«Локхид» сбрасывает их у подножия полуразрушенной пристани. Заброшенные магазины и пустые накренившиеся трейлеры словно нахохлились под мокрым снегом. Когда-то тут был порт; потом заправочная станция ЗапПола еще до того, как появилось само слово «ЗапПол», до того как из-за апокалипсической погоды в Арктике стало проще все запихнуть под воду. Какое-то тут жили рабочие с шахты, а потом из Нанисивика вывезли все ценное и заполнили другим материалом.
На интерфейсе 15:05, осталось меньше часа, если они хотят добраться до цели к закату. Мур ведет их по суше: по обветренным камням, вымоинам и блестящей прыщеватой поверхности, похожей на марсианскую. В полутора километрах от входа в могильник лейтенант приказывает пересесть всем на заднее сиденье.
Под новым управлением ноги Асанте ускоряют темп. Мир тут же размывается. Впрочем, здесь, на ветру, в ослепляющей метели, разницы все равно никакой нет.
Вроде бы вдалеке кто-то ревет и бежит. Чуть ближе слышится характерный разряд Е-40. Это не ЗБ. Глаза Асанте целомудренно скрыты туманом.
Через десяток шагов ветер исчезает. Еще с пяток, и поток ледяных игл превращается в легкий дождь, потом в морось. Асанте слышит мягкий скрежет тяжелого металла, так отпираются огромные засовы. Отряд проходит через какой-то портал, и сразу становится темнее раза в два. Позвякивание пряжек и стук ботинок тихим эхом отражаются от каменных стен.
Вниз. Плавный поворот налево. Гравий, пятна разбитого асфальта. ЗБ переступает через невидимые препятствия.
И останавливается.
Похоже, весь отряд замер; даже дыхания не слышно. Суперсаккадный бег, мерцающий в тумане, вроде бы ускоряется. Впрочем, у Асанте может просто воображение разыгралось. Где-то далеко под землей капает вода, разбиваясь о твердую поверхность.
Зеро тихо рассредоточиваются. Асанте – всего лишь пассажир, но шаги понимает, чувствует, как ноги несут его вбок, как он опускается на колени. Подкладки на локтях не оставляют пространства для тактильного фидбека, но поверхность под ним плоская и грубая, словно стол, покрытый наждачкой.
В воздухе стоит терпкий животный запах. Неподалеку что-то тихо пыхтит. Шевелится что-то большое, его движения медленные, сонные.
«Может, кто-то оставил дверь открытой, и сюда что-то залезло…»
На ум приходят только гролары: чудовищные медведи, гибриды, зародившиеся на стыке двух экосистем, когда те из-за растущей нагрузки врезались друг в друга.
Ворчание. Низкий рык.
Звук нарастающей скорости.
Выстрелы. Рев, оглушающе близкий, скрежет металла о металл. Мерцающее тактическое гало неожиданно затухает: сетевой трафик обрушивается полностью.
Потом валится вся сеть: обмен пешками, Зеро жертвуют собственной локалкой, лишь бы подавить вражескую. Справа трещит MAD-пушка Мура. Секунда обжигающей жары, когда луч задевает руку Асанте; Мур задал широкий угол, но он промахивается. ЗБ вырывается из укрытия, прыгает, прицеливается. На одну кристаллическую миллисекунду Асанте видит стену грубой бледно-коричневой шерсти, она так близко, что можно дотянуться, каждый фолликула в фокусе.
Смыкаются облака. ЗБ дергает за спусковой крючок.
Рев. Скрежет огромных когтей по камням. Вонь невыносима, но ЗБ уже разворачивается за свежей жертвой, и щелк! – стоп-кадр чудовищных медвежьих челюстей на морде, широкой как дверь; щелк! – тоненькие коричневые ручки поднимаются навстречу атакующему врагу; щелк! – маленький мальчик с веснушками и пшеничными волосами, а потом Асанте снова слепнет, но чувствует, как ЗБ нажимает на спусковой крючок и хлоп хлоп хлоп – «Это же дети сукасукасука» – а ЗБ снова меняет курс и щелк! – крохотная спина шерстяная шуба черные волосы развевающиеся во вспышке от выстрела.
«Только не снова. Только не снова.
Дети-солдаты. Террористы-смертники. Веками».
Но в ответ никто не стреляет.
Асанте изучил звук каждого оружия, которое может использовать отряд, до малейшего щелчка или хлопка: шипение MAD-пушки, лай «Эпсилона», любимого «Олимпика» Акосты. И сейчас слышит только их, больше ничего. В кого бы они ни стреляли, те не отвечают.
«Во что бы мы ни стреляли. Ты слепой урод, убийца. Ты стреляешь в восьмилеток. Снова».
Опять стрельба. И по-прежнему никаких голосов, кроме последнего животного рева, сменившегося мокрым бульканьем и тяжелым шлепком мяса о камень.
«Это хранилище ядерных отходов в Заполярье. Что тут вообще делают дети?
А что – я?
Что я?»
И неожиданно Асанте видит слова. «Все тавтологии – это тавтологии», и ЗБ опять под лестницей, двери подвала закрываются, а Коджо лихорадочно хватается за поводья, возвращает свою жизнь и открывает глаза:
Как раз вовремя, чтобы увидеть, как мальчик с веснушками и в грязных шкурах сидит на плечах Райли Гэрина и проводит острым осколком стекла по его горлу. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как ребенок спрыгивает с тела, подхватывает пушку Гэрина и легко кидает ее азиатской девочке в замызганной набедренной повязке. Оружие летит через тускло освещенную пещеру, а девочка плывет по воздуху к окровавленному Джиму Муру. Асанте видит, как ребенок протягивает руку за спину и ловит автомат прямо в воздухе, даже не оглянувшись.
