– Она строит дифракционные решетки! – заорала Сенгупта.
– И увеличивает пиксельное раз…
– Я сказала заткнись!
Брюкс еле удержался от ответа и пробежался по камерам монахов. Двухпалатники затихли вокруг объекта поклонения: копались в своих инструментах, направляли на кожу Порции разные виды излучений, невидимых и не очень. Лианна стояла в стороне; ее камера снимала, в основном, заднюю часть шлемов – от люка, ведущего в отсек.
Разрешение лоскутного экрана, выделенного слизью для общения, улучшалось с каждой минутой; пиксели размером с ноготь разбились на пятнышки с зернышко чечевицы, те растворились в спиральных кластерах булавочных точек, а они, в свою очередь, рассыпались осколками, лежавшими за пределами разрешающей силы камер. Грани превратились в пилообразные линии, затем – в плавные закручивающиеся изгибы и, в конечном итоге, растворились в сером плоском забвении. Теперь Брюкс даже мог распознать какие-то схемы, закономерности: каждая новая геометрия казалась более знакомой, чем предыдущая; чуть сильнее дергала за полузабытое воспоминание, прежде чем отпустить и дать место следующей итерации. Ничто не застревало и не задерживалось настолько, чтобы можно было запустить туда зубы – но тут паттерны замедлились, и Ракши с Лианной почти синхронно произнесли одно слово, одна воплем, вторая шепотом:
– «Тезей».
Всего одиннадцать минут – столько понадобилось анаэробной таймшерной слизистой плесени, чтобы усовершенствовать пиксели размером с сахарные кубики до единиц, превосходящих разрешающую способность человеческого глаза. Одиннадцать минут, чтобы перейти от комы к разговору.
Протоколы первого контакта. Последовательность Фибоначчи, золотое сечение, периодические таблицы. Двухпалатники писали загадочные послания на своих такпадах и по очереди показывали их Порции; Брюкс не слишком удивился, заметив, что закрученные сообщения слизи выглядят гораздо понятнее ответов монахов.
Со стороны люка в помещение тихо вторглась тень, появился намек на присутствие за пределами сигналов со шлемов и бортовых глаз. На «Икаре» было полно слепых пятен – его камеры устанавливали не для полного обзора. Брюкс заметил нового зрителя, но постарался не обращать на него внимания.
Неожиданно Двухпалатники удивленно забормотали; Лианна тихо вскрикнула. Брюкс просканировал трансляции, где геометрические примитивы разыгрывали сложную теорию на коже Порции.
– Лианна, что случилось, поговори со мной.
– Графический интерфейс, – ответила она. – Эта штука выдает нам 3D. – Она обвела взглядом отсек, фиксируя Порцию под каждым углом. – Что-то вроде линзообразного эффекта дифракции. И эта штука следит за нами, отслеживает пять… нет, шесть пар глаз и одновременно направляет каждой отдельную дифракцию. Создает поверхность одноэкранного дисплея.
– У меня тут нет никакого 3D, – пробормотала Сенгупта. – Слишком тупая она для стереокамер.
Одиннадцать минут, чтобы понять точную архитектуру человеческого зрения. Только на интуиции и индукции за столь малое время нелья создать с нуля сенсорную систему без проникновения и вскрытий. Но, скорее всего, Порция все учебные курсы прошла еще до своего внутрисистемного прыжка. Какое бы место она не звала домом, по пути сюда она точно сделала остановку на «Тезее». И, судя по всему, людей уже встречала.
Вероятно, в прошлом без вскрытий не обошлось.
– Где Джим? – спросила Лианна.
– Здесь, – ответил Мур из глубин «Венца». Он был не на дежурстве, но срочно возвращался в игру. – Я уже иду.
– Нет, Джим, отставить. Мы хотим, чтобы ты пока остался на корабле и делился своими мыслями оттуда.
– Почему?
– Ты знаешь почему. Эта штука использует протоколы для контакта с «Тезея». Твои акции только что резко взлетели вверх.
– Это смешно, – холодно сказал Мур. – Я был на «Икаре» множество раз.
– Раньше она не проявляла активности, – в голосе Латтеродт послышался еле заметный намек на раздражение. – Ну, ладно тебе, Джим. Ты знаешь правила об агентах особой важности лучше нашего.
– Знаю, – согласился он. – Поэтому мое экспертное мнение в данном случае выше вашего. Я иду на «Икар».
Молчание по связи. На куполе сигналы, идущие с камер на шлемах, завертелись и закивали.
– Ладно, – ответила Лианна. – Только скафандр не забудь.
Брюкс и Сенгупта, последние друзья из детского сада. Они следили за тем, как Мур, забравшись в форпик, натягивает скафандр. Как Офоэгбу и компания вернулись к своим ритуалам у алтаря первого контакта, и как Порция продолжает итерировать украденными протоколами. Ракши буркнула что-то о примитивном языке, но Брюкс видел лишь плазменные участки и танцующих человечков из палочек.
– А там тепло, – заметила Сенгупта. Дэн едва ее расслышал.
Наверху, в углу фасеточного глаза, одна из Двухпалатников – Амина, согласно надписи внизу окна, отвернулась от алтаря и вылетела из святилища; спустя секунду за ней последовала Эулалия. Обе направились обратно к стыковочному шлюзу. (Брюкс даже возмутился: похоже, монахи считали Мура настолько убогим и тупым троглодитом, что, по их мнению, он мог заблудиться без парочки взрослых, показывающих дорогу.)
