– Самовила. Не пялься. Эти девицы отличаются вспыльчивым нравом.
– Но ведь самовилы – красавицы, нежные и трепетные, так во всех байках сказывают! – Итрида недоверчиво вздернула голову, искоса продолжая рассматривать ссорящуюся пару.
– Они охотницы, милая. Как думаешь, они сваливают добычу взмахом ресниц или приятной улыбкой? – Даромир ухмыльнулся снисходительно, словно Итрида была маленьким ребенком, а он – взрослым, объясняющим, что мир вовсе не такой, каким ей видится.
Самовила почувствовала взгляды чужаков, обернулась и сощурилась. Ее глаза полыхнули такой злобой, что Итрида невольно поежилась и отвернулась, поспешив за шеххом. Сунув руки в карманы и напевая, Даромир уже ушел вперед, уверенный, что Итрида последует за ним.
– Дар, – прошептала Итрида, догнав шехха. – А где ее крылья?
– Наверно, она отказница, – отозвался шехх, не оборачиваясь и не сбавляя шага. – Не смогла прыгнуть со скалы. Таким крылья обрезают. Потому-то и не остаются они в родных землях. Либо с жизнью кончают, либо вот так. К людям приходят. А кое-кто – и к живникам.
Итрида не выдержала и обернулась на самовилу-отказницу, но ни девушки, ни лешего не увидела.
– Куда мы идем? – спросила она приятеля, догнав его.
– К Йулле.
– Птице?! Постой, Дар, погоди! Нам нельзя к ней!
– Если ты хочешь задержаться в Белоозере, тебе придется познакомиться со старухой, Итка, – Даромир остановился и слегка сжал плечо Итриды, внимательно глядя ей в глаза. – Либо надо уйти прямо сейчас.
Итрида сжала кулаки, глядя в глаза Даромира. Ее огонь молчал. Ухали совы, мерцали светлячки, тихонько гудели разговоры прохожих. От травы поднимались тонкие нити тумана, из леса тянуло сыростью и холодом.
Даромир сказал, что птицелюдки бывают только женщинами. У кого, как не у старейшей из них, узнать, права ли молва или все-таки ошибается?
Итрида медленно кивнула. Шехх кивнул в ответ, снял руку с ее плеча и снова пошел впереди.
Белоозеро имело форму треугольника. Дом Йуллы располагался на его вершине, дальней от входа, там, где в городе людей был бы детинец. Итрида ожидала увидеть терем, но птицелюдка предпочла расстроить свое жилище вширь, а не ввысь. Оно лежало на небольшом пригорке, одноэтажное и темное, со множеством окон и крыльцом почти на всю длину дома.
Возле входа горел огонь в двух жаровенках. Их держали в когтях железные совы ростом с человека. Острые клювы от огня подсвечивались красным, круглые глаза в упор смотрели на дерзнувших побеспокоить хозяйку. Итрида поежилась: уж больно живыми выглядели грозные стражи.
Над дверью был приколочен крупный череп, по виду – волчий. Весь сруб оказался покрыт рунами. Дверь была открыта, и теплый ночной ветерок трепал длинные нити бус, занавешивающих вход в избу. Итрида пригляделась: на нити были нанизаны хрустальные капельки, ракушки, колечки, напоминавшие височные, кое-где встречались даже зубы. Все это богатство шуршало и позвякивало, звуча подобно перестуку капель дождя, и Итрида сама не поняла, как заслушалась и замерла возле поющей занавеси.
Даромир дотронулся до ее руки, и магия звука разрушилась. Шехх постучал костяшками пальцев о косяк двери и негромко позвал:
– Йулла, ты здесь? Позволишь войти?
Итрида выглянула из-за плеча шехха.
– А ничего, что мы… вот так? Разве мы не должны были испросить дозволения, чтобы предстать перед ней?
– Церемонии оставь для людских городов, девочка. Старая Йулла не любит лишних слов, – прервал девушку скрипучий голос, и из теней выдвинулась на свет птицелюдка. Итрида вздрогнула, но глаз не отвела.
Ниже по-стариковски поджатых губ лицо Йуллы было обычным. Острый подбородок, дряблая кожа, покрытая пятнами… Платье украшал воротник из перьев. Тонкую шею обнимали в несколько рядов бусы, только не из безделиц и костей, а из дорогих, тускло поблескивающих смарагдов и кровавиков.
Выше рта человеческие черты истаивали, превращаясь в птичьи. Вместо носа у Йуллы оказался загнутый книзу клюв, у основания окруженный редкими седыми перьями. Быстро моргающие глаза были черными и без зрачка. В их уголках росли пучки мелких перышек, похожие на ресницы. Те же перья покрыли и лицо, и голову, заменяя волосы. Йулла повернулась к Даромиру, и Итрида разглядела, что перья стекают по спине, прячась под платьем. Цветом оперение напоминало сову-сипуху Йулла опиралась на палку, хотя спина ее была прямой. Старуха по-птичьи склонила голову к плечу, рассматривая Итриду.
– Даромир, шакалий сын, – раздался наконец скрипучий голос. – Кого ты притащил в город старой Йуллы?
Шехх прокашлялся и заговорил неуверенно, чего с ним раньше никогда не бывало:
– Она мой друг. Ее зовут Итрида. И мы просим у тебя разрешения обождать в Белоозере, пока наши соратники не вернутся от болотной ведьмы Ихтор.