Это не просто танец, не командная работа. Они двигаются вместе, как пальцы на одной руке.
Гролар кучей валяется у полуразрушенного автопогрузчика, огромная рыжевато-коричневая тварь все еще загребает воздух массивными когтями, хотя из дыры у него в боку хлещет кровь. Мальчик, судя по всему, откуда-то из Южной Азии, у которого начисто отстрелена левая ладонь («может, это сделал я»), пригибается и вьется вокруг павшего гиганта. Мальчик… использует медведя, зубы и когти зверя образуют запретную зону, в которой гарантированно могут разорвать кого угодно на расстоянии трех метров. Почему-то эти зубы и когти с ребенком не соприкасаются.
Зато они коснулись Акосты. Карлос Акоста, любитель солнечного света и природы, лежит, разорванный посередине, уставившись в пустоту.
Гэрин падает на пол, кровь хлещет у него из горла.
«Это просто дети. Оборванцы. Безоружные».
Девочка отскакивает от грубо обработанных стен и окаменевшей техники, и наводит на Асанте автомат Гэрина. Ее голые ноги, кажется, даже не касаются земли.
«Они дети они же просто…»
Тивана отталкивает его с дороги, луч с шипением проносится мимо. Воздух сверкает, парит. Асанте ударяется головой об оснастку, трубы и ребристый металл, отскакивает от стали, падает на камень. Тивана приземляется прямо на него, ее глаза лихорадочно дергаются.
И останавливаются.
Это секунда настоящей паники, когда глаза замирают и фокусируются – «она меня не узнает она фиксирует цель фиксирует цель» – но что-то сияет в них изнутри, и Асанте видит, что они не выискивают жертву. Просто смотрят.
– Софико?
«Что бы ни случилось, я тебя прикрою».
Но Софико уже нет, а может, ее тут никогда и не было.
Провал памяти
Мур сдает его Метцингеру. Тот смотрит на Коджо, молчит, но его взгляд говорит все: потом нажимает на переключатель и отправляет Асанте в режим пассажира. Даже не говорит оставаться на заднем сиденье. Да ему и не нужно.
Асанте чувствует стеклянную поверхность такпада под рукой ЗБ. Ладонь поначалу лежит неподвижно, как у трупа; потом взрывается серией нечеловечески быстрых постукиваний и смазываний; снова замирает. Перед глазами Асанте стоит яркое марево, иногда кто-то кашляет, бормочет, но больше ничего не прерывает глухой рев от двигателей «Локхида».
ЗБ допрашивают. Отчасти Асанте даже интересно, что тот говорит о нем самом, но на волнение нет сил.
Он не может поверить, что все погибли.
Без контроля
– Сержант Асанте, – майор Росситер качает головой. – А мы так сильно на вас надеялись.
Акоста. Гэрин. Тивана.
– Вам нечего сказать?
Хочется сказать так много. А вырывается все та же старая ложь:
– Они же были просто… дети…
– Возможно, именно эту надпись мы вырежем на могилах ваших товарищей.
– Но кто…
– Мы не знаем. Можно было бы заподозрить реалистов, но техника глубоко противна всему, за что они борются. И у них нет таких возможностей.
– Они же были практически голые. Это походило на гнездо…
– Скорее на рой, сержант.
«Пальцы одной руки…»
– Не как вы, – говорит она, словно прочитав мысли Коджо. – Сеть Зеро крайне… неэффективна, если подумать. Множество разумов, несколько голов, все действуют независимо, основываются на одной и той же информации и приходят к одному заключению. Бессмысленное дублирование усилий.
– А эти…
– Голов много. Разум один.
– Мы же подавили все частоты. Даже если там была сеть…
– Мы думаем, они так не работают. Скорее всего… у них биорадио, можно и так сказать. Вроде мозолистого тела с квантовой запутанностью, – Росситер хмыкает. – Но если сейчас ученые скажут мне, что мы встретили эльфов, придется им поверить.
«Caçador», вспоминает Асанте. Как много информации от одного маленького трупа.
– Зачем использовать детей? – шепчет он.
– О, Коджо, – Асанте даже моргает от такой перемены; Росситер этого, кажется, не замечает. – Они в последнюю очередь хотят использовать детей. Почему, по-твоему, их скрывали в океане или в арктической шахте? Речь не об имплантатах. Это генетическое, их породили. Их пришлось защищать, прятать, пока они не вырастут и не… созреют.
– Защищать? Бросив в могильнике для ядерных отходов?
– Бросив, да. Совершенно беззащитных. Как ты сам видел. – Асанте в ответ молчит, и майор продолжает. – Это же прекрасное место, на самом деле. Соседей нет. От отходов тепло, можно разводить теплицы, скрыть свой тепловой след. Ни один спутник не засечет линии снабжения. Нет характерных электромагнитных волн. Судя по всему, там взрослых не было, дети просто… жили на подножном корме, так сказать. У них даже оружия не было, или они не хотели с ним связываться. Зато использовали медведей, ни много ни мало. А потом ваши пушки против вас. Может, они – минималисты, ценят импровизацию. – Она саккаднула что-то на такпад. – Может, хотят, чтобы мы гадали.