На видео перед полковником проплывали металлические кишки: решетки, переборки, трубы и провода лениво вращались вокруг его оси. Ориентиры проносились гораздо быстрее, чем обычно на сигналах от Двухпалатников: радиаторная решетка, перекресток в форме буквы «Т», ведущий к накопителю антипротонов – ряду светящихся розовых баков высокого давления, которые Дэн не смог найти ни на одной схеме. Мур двигался так, словно здесь родился; обогнул последний угол, точно дельфин, меняющий курс, и оказался у цели. Лианна и Офоэгбу посторонились, дав ему пролететь.
Почему-то он не встретил Амину и Эулалию. «Наверное, срезал путь, – подумал Брюкс, глядя на какой-то невзрачный коридор, парящий на их камерах. – Будет вам уроком».
Тихие завывания из святилища. На камере Лианны Мур, стоявший слева от сцены, нахмурился, видимо, выжимая смысл из этих звуков.
– Я думаю, что вижу проблему, – сказал он, помолчав.
Где-то – где? – Эулалия и Амина остановились. Явно сомневаясь, они повисели, глядя друг на друга, потом медленно развернулись спина к спине, двуликим Янусом. Указатели и предупреждающие полосы висели вокруг люка вдалеке: хранилище паров водорода, двигательный отсек. С той стороны уже был глубокий вакуум.
– Все, как вы говорили, – сказал Мур в святилище. – Это стандартные протоколы.
Его камера держала фокус на картинах Порции. Лианна смотрела на полковника сбоку. Тот поднял визор: щеку скрывал шлем, но профиль Джима было хорошо видно. Узел по фамилии Офоэгбу не смотрел ни на Мура, ни на Порцию, а сквозь открытый люк, в коридор за ними…
«Секундочку, – подумал Брюкс. – Разве там не должна была…»
Тень, намекавшая на чье-то незримое присутствие у люка, исчезла.
Мур произнес:
– Оно использует те же протоколы, что и мы.
Несколько минут назад там стояла Валери, а теперь куда-то ушла.
– Оно отражает наши собственные протоколы, это чисто механическое повторение.
«Амина и Эулалия пошли не Джима встречать, – размышлял Дэн. – Они стопроцентно выслеживают Валери…»
Он вытащил вперед их сигналы. Камеры по-прежнему смотрели в противоположные стороны, видимо, обеспечивая полный круговой обзор объединенному визуальному полю. «Икар» дрейфовал вокруг них, как сновидение с высоким разрешением.
– Мы говорим не с инопланетным разумом, – продолжил Мур. – Мы общаемся с зеркалом.
Брюкс что-то заметил – крохотную искорку в правом верхнем углу сигнала с камеры Амины. Тусклую звезду, плывшую в бризе переработанного воздуха. Дэн вызвал меню стереокамер, выбрал 27Е – РЕАКТОР ПАРОВОГО ЯДРА – ВНЕШН. КОРИДОР. Тот же самый коридор, но вид сверху. Теперь он уставился на два открытых шлема; мерцающая звездочка парила перед ними. Брюкс увеличил картинку и увидел осколок стекла – или вроде того, – размером едва ли с заусенец. Здесь что-то разбилось.
«Икар» – место большое. Бесконечное пространство, дышавшее сквозь тысячи километров воздухопроводов. И стеклянное пятнышко могло появиться откуда угодно.
– Если хотите добиться какого-то прогресса… – сказал Мур.
«Никаких признаков растяжения или усталости металла ничего не взрывалось не ломалось поблизости нет никаких осколков.
… нужно туда сходить и проверить для надежности…»
– …вам нужно сломать стандартные протоколы.
В святилище полковник вытянул руку. Офоэгбу ринулся к нему, хотел помешать, но было уже поздно: на ладони Мура вспыхнула крохотная яркая фигурка – голограмма, приношение в форме человека.
– Это мой сын, – голос Мура, тихий и спокойный, разнесся по каналу. – Ты его знаешь?
Интерфейс Порции свернулся и исчез.
«О, черт, черт».
– О черт о черт, – Сенгупту рядом заело в полной синхронии с голосом, паникующим в голове Брюкса.
– Заткнись! – крикнул Дэн, и, к его удивлению, оба подчинились.
Рука Мура не двигалась. Приношение спокойно светилось. Порция лежала молча на своем алтаре, в то время как каждый сапиенс на расстоянии ста миллионов километров затаил дыхание.
Секунды тянулись бесконечно, а потом посередине ее шкуры открылся одинокий яркий глаз. Из зрачка полился свет; он фонтанировал, кружась, по полотну из меланина и магнетита, потом, наконец, застыл в образе фигуры с руками и ногами. Сири Китон взглянул на самого себя, слегка раскинув руки ладонями вперед.
Брюкс подался навстречу сигналу:
– Еще одно отражение.
Сенгупта щелкнула, цыкнула и покачала головой.
– Это не отражение посмотри на руку на правую руку, – она увеличила картинку для его удобства: от запястья до кожи между указательным и средним пальцами бежала неровная линия. Будто кто-то разорвал Китону руку, прямо до запястья, а потом склеил ее обратно.
Брюкс взглянул на Сенгупту, пытаясь вспомнить:
– Этого нет на снимке Джима.