Ужас. Вот что в них было. Настоящий ужас.
Мы – мертвецы
Специалист Тарра Калмю исчезла. Утром все видели, как Росситер сообщила эту новость Мэддоксу, и во время разговора тот из Весельчака с вечной придурковатой улыбкой превратился в лейтенанта Камнелица. С другими бойцами он говорить на эту тему отказался. Силано умудрился перехватить Росситер по пути на вертолетную площадку, но сумел выжать из нее лишь пару слов о том, что Калмю «перевели».
Метцингер поначалу посоветовал им не задавать вопросы. А потом отдал такой же приказ.
Но как замечает Тивана – Асанте встречает ее вечером на погрузочной площадке, Тивана сидит, прислонившись спиной к столу, заваленному деталями от машин – можно задать кучу поисковых запросов, ни разу не воспользовавшись знаком вопроса.
– Коллега-труп.
– Коллега-труп.
Так они друг друга приветствуют с тех пор, как узнали, что у них много общего. (Тивана погибла во время атаки реалистов в Гаване. Самый худший отпуск в жизни, по ее словам). Они – единственные из Зеро, (пока, по крайней мере) кого воскресили из мертвых. Поэтому остальные их слегка побаиваются.
И держатся поодаль.
– Гэрин видел ее последней, у «Дыры памяти». – Тивана в смарточках, настроенных на общественную сеть. Конечно, так ей можно заглянуть через плечо, но зато командование не особо мониторит виртуальную активность. – Она болтала с какой-то рыжей женщиной, у той еще было лого «Хансон Геотермал» на куртке.
Две ночи назад Метцингер спустил всех с поводка, наградив за подавление атаки реалистов на гиланд «Созвездие». Они отправились в Банф отдохнуть в реальном мире.
– И?
Отсветы из-под очков раскрашивают щеки Тиваны мерцающим сиянием.
– И полицейский дрон нашел труп женщины, подходящей под это описание, у какой-то общественной трахбудки буквально в двух кварталах к югу. В ту же самую ночь.
– Ох, – Асанте садится на корточки рядом с Тиваной, та сдвигает очки на лоб. Подрагивающий глаз, покачиваясь, смотрит на него.
– Да, – она тяжело вздыхает. – Судя по ДНК, это была некая Никки Стекман.
– И как…
– Они не говорят. Только просят сообщить, если кто-нибудь что-нибудь видел.
– А есть свидетели?
– Ушли они вместе. Завернули в переулок. И больше никаких данных с камер, что странно.
– А там реально не могло быть камер? – бормочет Асанте.
– Нет. Полагаю, что нет.
Они с минуту сидят молча.
– И что ты думаешь? – наконец, спрашивает она.
– Может, Стекман не любила грубо, и дело приняло скверный оборот. Ты же знаешь Калли, она… ей не всегда нравится ответ «нет».
– Нет чему? Мы же все на антилибидниках. Зачем она вообще…
– Она никогда никого не убивала из-за…
– Может, она и не убивала, – говорит Тивана.
Асанте моргает:
– Ты считаешь, она превратилась?
– Может, не по своей вине. Возможно, имплантаты каким-то образом включились, ну, рефлекторно, что ли. Калли увидела непосредственную угрозу, или ее лучшая половина так все интерпретировала. Взяла контроль на себя и разобралась с проблемой.
– Но оно же не должно работать так.
– Оно и нервную систему Сакса не должно было поджарить.
– Да ладно тебе, Соф. Это ж древняя история. Нас бы не отправили на задания, не пофиксив все эти темы.
– Да ну, – ее больной глаз целенаправленно смотрит на его больную руку.
– Наследные глюки не в счет. – Нервы, задетые при операции, лишний миллиампер, проникший в веретенообразную извилину. Какой-нибудь сбой есть у каждого. – Мэддокс говорит…
– Ой, ну разумеется. Мэддокс очень хочет все подчистить. Только на следующей неделе. Или в следующем месяце. Пока приживутся последние отладки, или пока не будет каких-нибудь локальных, сука, конфликтов где-нибудь на Камчатке. А в зомби-режиме глюки даже не проявляются, так чего парится?
– Если бы они считали имплантаты дефективными, то не отправляли бы на задания.
– Ну, что ты, – Тивана разводит руками. – Ты говоришь «задания», я говорю «полевые испытания». В смысле, дух товарищества – это круто! Мы на передовой, мы можем быть Зеро! Но ты просто взгляни на нас, Джо. Силано был мятежником в Рио. У Калмю полно обвинений в неподчинении приказам. Тебя и меня соскребли с обочины. Никого из нас явно нельзя назвать особо выдающимся индивидом.
– А разве не в этом смысл? Что любого можно превратить в суперсолдата?
«То есть любое тело».
– Джо, мы – лабораторные крысы. Они не хотят поджарить мозги отличникам из Вест-Пойнта из-за бета-версии, потому чистят баги сейчас. Если программа пойдет вширь, нас тут уже не будет. А значит… – Она тяжело вздыхает. – Это имплантаты. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Надеешься?
– А ты, значит, предпочитаешь вариант, что Калли превратилась в берсерка и без всякой причины убила гражданскую?
