– Кто еще? – перевел он тяжелый взгляд на опешивших кметов.
– Он его убил, – зашелестели голоса. – Убил Мотяшку… Убийца… Оборотень… навья тварь! Бей нечисть!
На голоса стали сбегаться люди. Они замирали при виде сломанного тела Мотяша и озверевшего Храбра, а потом присоединялись к тем, кто стоял напротив него. Храбр был выше и сильнее любого в волости, но он был один, а их много…
Его били без жалости, не боясь оставить следов. Методично дробили колени и локти, превращали лицо в одну сплошную рану, ломали пальцы. Словно чувство безнаказанности стало пьянящей брагой и неплохие в общем-то парни превратились в обезумевших животных. Тех, что и стая изгоняет, потому как неправда это, будто животные жестоки. С жестокими дела иметь не хочет никто.
Людям показалось, что Храбр мертв, и они вышвырнули его за ворота, как и грозились. Он не знал, сколько пробыл между жизнью и смертью, но горячечное сознание выдавало ему то образ Веселины, плачущей навзрыд, то скорбные глаза матери, то посиневшее, с вывалившимся языком лицо мертвого Мотяша. Храбр бредил, кого-то звал, убегал от медведя, но тот все равно нагонял, ударом лапы валил на землю и принимался жрать Храбра, почему-то начиная с левой руки. Тело горело и замерзало одновременно. Потом ему показалось, что его куда-то тащат, но в спину ударил камень, и разлившаяся боль снова опрокинула его в небытие.
Когда Храбр открыл глаза, над его головой темнел незнакомый сруб. Он медленно моргнул и попробовал повернуть голову, но движение отозвалось вспышкой боли, и, застонав, парень снова зажмурился.
Стукнула дверь, послышались торопливые шаги, а потом на его лоб легла прохладная узкая ладонь. Храбр посмотрел из-под ресниц на пришельца и подумал, что снова бредит.
Но взаправдашняя Веселина уверенно прижала пальцами живчик на его шее и замерла, прислушиваясь к сердцебиению.
– Зачем? – собравшись с крохами сил, вытолкнул из себя Храбр вопрос, огнем горевший в нем все это время.
Веселина отвела руку и осторожно присела на край лавки, на которой Храбр отлеживался, укрытый выцветшим стеганым одеялом по самый подбородок. Девушка сплела пальцы и тяжело вздохнула:
– Батя сказал, что отдаст меня старосте соседней деревни. Сказал, мы сможем объединить две волости и, может, даже заложим новый град, если князь позволит. Староста посулил ему богатый выкуп за меня. И приказал проследить, чтобы я была невинна в первую ночь, – отец сам рассказал. Но я не разменная монета в евонных чаяниях. Не знаю, почему старосте так важна была нетронутая невеста. И знать не хочу! Зато знаю, что отец все равно отдал бы меня ему, будь это кто угодно другой, только не ты.
– А я – навье отродье… да? – Храбр закрыл глаза, чувствуя, что потолок над ним начинает кружиться.
Попытался двинуть рукой или ногой и понял, что тело его слишком ослабло даже для таких простых действий. Ему и хотелось слышать объяснения Веселины, и не хотелось. Он знал, что ее слова сломают его, но в то же время желал знать правду.
– Да, – девушка опустила глаза и скомкала фартук. – Ты хороший… человек, Храбрушко, но я тебя не люблю. И не любила никогда.
– А зачем сказала, что снасильничал?
– Я ведь хочу когда-нибудь замуж. За любимого. А если скажу, что сама под навью кровь легла, кто же меня возьмет?
Храбр горько улыбнулся, не открывая глаз.
– Храбрушко…
Веселина попыталась коснуться его пальцев, но Храбр собрался с силами и убрал руку. Веселина снова принялась комкать фартук, кусая губы.
– Мы с твоей матерью тебя спасли. Я энту избушку нашла две весны назад и никому не сказала. Ты сможешь тут отлежаться, я еду принесла и снадобья…
– Мать где? – перебил Храбр.
В горле пересохло, и ему ужасно хотелось пить, но просить о чем-то Веселину было смерти подобно.
– На ручей подалась, воды набрать, – быстро откликнулась девушка.
– Хорошо, – Храбр подышал немного, коротко сглатывая вязкую слюну.
Нахлынули непрошеные воспоминания о белой шелковистой коже под его ладонями, приглушенных стонах и бесконечных звездах на непроглядно-черном небе… Но их заслонили другие образы, страшные, кровавые, и Храбр распахнул глаза.
– А что с Мотяшем?
Веселина отвела взгляд. Храбр почувствовал, как подступают злые, жгучие слезы.
– Благодарю, что мать не бросила. А теперь уходи.
Веселина подняла на него огромные испуганные глаза.
– Храбрушко…
– Уходи, – он с трудом, то и дело переводя дыхание, приподнялся и оперся спиной о стену.
