза? – спросила Лида. – Простите нас, пожалуйста. А далеко до наших?

Разведчики воздержались от комментариев – уж больно не добро поглядывал их командир.

– Лидия Андреевна, а у нас покушать ещё осталось? – пряча глаза спросил ушастый Коля. – Мы ещё не ели сегодня.

Воспитательница смутилась, погладила мальчика по голове – с кормлением было туго.

– Маленький, растёт ещё, – буркнул Чусовой.

Разведчики улыбнулись.

– Ну что, мужики, поделимся с нашим светлым будущим? – объявил сержант, стряхивая со спины вещмешок. – Давайте, у кого, что осталось – мечети на стол, пусть детвора покушает.

Продуктов было с гулькин нос, последние крохи: пачка галет; банка тушёнки, выданная по большому блату – только привилегированному сословию. У детишек разгорелись глаза, они подползли ближе, неуверенно косясь на воспитателей. По женским глазам было видно, что они вообще не ели последние дни – всё, что могли добыть отдавали детям. Глеб отыскал в мешке краюху не портящегося ржаного хлеба – положил до кучи. Загадочно улыбнулся Дубровский – не иначе вспомнился нереализованный шнапс.

– Давайте, не надо стесняться, – Глеб повернулся к Лиде. – И отказываться поздно. Есть не станете – далеко не убежите.

– Спасибо… – смутилась Лида. – Вы так добры, Глеб.