В лесу постепенно темнело. Было тихо, но где-то в глубине чащи появился Сильный Зверь. Ведунья и оборотень почуяли его приближение почти одновременно. Огнеяр подобрался; по привычке ему казалось, что волчьи уши чутко встают торчком у него на затылке, шерсть на спине ощутимо вздыбилась. Елова подкинула сухих веток в огонь.
— Идет, — шепнула она, но Огнеяр знал это и сам.
Ведунья сделала ему суровый знак глазами; он неслышно отошел в дальний темный угол избушки.
Оттуда ему не была видна поляна, но он ясно слышал, как шуршат ветки, задевая могучую щетинистую спину, как трещат сучки, попавшие цод тяжелые копыта, как громко, горячо дышит Князь Кабанов. Вот он вышел на опушку… вот раздался удар, словно невидимая молния пала на землю. Сопение зверя сменилось учащенным дыханием, вырывающимся из человеческой груди. Чьи-то шаги тяжело, неуверенно прозвучали по мху, словно человек впервые встал после тяжелой болезни. Зашуршала ветка, затрещало полотно. И тяжко, словно застонав, проскрипела ступенька под тяжелыми стопами.
На пороге показался невысокий, коренастый, плечистый мужчина лет пятидесяти на вид, с короткой толстой шеей. Лицо его было коричневым и морщинистым, густые жесткие черные волосы падали с низкого лба, почти закрывая маленькие желто-зеленые глаза, густая темная борода почти скрывала черты. На нем была надета только та рубаха, что Елова повесила на ветку, подошвы его босых ног были грубы, как копыта.
— Ты где? — хрипло и невнятно выговорил он, одной ногой шагнув через порог и настороженно оглядывая избушку.
Он чуял где-то близко ненавистный волчий дух, но подслеповатые кабаньи глаза не могли различить Огнеяра в темном углу. Его низкий, не шире трех пальцев, лоб собрался недовольными морщинами.
— Здравствуй, батюшка мой! — Елова устремилась навстречу гостю с ковшом холодной воды.
— Где он? Он же здесь! — проворчал Князь Кабанов, отстраняя протянутый ему ковшик, отчего вода выплеснулась на пол.
— Выпей, батюшка! — Елова опять протянула ему ковшик. — А коли гость у нас, так не со злом пришел. Войди же!
Князь Кабанов перенес через порог вторую ногу, взял-таки ковшик и стал жадно пить. Окончив, он опять принялся оглядывать избушку, даже не вытерев мокрую бороду. Огнеяр не мог больше сидеть неподвижно, словно прячась. Бесшумно поднявшись на ноги, он шагнул вперед.
— Вечер тебе добрый, Князь Кабанов! — поприветствовал он нового гостя. — Да сделает Отец Стад дни твои долгими, угодья изобильными, а потомство неисчислимым!
Если бы эту краткую речь услышал князь Неизмир, то заплакал бы от умиления: за двадцать лет своей жизни его пасынок Дивий ни с кем и никогда не был так вежлив. Походив в звериной шкуре подольше обычного, он научился ценить в человеческом мире даже вежливое обхождение.
— Ты зачем пришел? — настороженно отозвался Князь Кабанов.
Сам он был никакому вежеству не учен. Слов он знал совсем немного, и Огнеяр в душе снисходительно пожалел его: ведь Кабана никто и никогда не учил быть человеком. Даже и ходить на двух ногах он, бедняга, учился сам.
— Я пришел к тебе с миром! — внятно выговорил Огнеяр.
— Садись, батюшка! — Елова указала Князю Кабанов на охапку свежей травы возле очага.
Видя морщины на лбу второго гостя, она поспешно схватила палку и отгребла жар к другому краю очага. Приходя к ней в человеческом облике, Князь Кабанов по-звериному не любил огня и хотел видеть лес через открытую дверь.
Огнеяр выждал, пока Князь Кабанов сядет, и только потом сел сам. Сейчас он был младшим и собирался предлагать дружбу — приходилось поумерить свою гордость. Когда требовалось, он это мог.
— Чего ты хочешь? — снова спросил Князь Кабанов.
В его маленьких глазках отражалась откровенная неприязнь. Волкам и кабанам не за что любить друг друга, и Огнеяр не ждал дружелюбной встречи. И именно эту неприязнь он хотел обратить себе на пользу.
— Я хочу помочь тебе избавить твои леса от Князя Волков, — начал он, выбирая слова, чтобы ненароком не обидеть туго соображающего кабана, прости Велесе. — Старый Хромой нанес тебе и твоим детям немало обид. Он охотится в твоих дубравах, его племя пожирает твоих детей.
— И это говоришь мне ты! — перебил его Князь Кабанов. — Скажешь, на твоей морде нет крови моих детей?
— Отец Стад позволил одним племенам питаться другими, — спокойно ответил Огнеяр. — Но я никогда не убивал твоих детей, если не был голоден.
— Если так положил Отец Стад, чего же ты хочешь?
— А хочу помочь тебе защитить твоих детей от напрасных обид. Ты знаешь, что Хромой творит с людьми в твоих землях?
— Люди! — с презрением выкрикнул Князь Кабанов, и это показалось похожим на хрюканье.
Огнеяр прикусил губу, сдерживая гнев. Это презрение старого оборотня к людям вдруг обидело его так, словно речь шла о его собственном племени. А впрочем, разве это было не так?