У Асанте покалывает в затылке, наверное, психосоматика, он старается не обращать на это внимания и говорит:
– Росситер не стала бы говорить о «переводе» в таком случае. Тогда бы речь шла о военном трибунале.
– Да она никогда не заведет речь о военном трибунале. Когда речь будет идти о нас.
– И то верно.
– Сам подумай. Ты хоть раз видел тут какого-нибудь политика, который приехал посмотреть, куда идут деньги налогоплательщиков? Или хоть одного офицера на базе, помимо Метцингера, Мэддокса или Росситер?
– То есть все это незаконно.
Едва ли это откровение.
– Причем настолько, что, считай, у нас тут царят обычаи каменного века. Мы не знаем, сколько на нас приходится обеспечивающего персонала. Девяносто процентов всей поддерживающей инфраструктуры находятся вне базы, а тут сплошные роботы и телеопы. Мы даже не в курсе, кто нам черепа вскрывает. – Тивана склоняется к нему в сгущающейся тьме, пристально смотрит здоровым глазом. – Это все вуду, Джо. Может, программа и началась с малого, с каких-то элементарных вещей, но сейчас? Ты и я, мы, черт побери, зомби, в буквальном смысле. Мы – воскрешенные трупы, которые танцуют на ниточках, и если ты думаешь, что Персефона Общественная с этим примириться, то ты веришь в нее гораздо сильнее, чем я. Думаю, что о нас не знает Конгресс. И парламент не знает; могу поспорить, что в КСО о нас даже не в курсе, максимум там есть какая-нибудь строчка в бюджете под грифом «психологическое исследование». И они просто не хотят знать. И если все так старательно держат в тени, неужели они позволят какому-то банальному судебному процессу выволочь всю подноготную на свет?
Асанте качает головой:
– Но все равно должна быть подотчетность. Какой-то внутренний процесс.
– Так вот он и есть. Ты исчезаешь, а они говорят, что тебя перевели.
Он на секунду задумывается:
– И что нам делать?
– Для начала поднимем бунт в столовой. Потом маршем пойдем на Оттаву, требуя равных прав для трупов, – Тивани закатывает глаза. – Мы ничего не будет делать. Ты, кажется, забыл: мы умерли. Юридически мы больше не существуем, и если только ты не заключил сделку сильно лучше, чем я, у нас есть единственный способ что-то изменить – не высовываться, пока нас не отправят в почетную отставку. Мне не нравится быть мертвой. Я бы очень хотела когда-нибудь снова воскреснуть. А пока…
Она снимает очки с головы. Выключает их.
– Мы будем действовать осторожно.
Рикошет
Сержант Коджо Асанте действует очень осторожно. И когда идет в бой против реалистов и борцов за права ИИ. И когда его натравливают на хорошо оснащенные частные армии, ведомые идеологией и выгодой, на оборванных повстанцев, воющих лишь из-за жажды и отчаяния, на отбившиеся от рук дарвиновские Банки и неизбежных религиозных экстремистов, которые – спустя четверть века после завершения Темного Десятилетия – так и не прекратили увечить и уничтожать во имя своих Невидимых друзей. Все идет хорошо, пока не приходит двадцать первый месяц его срока, и Асанте убивает троих невооруженных детей где-то неподалеку от побережья Гондураса.
Зеро поднялись из глубин Атлантики, чтобы взять штурмом один из бесчисленных гиландов, путешествующих по океаническим течениям. Иногда их используют беженцы, и на таких гиландах ютятся тысячи людей; другие служат укрытием для аферистов и налоговых уклонистов, которые с радостью плюют на ограничения постоянных юрисдикций. Есть и военные, они покрыты слоем хроматофоров и нанотрубок, глушащих радары: это искусственные острова больше любого аэропорта, невидимые для людей и машин.
«Caçador de Recompensa» [242] – рыбная ферма, семейный бизнес, зарегистрированный в Бразилии: два скромных гектара низкобортных конструкций на корпусе в виде пончика с кучей плавучих садков посередине. Сейчас гиланд оккупировали силы, верные последней инкарнации «Сияющей тропы». Та до сих пор процветает, так как ее источники снабжения не имеют конкретного адреса – и, как напомнил Метцингер перед погружением, лучше предотвратить битву, чем выиграть ее. Если «Тропа» не сможет кормить свои войска, может, она не пустит их в бой.
Фактически Зеро отправили на миссию спасения.
Асанте подслушивает звуки битвы, вдыхает смрад нефти, соленого воздуха и гнилой рыбы, а картина мира от Злого Близнеца проносится перед глазами кляксами света и непонятными вспышками данных с миллисекундной продолжительностью жизни. Ну если не считать мишеней, разумеется. Если не считать кратких стробоскопических мгновений, когда ЗБ захватывает цель, и лица замирают, а потом расплываются: парочка южноазиатских мужчин в комбинезонах, сжимающих в руках «Хеклер и Кохи». Раненный древний «ЧжанЛу», покачивающийся на двух с половиной ногах, луч из его MAD [243] -пушки дрожит так, что уже ничего поразить не может. Дети в спасжилетах, два мальчика, одна девочка; судя по виду, им лет семь, десять максимум. Каждый раз Асанте чувствует отдачу автомата, а потом ЗБ тут же переключается на следующую жертву.