Смертельная бледность залила его лицо, страшно чернели синяки, виднеющиеся из-под тугих повязок на груди. Храбр еще не понял, что нос ему сломали, как и левую руку. Веселина прокусила насквозь губу, разглядывая побитого парня. Она уже выплакала все глаза, сначала – в лесу, потом – здесь, в этой забытой богами избушке, после – на руках у матери Храбра, которая почему-то не оттолкнула и не прогнала ее. Но слезы не сняли ни капли вины, что тяжким грузом легла на плечи и сердце. Веселина смотрела на Храбра и видела, как его любовь к ней – нежная и трепетная, точно его прикосновения в ночь Купалы, – рассыпается в пыль. И дочь головы вдруг отчетливо осознала, что такую любовь она вряд ли когда-нибудь еще встретит.
Веселина тяжело встала с лавки и помедлила, прежде чем тихо сказать:
– Прощай, Храбрушко. И прости меня, если сможешь.
Дверь за ней закрылась бесшумно.
Оборотнева кровь и забота матери помогли Храбру встать на ноги быстрее обычного человека. Он проводил мать в город к дальним родичам, поклонился до земли и пошел прочь. Храбр не сказал единственному родному человеку, что задумал, но мать что-то чувствовала, как и тогда, на Купалу. Долго цеплялась за руку сына и пыталась заглянуть ему в глаза.
Храбр думал не о том, правильный ли выбор он сделал. А лишь о том, как лучше все обставить. Он брел по пустынным улицам маленького городка, опустив глаза в землю. Как вдруг на него налетело что-то отчаянно ругающееся, невысокое и все сплошь состоящее из острых локтей и крепких словечек. За дивным существом гнались двое, явно грозившие ему жестокой расправой. Храбр не раздумывая схватил беглеца за плечи и задвинул себе за спину. Все, что он успел заметить, – нежное девичье лицо и вместо привычных юбок штаны, в которых только воительницы да лаумы позволяли себе расхаживать. Но времени удивляться или смущаться не было: преследователи налетели на нежданного защитника, полные решимости отправить его в Навь. Вот только они никак не ожидали встретить того, в чьих жилах текла кровь оборотня.
Когда все закончилось, Храбр сидел посреди дороги, запрокинув голову и пытаясь унять кровь, текущую из едва успевшего зажить и снова сломанного носа. Девушка, которую он спас, присела рядом на корточки и дотронулась до его лица. Храбр зашипел и отдернулся, а она невозмутимо отерла ладонь о штанину и проговорила:
– Не знаю, откуда ты взялся, но вижу, что сам ты так и останешься тут сидеть. Знаешь что, давай-ка вставай.
Храбр с сомнением оглядел подставленное плечо, но девушка поторопила:
– Давай-давай. Обопрись на меня.
– Испачкаю…
– А то я прямо чистая, как жрица Сауле после бани. Я сказала, обопрись и не болтай. Вот так. Ноги переставлять можешь? По шажочку.
– Не надо, я сам.
– Вижу я, как ты сам. Что же ты за упрямец такой?
– Я иначе не умею, – пожал плечами Храбр и тут же зашипел из-за прострелившей спину боли.
Против воли он все-таки налег на странную девицу, содрогаясь то ли оттого, что внутри него все было бито и переломано, то ли оттого, что на ее одежду закапала его темная густая кровь. Девушка чуть согнулась, но и впрямь оказалась крепче, чем можно было подумать, глядя на нее.
Видать, и впрямь воительница какая.
Она ступала твердо и уверенно вела Храбра – он не знал куда, да это было и неважно. Дурнота то накатывала, то отступала, и все, что он мог, – дышать как можно глубже в перерывах между ее приходами. Он с трудом чувствовал девичьи плечи под своей рукой и цеплялся за эти ощущения, как за последний мост над обрывом.
Девушка, назвавшаяся Бояной, привела его в корчму. Заплатила заложницу, обработала раны и тихо исчезла, когда Храбр начал проваливаться в тяжелую дрему. Он был уверен, что видит ее в первый и последний раз. Но наутро, когда Храбр, хромая, спустился в зал корч мы, Бояна ждала его вместе с черноглазой рыжей подругой. Рыжая предложила ему присоединиться к их шайке. И Храбр не сумел сыскать ни одной причины, чтобы отказаться.
Когда-то Бояна спасла его. Теперь же помощь нужна была ей самой, и Храбр поедом ел себя, что ничем не может помочь. Оставалось только ждать.
Он снова взялся за топор.
Взмах. Удар. Треск…
Глава 10. Там, где лес растет
– Куда ведет эта дорога?
Итрида стояла на обочине широкой, утоптанной желтой полосы, стрелой пролегавшей к горизонту.
За ее спиной зашуршала трава, стряхивая серебро утренней росы на штаны шехха, и Даромир тоже выбрался на дорогу. Шехх отчаянно зевал, не заботясь о том, чтобы прикрыть рот рукой.
– Главное, что к людям, – поежился он.
К прохладе Даромир привык – в его родной пустыне по ночам было так холодно, что без теплой одежды путник мог к утру превратиться в закоченевший труп. Но чего там точно не было, так это вездесущей воды, которая заливалась в сапоги, вползала за шиворот и мочила лицо, на которое тут же налипала плотная мягкая паутина! Беловодье, по мнению шехха, давно уже стоило переименовать в Утопье. Куда ни сунься – всюду лес, болото или вода. Стоит отвернуться, и человеческое жилище мигом окажется захвачено длинными зелеными лапами елей, опутано кустарником или утоплено в черных бочагах…