– Йулла тебя не о том спросила, – женщина-птица дернула шеей. На миг ее глаза затянулись пленкой. – Йулла спросила, кого ты притащил. Впрочем, чего ждать от людей – вы дальше собственного носа не видите и не чуете толком. Убирайтесь прочь. Прочь! – Йулла взмахнула палкой, будто выметая сор из дома. Но «сор» попался упорный.
– Мы не сделали ничего плохого! – Даромир нахмурился и скрестил руки на груди, не спеша уходить.
Итрида же стояла словно громом пораженная, не слыша и половины слов, которыми обменивались шехх и птицелюдка. Злость старухи была так несправедлива, что неожиданно задела Итриду.
– Тогда почему от нее воняет сгоревшими перьями? – прошипела Йулла и наставила палку на Итриду. – Она якшалась с крылатыми, да еще и с самой мерзкой их частью – Опаленными! Таким нет места на земле старой Йуллы.
– Я не знаю, о ком вы говорите, – Итрида сжала кулаки и вышла из-за спины шехха.
Она встала напротив птицелюдки, глядя той в глаза. Странное, чуждое лицо смущало, взгляд, по которому нельзя было прочесть ровным счетом ничего, вызывал дрожь, но Итрида заставила себя смотреть.
– Внутри меня живет огонь, о котором я не просила. Он выжигает меня изнутри вот уже пять весен. Им проклял меня мужчина – человек, – и уж точно он не был ни самовилой, ни птицелюдом. Но недавно я повстречала одного птицелюда, который мог бы быть вашим братом… если бы у вашего народа рождались мальчики.
Йулла наклонила голову к другому плечу.
– Заходи, – наконец отрывисто каркнула она. – И ты, блудливый шехх, тоже.
Глава 11. Смарагдовая шкатулка
В доме Йуллы терпко пахло благовониями: они дурманили голову и размывали зрение, убаюкивая и заманивая в свои объятия. Итрида старалась дышать ртом, чтобы коварные зелья не сбивали с ног. Йулла вела их с Даромиром через свои покои, постукивая палкой по темным доскам пола. Путники миновали длинный коридор со множеством дверей. Одна из них была открыта. Итрида не удержалась и заглянула в комнату, когда они проходили мимо. Там сидела на кровати девушка-птица и штопала рубашку. Ее лицо, склоненное над одежкой, медово освещала горящая лучина. На краешках светлых перьев дрожали золотые искры. Почувствовав чужой взгляд, девушка вскинула голову. Ее глаза на миг подернулись пленкой, совсем как у Йуллы. Век у птицелюдок не было, и Итрида решила, что, должно быть, они так моргают. Девушка отбросила ткань, подбежала к двери и захлопнула ее.
– Йарре не любит людей, – скрипуче каркнула Йулла.
– Я думала, этот дом только ваш, – задумчиво произнесла Итрида.
Но Йулла лишь усмехнулась.
– Он только Йуллы. И потому только Йулла решает, кому здесь оставаться. Нас слишком мало, чтобы терять друг друга из виду, поэтому вся молодежь поначалу живет под крылом Йуллы, а вылетает тогда, когда докажет, что способна выжить среди людей.
– Это… разумно, – подумав, кивнула Итрида.
Йулла приоткрыла клюв и издала странный звук, похожий на скрип сломанного дерева. Ради собственного спокойствия Итрида решила, что птицелюдка засмеялась.
Йулла наконец остановилась и дернула головой, указывая на другую приоткрытую дверь.
– Заходите. Садитесь. И говорите всё, что вам есть сказать. Если старой Йулле покажется, что вы несете чушь, – уберетесь прочь из Белоозера и забудете сюда дорогу навеки. На веки вечные!
Итрида и Даромир переглянулись. Подчиняясь указанию черных когтей, они гуськом вошли в комнату, оказавшуюся ложницей Йуллы. Даромир уселся на низкий топчан и тут же потянулся к серебристому кувшину, стоявшему рядом на столике. Плеснул в найденный тут же кубок, отпил и скривился: вода! Но вслух ничего не сказал.
Итрида была уверена, что Йулла выгонит их прочь за такое самоуправство, но птицелюдка лишь указала ей на место рядом с шеххом. Сама Йулла расположилась на широкой скамье, раскинув по ней разноцветные полосы ткани, из которых состоял подол ее платья. Сухо застучали камни в бусах, пока городничая Белоозера готовилась слушать рассказ незваных гостей.
Итрида опустилась на топчан рядом с Даромиром. Ей привычно было сидеть по-мужски, широко расставив ноги. Но под непроницаемым взглядом птичьих глаз огненосица вдруг смутилась – она уж и забыла это чувство за годы бродяжничества – и ограничилась тем, что положила ногу на ногу. Переплела пальцы и уставилась на них так внимательно, будто ее многочисленные кольца вдруг оказались самым интересным в мире зрелищем.
– Что ж. Я не знаю, о каких Опаленных вы говорите, но пять весен назад в лесу я повстречала странного огненосца…
Пять весен назад. Беловодье
Рыжая Итка сидела на крылечке.
Из-под ее рук сыпалась сладко пахнущая стружка. Тонкий нож с деревянной рукоятью ловко гулял по сучковатой ветке, девичьи пальцы держали его нежно, будто обнимали. Девушка наклонилась над своей работой. Конец толстой рыжей косы зазмеился по крыльцу, сверкая на солнце маленькими золотистыми искрами.
Распахнулась дверь, и из избы показалась мать. В руках она несла бадью с грязным бельем. Не заметив Итку, мать натолкнулась на нее, и нож повело: морда волка получилась кривой, будто зверь усмехался.