— Однажды Хромой превратил в волков людей, а потом он доберется и до твоего племени! — сказал он не совсем то, что ему хотелось. — А его Хорсово стадо размножится так, что волки сожрут всех твоих детей. Даже тебе самому не будет покоя…
— Я сам позабочусь о себе и своем племени! — рявкнул Князь Кабанов.
Огнеяр напряженно смотрел на него, сжавшись, как зверь перед прыжком, и в маленьких глазках Кабана не светилось ни капли человеческой мысли. Внезапно Огнеяр понял, отчего люди так боятся оборотней — в ужас приводят эти звериные глаза на человеческом лице. Неужели кому-то и его облик казался вот таким же?
— Тогда позаботься, пока не поздно! — с трудом сохраняя самообладание, воскликнул он. — Твое племя многочисленно и сильно! Ты можешь заставить Хромого Волка уважать тебя и твои леса!
— А ты чего хочешь? — опять перебил его Князь Кабанов, и белый клык Огнеяра в нестерпимой досаде впился в губу.
С трудом сдерживая клокочущее в груди рычание, Огнеяр страстно желал в этот миг вскочить в волчью шкуру и вцепиться зубами в загривок этот безмозглой туши. Елова молча сидела в углу, как темная птица, и весь ее вид говорил: «Я тебя предупреждала!»
— Я хочу… — размеренно начал Огнеяр, сдерживая рычание, но Князь Кабанов не дал ему договорить.
— Ты с самой зимы топчешь мои леса! — недовольно заворчал он, не слушая Огнеяра. — Я не звал тебя в мои земли! Ты пришел вместе с твоим Хромым Князем и охотишься здесь, не прося позволения! И еще учишь меня, что мне делать! Щенок! Я сам знаю, как мне беречь мое племя!
— Плохо же ты его бережешь! — не в силах больше сдерживаться, крикнул Огнеяр и вскочил на ноги. — В твоих землях, у тебя под самым рылом Хромой превращает людей в волков целыми десятками, а ты храпишь на своей лежке и ухом не ведешь! Плохой хозяин достался этим лесам!
— Да как ты смеешь! — Медленно тлевшее раздражение Кабана вспыхнуло гневом, он тоже поднялся, широкий и могучий рядом с легким и подвижным Огнеяром.
— Стойте, стойте! — Перепуганная Елова кинулась между ними, но Князь Кабанов отшвырнул ее в сторону.
Огнеяр мигом оказался возле порога.
— Я не трону тебя в твоих же угодьях! — резко крикнул он Кабану. — Но мы с тобой еще поговорим! Если ты боишься ссориться со старым Хромым, то я не побоюсь! Ты еще подожмешь свой поросячий хвост, когда я сам стану Князем Волков!
Одним прыжком Огнеяр оказался за порогом, мгновенно содрал и бросил на мох рубаху и волком скрылся в чаще еще прежде, чем тугодум-кабан придумал ответ. Словно серая молния, Огнеяр мчался через лес, не разбирая дороги, как будто хотел убежать от душивших его гнева и досады.
И в самом деле, вскоре они отстали. Тяжело дыша от бешеного бега, Огнеяр вышел на край болота и лег, опустив морду на лапы. Это было то самое место, где он встретил Малинку и где она будет ждать его в сумерках Ярилина дня. Уже скоро.
В голове Огнеяра эхом звучали его собственные последние слова. Высказанные сгоряча, они ему самому показались поначалу безумными. Но чем больше он о них думал, тем тверже убеждался — это единственный путь помочь Малинке и ее жениху. «Какое тебе дело, Дивий? — сам себя отговаривал Огнеяр, глядя на беспорядочную пляску синих огоньков над болотом. — Тебе-то что? Тебя ведь Хромой не трогает. И живи себе».
Но он уже знал, что жить себе спокойно он не сможет. Человек в нем оказался сильнее, чем он думал раньше.
Глава 10
Однажды под вечер к займищу Вешничей подъехал воевода из города Звончева, лежавшего выше по Белезени. Третий переход от Чуробора кончался возле Моховиков, но те не пустили постояльцев. Бабка Бажана, наученная горестями зимы, сама встала с клюкой в воротах и велела боярину с кметями искать ночлега в другом месте. Уже начался месяц травень[99], было достаточно тепло для того, чтобы переночевать и под открытым небом, но боярин запросился под крышу, и Берестень, поколебавшись, решил впустить. Воевода Пабедь пообещал за ночлег пару серебряных монет, а на чуроборских или вежелинских торгах они не будут лишними.
Пока боярин и три десятка его кметей располагались в беседе и готовили себе ужин, с лугов вернулось стадо. Широкий двор займища наполнился мычаньем и блеянием, хозяйки разводили коров по стойлам, загоняли в хлев коз и овец. Позади всех Милава вела Похвиста. Никто не посмел запрягать гордого княжеского жеребца в плуг или борону, и даже в самое горячее время пахоты он один не надрывался на работе, а вольно пасся на лугах днем, возвращаясь в стойло ночью. Милава сама приводила и уводила его, потому что Похвист не признавал никого другого: ни могучего Бебри, ни тронутого Говорка, пасшего скотину Вешничей и понимавшего языки зверей и птиц.
— Вот так конь! Красавец! Вот это да! Отроду не видал! — раздавалось от крыльца беседы, пока Милава вела Похвиста от ворот.
Бросив дела, звончевские кмети выбежали поглядеть на коня — его красоту, силу и стать они могли оценить лучше, чем Вешничи.
— Это чей же такой? — Один из кметей встал перед Милавой, загораживая ей дорогу и не сводя с Похвиста восхищенных глаз. — Я за него четырех гривен